— Не ори.

— Я не ору! Я ЗАБОЧУСЬ О ТЕБЕ!!!

Почему все замолкают именно в такие моменты? Почему бы не продолжать говорить, бегать, прыгать, спорить, смотреть свои видосики, чатиться, играть. Но нет. Целому коридору вдруг стало дело только до одного — о чем говорят Горелов со Смирновой.

— Чего ругаемся, сладкая парочка?

Войцеховская хлопнула Леру по плечу.

— Мы не ругаемся, — прошипела Лера.

— Еще скажи, что вы не сладкая парочка.

— Отстань!

— Лера писала дневник вместо сочинения.

— Круто, а я свой дома оставила-

— И правильно! Такое нельзя таскать по всей-

— Вы какую тему выбрали? — Литвинова вышла из кабинета и остановилась рядом с ними. — Я — «Месть и великодушие». Проще всего-

— Заткнись, Ксю. Кому оно сдалось, твое сочинение. — Войцеховская вскинула рюкзак повыше.

— Девчонки, я серьезно! Это не шутки. Нужно было осторожнее-

— Мы поняли уже! — Войцеховская подмигнула. — Потопали уже. Неохота слушать, как Илона орет.

Это было очень странно. Идти по школе не одной или в хвосте за Германом, а с кем-то. Войцеховская с Литвиновой шли чуть впереди, они с Тимуром сзади, но они были вместе. Им не нужно было это обсуждать, этому не стоило удивляться. Опасность связала их крепче любой дружбы. Рядом с ними — впервые в жизни — Лере было спокойно и комфортно.

— Я сяду с тобой. Ты не против?

Тимур преградил вход в кабинет истории. Лера смогла только кивнуть, с головой ныряя в удивление… смятение… радость…

Они сели на последний ряд, за обычную Лерину парту, за Германом и Федей. Голицын заулюлюкал, но его никто не поддержал. Смеяться над Гореловым не желал никто. Донникова свернула себе шею, пялясь на них. У Тимченко в прямом смысле отвисла челюсть. На них смотрели все. Задорин, Грибанов, Донникова, Свирина, Крюкова, Ильченко, Рыжкова. Аринэ. Антон…

Антон хмурился. Он не понимал. Никто ничего не понимал. Весь класс был окутан недоумением, оно становилось гуще с каждой секундой. От него было тяжело дышать. Оно было так же реально, как дым от костра. Только два огонька светились сквозь туман. Войцеховская, второй ряд третья парта. Литвинова, первый ряд первая парта. Они не удивлялись. Им было смешно.

Звонок случился неожиданно как оплеуха. Оказалось, история может быть увлекательной, когда сидишь не одна, когда в вотсап приходят веселые сообщения, когда тебе впервые по-настоящему наплевать, что думают другие. Не потому, что ты изгой и храбришься, а потому что ты выше этого и тебе реально нет ни до кого дела.

Но со звонком пришло осознание, что следующий урок — геометрия. И что Ирина не погладит их по головке за вчерашнее вранье.

— Что мы скажем Ирине?

— Что-нибудь придумаем, — подмигнул Тимур. Лере очень хотелось спросить, собирается ли он и дальше ходить за ней как мама-курица, но она не могла заставить себя даже пошутить на эту тему. Пусть будет, что будет. Если он захочет снова сесть к Антону, она не скажет ни слова. Вот начнется геометрия, и они увидят…

— Пенал! — Лера остановилась посередине коридора. — Я забыла на истории пенал!

— Иди, мы тебя подождем, — сказал Тимур.

Он сказал «мы», но его глаза говорили «я». Лера рванула назад, кусая губы, пытаясь унять стучащее сердце.

Пенал лежал на ее парте. Она поскорее сунула его в рюкзак.

— Лера, можно тебя на пять минут?

Она узнала бы этот голос когда угодно. Ноги внезапно стал ватными, руки выпустили полузакрытый рюкзак, и он грохнулся на пол.

Антон Чернецкий наклонился, поднял рюкзак, поставил на парту.

— Держи.

— Спасибо.

Они были одни в целом классе. Сцена, которую Лера тысячу раз прокручивала в голове, вдруг стала реальностью. Она. Антон. И больше никого. Только в ее фантазиях Антон смотрел на нее иначе, не настороженно и смущенно. В ее фантазиях он не выдавливал из себя улыбку, не изображал из себя вежливого одноклассника. Он был серьезен, и нежен, и взволнован.

Как вчера Тимур.

Леру обожгло сожаление, что сейчас здесь с ней не он. Нет, этого просто не может быть. Она любит Антона всю жизнь и будет любить, несмотря ни на что. Она любит саму свою любовь к нему. Она знает все о нем. Антон — часть ее жизни, а Тимур чужак, пришел ниоткуда и уйдет в никуда, случайная карта, выпавшая в игре.

— Эээ… Лера…

— Ты о чем-то хотел поговорить? А то меня ждут.

Оказалось, что говорить с Антоном не труднее, чем с любым другим одноклассником. Это он почему-то мялся и смущался, отводил глаза, хмурился.

— Я только хотел спросить… Что вообще происходит?

— В смысле?

— С Тимом. Вы так резко задружили. И Ксю тоже…

— Может, у них и спросишь? Вы вроде друзья.

— Ну ты же видишь, какой он. Он говорит только то, что считает нужным.

Не знаю. Я вообще ничего про него не знаю.

— То есть ты не в курсе, они вместе или нет?

Так вот что ему нужно. Узнать, вместе ли Тимур и Литвинова. Ревнует? Или, наоборот, счастлив, что бывшая подружка утешилась и больше не будет камнем на его совести?

— Нет.

Разочарование Антона опустилось ему на плечи словно роскошный плащ.

— Ладно. Извини.

Он пошел к выходу, такой красивый, такой родной. Абсолютно равнодушный. Какая же она дура… О чем вообще она могла мечтать? Зачем прилепилась на столько лет к парню, которому на нее откровенно плевать?

— Антон!

Он обернулся.

— Тебе не кажется, что раз Тимур сел на истории со мной, глупо спрашивать, встречается ли он с Ксю?

Реакция Антона была приятной, хоть и слегка обидной.

Он остолбенел.

Тимур стоял на том же месте в коридоре. Войцеховская и Литвинова тоже не ушли далеко — сидели на подоконнике, смотрели что-то в телефоне Войцеховской.

— Что ты так долго?

— Антон задержал.

— Антон?

Лера честно хотела сказать ему правду. Но изумрудная ревность Тимура была так красива, что она только кивнула.

— Угу.

— И что ему было надо?

— Ну так, спросил кое-что.

— Что именно?

— Я должна перед тобой отчитываться?

— Нет. Но разве вы обсуждали что-то секретное?

— Спроси у него. Ты же его лучший друг. Не я.

— Нет уж, я тебя спрошу… — Тимур обхватил ее сзади за локти, потянул к подоконнику. — Не выпущу, пока не скажешь.

— Тимур!!! Отпусти! Я скажу…

Но она не успела.

— Горелов! Смирнова! Литвинова! Войцеховская!

Математичка Ирина Ивановна, тонкая, жилистая, разъяренная как дикая кошка стояла посередине коридора.

— Быстро за мной!

— Ирина Ивановна, я все объясню-

— Ни слова, Горелов! За мной, я сказала!

Она привела их на третий этаж. У кабинета физики носились шестиклашки. Дима стоял к ним спиной и закрывал дверь. Он был особенно наряден — в светло-сером узком костюме, в белой рубашке — и весь лучился самодовольством. Сегодня же юбилейный концерт, вспомнила Лера. Приедут журналисты, шишки из администрации, бывшие выпускники. То-то Диму бомбит. Речь наверняка заготовил на час.

— Дмитрий Александрович!

Он вздрогнул и уронил ключ.

— Что такое- ОПЯТЬ ВЫ???

Димино круглое личико из лимонно-кислого стало помидорно-красным. Математичка принялась рассказывать то, что произошло вчера. Судя по ее словам, вчера они совершили преступление века. Дима хмурился, нетерпеливо притоптывал ногой. Он закипал и раздувался на глазах, вот-вот и крышка слетит.

— СМИРНОВА! Что ты себе позволяешь?

— Почему сразу Смирнова, это я-

— Я не с тобой разговариваю, Горелов! Эта троица у меня в печенках сидит, Ирина Ивановна! — Дима навис над Лерой как пылающий шар. — Думаешь, мамочка опять прибежит за тебя заступаться, Смирнова? Даже не надейся!

«Мамочка».

Диму одолевала ярость, не имеющая к ним никакого отношения. Неужели он злится из-за мамы? Неужели они наконец поссорились?

— Моя мама тут не причем!

— Не хами! Забыла, с кем разговариваешь? У нас сегодня праздник, важное мероприятие, а вы опять срываете своими выходками-