Пискнул домофон, гулко, протяжно, устало, и в пропитанный сурой хмурью день выпорхнула Алина, быстрая, резвая, но неулыбчивая, серьезная, как и всегда. Ольга помахала ей рукой из машины и кивнула на заднее сиденье, ожидая того момента, когда сможет расцеловать ее в пухлые щеки.

Девочка забралась в салон, щелкнула ремнями и выжидающе уставилась на мать, которая, перегибаясь через громоздкие сидения, сразу же полезла обнимать и целовать дочурку. Стерпев материнскую нежность, Алина уставилась в окно и отдала команду:

– Выдвигаемся.

– Так точно! – бодро отрапортовала Ольга, выбираясь из маленького кармашка, густо забитого самыми разными машинами, расположившимися напротив темного бетонного короба, в глубинах которого теплились крохи жизни. На дороге все было как-то поживее, в вечной гонке дом-работа-отдых мчались люди, и Ольга примкнула к их рядам, подкрутив потише музыку, спрашивая у старшей:

– Как дела? Как день прошел?

– Нормально,– равнодушно пожала плечами Алина, не отрывая взгляда от первых зажигающихся фонарей в предвечернем сумраке, на редкие огоньки ламп в небольших и уютных кафе, в которые они никогда не могли позволить себе зайти.

– А что делали сегодня? – Ольга включила поворотники и перестроилась в левый ряд, прищурено поглядывая на притормаживающих опасливо водителей.

– Учились считать, писать, читать,– пробубнила девочка и немного улыбнулась кончиками губ, когда требовательная Ксюша дотянулась до ее небольшой ладони и потянула за пальцы, пытаясь оторвать их и оставить себе на память. – Все как всегда. И вчера. И позавчера.

– Ну, хоть что-то новенького и интересного было?

– Да нет.

– А ребята? С кем общаешься?

– Да ни с кем. Только по урокам,– пожала плечами Алина.

– Дитя мое, тебе обязательно нужны друзья, именно друзья помогают нам быть счастливыми, радоваться каждому мгновению. Неужели нет ни одного мальчика, девочки, с которыми тебе хотелось бы пообщаться?

– Нет. Они все… какие-то слишком глупые.

– О, это стандартная проблема человечества,– расхохоталась Ольга. – Но что-то рановато ты стала о таком задумываться. Брось, ты же не диплом собралась с ними писать, а дружить.

– Да что-то не хочется,– вновь буркнула Алина, переводя взгляд потемневших, серьезных глаз на маму. – Не нашла пока того, с кем бы мне хотелось дружить.

– Значит, еще найдется. Вот увидишь.

– Да неужели,– саркастично отозвалась Алина. – У тебя самой-то сколько друзей? Ну, помимо бабушки?

– Есть парочка,– расплывчато отозвалась Оля, с преувеличенной серьезностью оглядывая полупустую дорогу, когда они выехали на загородную трассу.

– И кто же?

– Слушай,– добавляя в голос нотку смешинки и грузинского акцента, отозвалась мама,– ты оставь мне личного пространства. И вообще – яйца курицу не учат. Есть у меня друг, отличный парень, Глеб.

Вспомнив их дневное умопомешательство, его впивающиеся губы, тяжелое, порывистое дыхание и навалившееся тело, Ольга немного покраснела, но, вернув внимание на дорогу, быстро поборола это чувство. В конце концов, не любовником же ей его называть, между ними ничего не было. Так что просто друг.

– С работы?

– С работы. Но с коллегами можно дружить, а тебе – с одноклассниками. Подумай и присмотрись, вдруг есть кто-то достаточно умный и хороший для тебя, чтобы вы могли общаться.

– Хорошо, подумаю,– задумчиво отозвалась Алина и, выглянув в окно, резюмировала:– Приехали.

И правда, Ольга выкрутила руль и резко ударила по тормозам, чтобы не сорваться с крутого склона прямо в автомобиле. Выбралась семья довольно быстро, и застыли две фигуры на самой вершине небольшой горы, прямо за которой открывался удивительный вид на расположившееся в ложбине озеро, едва подсвеченное далекими огнями засыпающего города.

Темнота мазками ложилась на их щеки, делая лица едва различимыми в тумане быстро наступающей ночи. Алина смотрела вперед, а не вниз, и в ее черных зрачках отражались редкие всполохи электрического, мертвого фонарного света, отблески неоновых вывесок и влажноватая серь стремительно отступающего дня.

Тишина стояла пронзительная – тонкая, чувственная, почти различимая на ощупь, и даже галдящая Ксения притихла, положив голову на материнскую грудь. Ольга крепко держала ее в руках, чувствуя внутри какой-то первобытный трепет от большой высоты, хотя страха над высокими зданиями у нее не было никогда. Но тут, когда до обрыва оставалось всего пару шагов, когда нависшая пустота из отравленного чадящими заводами воздуха простиралась до черного зеркала воды на многие и многие метры… Неосторожный шаг – и рыжеватая пыль посыплется вниз, в пустоту, увлекая за собой незадачливого путника с комьями влажной, пропитанной чернотой земли. Поежившись на обволакивающем прохладном ветерке, Ольга прижала голову дочери посильнее к себе, и посмотрела на притихшую рядом Алину.

– Ну что, готова?

– Готова,– вздохнула Алина, развязывая большой полиэтиленовый черный мешок, туго набитый предметами, от которых ее руки немного засветились зеленоватым светом. Моргнув, она стерла отпечатки принаряжающегося к ночи их маленького городка с собственных глаз, и протянула один светящийся снежок Ольге. Перехватив одной рукой Ксюшу покрепче, девушка, прищурившись, крикнула во всю мощь легких:

– Пли!

Вспыхнув в ночи, как два тусклых луча прожектора, светящиеся зеленовато-желтым светом шары вылетели из их рук и круто спикировали вниз, похожие на растворяющиеся в тумане корабли, рухнули в ледяную, темную воду и, мгновенно намокнув, потеряли весь свой светящийся лоск, спикировали ко дну. Алина проводила их взглядом, какая-то поникшая, грустная, и прошептала вдруг тихонько:

– Они похожи на падающие звезды… Которые разбиваются о самую землю…

– Доченька, почему же о землю? Мы же разговаривали с тобой о падающих звездах, все совсем не так.

– Я помню,– шепнула Алина, подбрасывая еще один снежок и позволяя ему раствориться в уже почти ночной тиши. – Но это так печально – вот они, яркие, красивые, а тут пролетают секунду, и нет их…

Ольга присела на корточки, усадив Ксюшу на собственное колено, и малышка сразу же протянула к сестренке требовательные ручки. Алина ласково пожала маленькие ладони и глянула на маму огромными глазами, полными слез.

– Солнышко, что-то случилось?.. – тихонько спросила Ольга, свободной рукой отводя прядь ее светлых волос с лица. Алина тоненько всхлипнула, комкая в руках шарики, которыми они полночи занимались с мамой, болтая обо всем на свете. Сминая в руках бумагу до тех пор, пока она не начинала напоминать морщинистое, постаревшее лицо, они красили каждый шар флуоресцентной краской, заставляя их светиться в ночи причудливым, мягким светом.

А теперь приехали на этот обрыв к озеру в самом сердце затопленного карьера, чтобы, хохоча и веселясь, бросать светящиеся шары с огромной высоты, наслаждаясь их полетом. Но что-то явно не заладилось во всем их плане.

– Ничего не случилось,– отозвалась Алина. – Все хорошо.

– Врешь,– Ольга нежно провела рукой по ее мягкой, теплой щеке, и улыбнулась ободрительно.– Рассказывай давай.

– Я… я за тебя боюсь,– выдохнула в воздух слова Алина и сжалась вся в комок, будто сама испуганная собственной откровенностью.

Ольга привлекла ее к себе и обняла, балансируя в неудобном положении, прижимая к себе одновременно двух дочерей. Ночь вокруг них смыкалась плотным, тугим кольцом, оставляя маленькую семью парить будто бы в сплошной черноте.

– А чего за меня бояться, маленькая? Все и со мной, и с Ксюшей будет отлично, мы же самая крепкая в мире семья, я же люблю вас больше всего на свете…

– В школу за всеми приходят мамы и папы, а я всегда возвращаюсь одна, и каждый раз думаю, как у тебя дела. Ты ведь о таких страшных вещах иногда пишешь…

– Это моя работа, котенок. К сожалению, я частенько на ней пропадаю. Но я всегда вот здесь,– она постучала костяшками пальцев по груди девочки, и улыбнулась дочери нежно-нежно.