— Я так рада, что у тебя появились друзья, — рассмеялась мама. — Но на «Мстителей» тебе придется идти второй раз.

Только по дороге в школу Лера сообразила, что так и не выяснила, почему грустила мама.

На первом уроке Лера залезла на школьный сайт и под монотонный рассказ англичанки о предлогах и глаголах принялась смотреть ролики, загруженные для конкурса. В одно ухо был вставлен наушник, прикрытый волосами, звук был поставлен на минимум. Тратить свободное время на ролики — наверняка трэшовые — было жалко. А вот тратить на это урок английского — самое то.

Предчувствие не обмануло. Ролики и правда были в основном отстойные, в стиле «это моя школа, это мой класс, а это я». С такими и думать нечего выиграть конкурс. Самым нормальным оказался ролик юзера под ником Мерц — он снимал школу откуда-то сверху, с крыши соседнего дома и с крыши самой школы. Взгляд сверху был неожиданный и свежий. Заканчивался ролик энергичным возгласом Скакалки «а ну слезай отсюда быстро!», из которого сразу было ясно, что Мерц — это злополучный Голицын.

Англичанка вызвала Кузнецова, который бодро принялся что-то лопотать. Лера поставила Мерцу лайк и сунула телефон в рюкзак. Лайки были всего лишь лайками. Они, конечно, таили в себе какие-то эмоции. Люди, которые писали их, что-то чувствовали, о чем-то думали. Но о чем именно, Лера не знала. А она уже привыкла знать.

Лера оглядела класс. Голицын лопался от внутреннего хохота, просматривая что-то в телефоне. Шестаков на кого-то злился, Романова излучала нетерпение. В туалет что ли хочет. Горелов — единственный из тусовки Антона, кто был в Лериной группе на английском — скучал. Его соседка Соня Ильченко впустую источала симпатию. С Гореловым ей ничего не светило: он был окружен стеной железобетонного равнодушия. Соня, похоже, что-то почувствовала: в розовых нитях появились бутылочно-зеленые вкрапления. Разочарование.

И что они нашли в Горелове? Рыжкова, Ильченко. В классе полно ребят гораздо красивее. Да, он вроде бы прикольный, и Антон не стал бы дружить с кем попало. Но влюбляться то зачем?

Ильченко наклонилась к Горелову и что-то зашептала ему на ухо. Его равнодушие тут же сменилось раздражением. Вот паршивец. Соня нормальная девчонка. Может, помочь ей? Одолжить у нее немного симпатии, протянуть розовые нити к Горелову. Кто говорит, насильно мил не будешь? Еще как будешь. Неприязнь и раздражение тут исчезнут, сменятся любовью. Ильченко будет счастлива, Горелов тоже. Наверное.

Руки сами по себе потянулись вперед, зацепили розовую нить. Лера уткнулась взглядом в парту. Нельзя. Горелов не Антон, но распоряжаться его чувствами она тоже не должна. Пусть Ильченко сама разбирается, как покорить его сердце.

Ильченко снова что-то прошептала ему, он что-то негромко ответил.

— Дурак! — воскликнула она.

Горелов сгреб все свое со стола и пересел на соседний ряд.

За парту Леры.

— Горелов!

— Можно я тут посижу, Наиля Рафаиловна?

— Ну не в середине же урока пересаживаться, Тимур.

— Я просто никак не мог дождаться конца урока.

Он так это сказал, что все в классе засмеялись. Даже кругленькая Наиля улыбнулась.

— Хорошо, сиди со Смирновой. Если тебе так не терпится…

Все уже откровенно ржали. Лера отодвинулась на самый край парты. Горелов бесил ее невероятно. И при этом было забавно наблюдать за всплеском ревности у Ильченко, за недоумением Романовой, Аркадьевой и других сплетниц. Английский больше не был самым скучным уроком. Всем надо было решить вопрос мирового значения: прикалывается Горелов или на самом деле захотел сесть с этой придурошной Смирновой?

Лера искоса глянула на Горелова. Что все-таки они в нем находят? Профиль, далекий от классического идеала… прическа, напоминающая газон: слишком длинные волосы на макушке, а виски и затылок обритые почти под ноль… Разве что глаза красивые. Слишком светлые для такого смуглого парня, с длинными густыми черными ресницами. Эти глаза совсем ему не подходили…

— Что смотришь, Смирнова? Нравлюсь?

Черт. Лера склонилась над закрытым учебником. Он ее поймал. Теперь решит, что она тоже влюбилась, как Ильченко и Рыжкова. Сиреневая досада заструилась между пальцев. Сейчас она ему покажет, кто в кого влюбился…

Но эмоции Горелова были просты и безобидны. Он не смеялся, не испытывал самодовольства. Он слушал англичанку и был полностью поглощен тем, что она говорила. Он был спокоен, уверен в себе. Немного скучал. И совершенно не думал о Лере.

Это было даже немного обидно.

Последним уроком была физкультура. Обычно там творился ад, даже несмотря на справедливость Скакалки. За ад отвечали Задорин и Войцеховская: подножки, тычки, мячом в голову и прочие безобидные шалости были вполне обычным делом. Но сегодня — бывает и в Лериной жизни везение — они дружно исчезли после геометрии и до физкультуры не дошли. Одного этого было достаточно, чтобы чувствовать себя окрыленной и нормально выполнять упражения.

После разминки Скакалка поделила их на команды для волейбола. Герману традиционно досталось место на скамейке запасных, а Лере предстояло отдуваться за двоих. Как обычно. Волейбол не входил в список Лериных любимых занятий. Играла она паршиво, и никакая сила в мире не могла заставить ее играть лучше. Как надо бить по мячу, чтобы он летел в нужную сторону? Кому пасовать? От кого принимать? Правила путались в голове, мяч был фашистским снарядом, который метит прямо в голову.

Но сегодня все было иначе. Сегодня — волей то ли судьбы, то ли удачи, то ли хорошего настроения Скакалки — Леру поставили в команду Антона. Это изменило все и сразу. Антон иногда смотрел в ее сторону. Иногда орал «Смирнова, пасуй!» А когда ей чудом удалось перекинуть мяч на другую сторону и заработать очко для команды, он даже назвал ее по имени.

Мелочи. Какие же мелочи. Но зато настоящие.

— Аринэ, лови! — крикнул Антон и коротким точным движением послал мяч черноволосовой красавице. Мяч взлетел красиво, высоко.

Вместе с мячом от Антона к Аринэ полетел мощный поток любви. Искрящиеся нити всех оттенков красного, они переливались, переплетались, неслись наперегонки к черноглазой Аринэ, которая застыла сцепив ладони, не замечая ни мяча, ни одноклассников, видя только его, Антона.

Лера застыла, запрокинув голову, стараясь не пропустить ни крупинки, ни искорки. Вот какая она, любовь. Нежная и бурная, ласковая и волнующая. Она убаюкивает, она будоражит, она кружит голову. Заставляет плакать и смеяться одновременно. И всегда, всегда, в любой момент она прекрасна…

Вдруг пламенеющий поток Антона застопорился, изогнулся, сменил направление. Тонкие призрачные руки неуверенно тянули его любовь в сторону, рвали нити страсти, вплетали в них горечь, отвращение, холод, подталкивали новые нити к Аринэ. Взгляд Антона затуманился. Медленно, очень медленно, но он отворачивался от Аринэ.

Лера вздрогнула, попятилась, спрятала руки за спину. Это не она! Она ничего не делала! Не хотела!

Но разве такое может происходить само по себе. Должен быть кто-то другой…

И этот другой был.

Игрок команды противника. Стройная высокая девушка с копной каштановых волос, в обтягивающем черном спортивном костюме и белых кроссовках на толстой подошве, которые были так мало похожи на обувь для занятий спортом. Она стояла у самой сетки, впившись глазами в Антона, и ее руки пытались переиграть его чувства.

Ксю Литвинова.

Ну конечно. Она тоже читала тетрадь в черной обложке.

С ней должно было случиться то же самое, что и с Лерой. Нужно быть идиоткой, чтобы не сообразить.

Но ведь так нельзя.

Это подло! Это слишком просто.

Это запрещено!

Кем?

Мысли метались, прыгали как теннисные мячики на корте. Никто ничего не запрещал. Она сама придумала себе правила. Но это не значит, что Литвинова будет им следовать.

Она тянула и тянула на себя нити. Ей было тяжело. Оказывается, морально может быть так же тяжело, как и физически. Лера отчетливо видела пот на лице, закушенную губу. Красавица Ксю сейчас выглядела совсем не красавицей.