— Тебе не кажется, что роль защитника лучше подошла бы этому мальчику? Антону?

— Чтобы он стал драться с Литвиновой? Как ты себе это представляешь, мам?

Мама хмурилась и не понимала до конца.

— Значит, Антон попросил тебя разобраться с Литвиновой?

Лера мотнула головой. Чем дальше, тем хуже.

— Аринэ очень хорошая. А Литвинова так себе. Аринэ всегда хорошо разговаривает с Германом. А Литвинова его не замечает. Как будто он грязь под ногами.

Больше книг на сайте - Knigoed.net

Вот тут она задела верную струну. Бывает даже с неумелыми музыкантами вроде нее. Герман был маминым слепым пятном, ее Ахиллесовой пятой. Когда дело касалось Германа, мама теряла способность рассуждать здраво. Вот и сейчас все, и сомнение, и интерес, и волнение — все затянула беспросветная печаль.

— Так здорово, что ты заботишься о брате. Но я буду рада, если ты будешь решать проблемы без кулаков.

— Прости, мам, — искренне сказала Лера. — Столько всего накопилось в последнее время…

Мама внимательно посмотрела ей в глаза.

— Этот мальчик тебе тоже нравится? Антон?

Внутри Леры все сжалось в тугой комок. Но она храбро выдавила из себя улыбку.

— Договарились только про Литвинову.

— Точно. — Мама улыбнулась и встала. — Тогда я пойду. Спокойной ночи…

— Мам! Читерство!

Мама тут же села обратно.

— А я думала, мне удастся ускользнуть.

— Нельзя нарушать свое слово. Ты сама нас учила.

— Просто я не люблю пересказывать слухи. А с тридцать седьмым кабинетом связано очень много слухов… Это кабинет химии. Там работала Елена Владимировна, не помню фамилию. У вас она, кажется, не преподавала.

— Неа.

— Эту комнату сделали кабинетом недавно, раньше там сидела завхоз, хранилось всякое. Елена Владимировна пришла в школу года три назад-

— Мам, ты про кабинет рассказывай.

— Я и рассказываю. Эта Елена была, знаешь… я не люблю таких слов, но все-таки… Она была немного странная. Ни с кем не общалась. Было такое ощущение, что она всех избегает. Ее право, конечно, никто не навязывался. А потом как-то внезапно выяснилось, что она изумительный педагог. Потрясающий химик. Дети за ней толпами ходили. Оба одиннадцатых класса в прошлом году выбрали сдавать химию, представляешь? Все пятьдесят три человека. Сдали блестяще. Настоящий педагогический талант…

Мама задумалась. Ей было завидно — совсем чуть-чуть.

— А дальше?

— А дальше все очень быстро закончилось. В начале года она еще работала, как раньше. А потом, в ноябре, кажется, написала заявление об уходе. Даже две недели не отработала. Дима… директор ужасно разозлился. Она отдала заявление секретарю, отвела уроки, ушла. Утром на следующий день уборщица пришла в ее кабинет, а там… ну ты должна была видеть.

— Ага. Полный хаос. Что она там делала вообще?

— Никто так и не знает. Евгения Макаровна не смогла до нее дозвониться. Решили, будет проще прибраться и забыть.

— Тогда почему не прибрались?

— Потому что три уборщицы уволились после того, как пытались это сделать.

— Чего?

— Да, представь себе. Внезапный кадровый кризис.

— А почему? Они что-нибудь сказали? Может, это просто так, совпадение? Никак не связано с кабинетом?

— Может быть. Но уж очень странное совпадение. Говорили, в кабинете творится что-то нехорошее. В результате целый месяцв тридцать седьмой никто не заходил. Директор решил, он лучше обойдется без кабинета, чем без уборщиц. Я не думала, что он вас туда отправит. Он сказал, что оставил тебя на общественные работы, но не уточнил.

— Да ничего там не было страшного… — начала Лера и осеклась.

Ничего, кроме той тетради.

— Лера. — Мама смотрела внимательно, настороженно. — Там было что-нибудь, о чем бы ты хотела мне рассказать?

Теперь собрать всю волю в кулак, посмотреть маме в глаза, сказать как можно естественнее.

— Неа. Обычный хлам. Понятия не имею, чего они там напугались. Диме просто стоило не жадничать на зарплате уборщиц.

Мама рассмеялась.

— С этим точно не поспоришь.

Ее настороженность рассеялась, появилось спокойствие. Удовлетворение после доверительного разговора с дочерью.

Зато у Леры после этого разговора стало неспокойней на душе.

Каждый хочет чтобы его любили.

Нужна ли любовь учителю?

А как же. Приветливые улыбки и искренний интерес вместо кислого «а, это вы, Леночка» в учительской. Выученные наизусть параграфы вместо «а вы нам ничего не задавали» в классе. Восхищение вместо равнодушия, преклонение вместо насмешек. Вот что такое любовь. Ее не бывает слишком много.

— Здравствуйте, Елена Владимировна!

— Еленочка Владимировна, дооброе утрооо!

— Вы сегодня такая красивая!

— А я выучила весь учебник до конца!

— Мы хотим ходить на факультатив по химии! Весь класс! Можно?

— Леночка, как вам к лицу этот цвет.

— Где вы покупали это платье?

— Я перепутала вас со старшеклассницей! Подумала, что какая у нас симпатичная новенькая.

А ведь совсем недавно они не знали, как ее зовут. «Эта по химии». «Химичка». Наверное, стоит сказать спасибо, что хоть предмет запомнили. Невзрачная, незаметная, ненужная. Была когда-то. Теперь все изменилось. Любовь — красная, яркая, бурная — потоки любви лились отовсюду. Управлять ими было совсем легко. Поначалу, да, это требовало концентрации и усилий. Но кто старается, у того получается — ей ли этого не знать. Эту незамысловатую истину она давно пыталась вдолбить в тупые головы учеников. Но они не были способны понять даже это. Зато любить — о да, любить — они все оказались способны. И дети, и взрослые. И отличники, и двоечники. У каждого был запас любви и восхищения, который было так легко вытащить из них и забрать себе.

— Елена Владимировна, это вам!

Перед глазами возник огромный букет из роз. Саша Черепков, 10 «В». Главный хулиган школы, состоит на учете в полиции. Теперь наивный влюбленный мальчик, который боится вздохнуть на ее уроке. А ведь совсем недавно ей приходилось стирать с доски матерные слова, написанные его рукой.

— Спасибо, Саша. Но ты понимаешь, я не могу принимать такие подарки.

Отчаяние горящей веткой вспыхнуло в бурном пламени любви. По щелчку пальцев оно разгорелось сильнее. И сильнее. И сильнее. И вот уже голубые глаза бывшего хулигана наполняются слезами. Он разворачивается… Несется по коридору, размахивая руками и рыдая как институтка.

Что за дурацкое выражение — как институтка.

Но Черепкову подходит. Он больше не гроза всей школы, а просто влюбленный истеричный мальчик.

— Елена Владимировна, можно сегодня пересдать тест?

Большие испуганные карие глаза на худеньком личике. Лика Селиванова из 9 «А». Девочка, которая на первом уроке заявила, что химия отстой, ей не сдалась и что после девятого она уходит в колледж искусств, где ее уже готовы принять. Что ж, за последние две недели Лика ни разу не взялась за карандаш и краски. Она проходила дополнительный курс по химии. И не только она.

Интересно, что скажут родители по поводу безумного увлечения химией, вспыхнувшего в этом году. Скоро собрание, там и узнаем. Весь педсовет ей вчера пели дифирамбы. На олимпиаде все призовые места у ее учеников… Дисциплина на уроках идеальная… Самые сложные ученики исправляются на глазах… В чем ваш подход, поделитесь опытом…

Уши до сих пор краснели от директорской похвалы. Если б только захотеть… Но зачем ей этот губошлеп? Пусть прячется по углам со своей Машенькой (как будто вся школа не в курсе их отношений). Ей нужен кто-нибудь получше. И она его обязательно получит. Ведь это так просто. Достаточно только выловить нужную эмоцию.

— Здравствуйте, Елена Владимировна.

Приветствие грянуло дружно, громко, как будто отрепетировано. 10 «В». Класс, который в прошлом году довел ее до больницы. Инсульт, к счастью, не подтвердился, но они заплатили за все. За разбитые очки, за кнопки на стуле, за порнографические фотографии, намертво приклеенные к доске, за кражу денег, которые она собирала на интерактивную доску… О, к 10 «В» накопился особенно длинный счет. Совсем недавно она всерьез думала увольняться из-за них. Как работать, когда каждый ученик в классе — проблема?