В объятьях ночи мать плачет о том, что могло бы произойти. Ведь иногда лишь миллисекунды отделяют друг от друга жизнь и смерть, вчера и завтра, возможность разбудить своего заснувшего сына или навсегда занавесить пеленой своих слез его опустевшую кровать. Иногда один лишь маленький импульс в сознании несет ответственность за то, какой она будет – картина будущего.

В тот день, когда это случилось, мать вышла из дома, даже не взглянув на него и не отдавая себе отчета, что для нее его тело давно слилось с домашней мебелью.

Она спит, но этот сон не приносит ей покоя. Хотя глаза ее закрыты, ее раны – внутренние раны – продолжают кровоточить в ожидании, что когда-нибудь шрам времени приглушит эту боль.

Несмотря на весь страх, пережитый несколько дней назад, когда, проснувшись, ее сын заявил, что он обладал сверхъестественными способностями, что он был невидимкой и летал на драконе… она может наконец улыбнуться, услышав, как этот ребенок тайно признается ей в любви в тишине ночи.

Девочка с огромным количеством браслетов на руке встала с кровати, подняла с пола мобильный телефон и вытерла слезы рукавом пижамы.

С трудом переставляя ноги, она направляется в комнату родителей, чтобы сказать им, что она готова, хотя на самом деле это совсем не так.

Она идет босиком по холодному полу коридора, медленно открывает дверь и несколько минут наблюдает за двумя спящими телами, отвернувшимися друг от друга. Она подходит к той половине кровати, где спит мать, поскольку она расположена ближе к двери, и останавливается, прислушиваясь к дыханию: едва уловимому движению груди и тоненькому звуку, издаваемому выходящей из приоткрытого рта струйкой воздуха…

В этот момент раздается звонок будильника, заставляющий ее подпрыгнуть от неожиданности.

Она слегка нервничает, не зная, что делать: то ли бежать со всех ног, то ли будить…

– Дорогая, что ты тут делаешь? Что-то случилось? – спрашивает мать, чей сон как рукой снимает.

– Сегодня, – отвечает она.

Молчание.

– Ты уверена? – снова спрашивает мать, выпутывает руки из-под простыней и протягивает их к дочери, приглашая ее лечь рядом.

– Да, я готова.

– Что ж, значит, сегодня.

Мать чуть отодвигается, чтобы дочери со всеми ее браслетами хватило места. Она знает, что девочка не готова, ни одна из них не готова к этому, но это будет сегодня.

Сегодня.

И вдруг ее рука отпускает мою ногу.

Я внимательно слежу за тем, как она пытается изобразить, будто зевает, как открывает глаза, глядит на меня и улыбается.

– Привет, малыш! – говорит она, и я ощущаю на своем лбу поцелуй, который кажется бесконечным. – Как ты сегодня спал?

– Лучше. Думаю, за всю ночь я даже ни разу не проснулся, – обманываю я.

И вижу, что моя маленькая ложь вызывает улыбку. Она обнимает меня.

– Что ж, вот и здорово, на один день меньше, – говорит она, с трудом поднимаясь на ноги.

Уже слышен звук тележек, развозящих завтрак, чей-то смех и еще чей-то плач, разговоры в соседней палате… Все начинается заново. Быстро, очень быстро, здесь все делается быстро. Быстро раздается завтрак, быстро раздается обед, а за ним и ужин… вот только ночи почему-то тянутся бесконечно медленно.

Моя мама, как и каждое утро, провожает меня в туалет, что вызывает у меня чувство огромной неловкости. Она, конечно, ждет снаружи, но дверь остается полуоткрытой, чтобы зонд, соединяющий мою руку с аппаратом, не сломался.

Если надо сходить по-маленькому, еще куда ни шло, но вот когда дело доходит до другого… Тут я готов от стыда сквозь землю провалиться из-за этой открытой двери. Особенно когда у меня газы, а они бывают практически всегда из-за лекарств, которые я принимаю.

– Умойся там хорошенько! И наведи красоту, потому что сегодня к тебе придет гость! – кричит она снаружи.

Точно, гость, я и забыл совсем.

Такой нежданный гость, что моя мать даже не решается назвать его имя.

Гость, который мне совсем не нужен, которого я не звал и видеть не хочу.

Провались оно все.

– Кажется, таких у тебя еще нет? – сказал наконец мальчик со шрамом на брови.

– Нет, таких у меня нет, спасибо большое, – соврал его друг, рассматривая содержимое пакета: шесть или семь комиксов.

И на этом разговор двух друзей, которые еще несколько месяцев назад могли болтать часами, оборвался.

Наступила гробовая тишина, которую родители обоих поспешно заполнили дежурными фразами: «Что ж, похоже, ему уже лучше», «Да, уже лучше», «Уверен, что вы очень скоро поправитесь», «Ты очень сильный…».

Минут десять они продолжали этот неловкий диалог, то и дело проваливаясь в бесконечно длинные паузы и не зная, за что зацепиться взглядом.

– Ну, нам пора… выздоравливай поскорее, – сказала мама мальчика со шрамом на брови. Она мечтала уйти как можно скорей из страха, что разговор переключится на тему, о которой ей совсем не хотелось говорить.

– Спасибо, спасибо, что пришли, – ответила мама бывшего мальчика-невидимки.

Никто ни о чем не спрашивал, никто не проронил ни слова о несчастном случае, как будто каждый день любой ребенок может перенестись из домашней постели на больничную койку и это абсолютно привычно и естественно.

Никто об этом не говорил.

Одни родители молчали, потому что догадывались, что они могли реально что-то сделать, другие – потому что не сделали ничего, чтобы хотя бы догадаться.

Один мальчик молчал, потому что сделал все возможное, чтобы не замечать происходящего, другой – потому что понимал, что обвинять других, после того как ты сам решил стать невидимкой, просто нечестно.

Конечно, я не забыл. Как я мог забыть о приходе этой гостьи?

Еще вчера вечером, сразу после ужина, родители завели один из этих неловких и трудных разговоров… Они оба очень нервничали, особенно мой отец, который начал говорить первым.

– Видишь ли, – сказал он, не глядя мне прямо в глаза, – завтра придет этот доктор… специальный.

– Еще один? – уточнил я.

– Да, еще один, но это уже не связано ни с ранами на лице, ни с ударом головы, ни с потерей памяти, потому что это уже более или менее начинает приходить в норму.

– Так кто же тогда? – спросил я уже в полной растерянности.

– Ну, это доктор, который занимается лечением других видов ран.

– Каких?

– Психологических травм.

– Так это психолог? – догадался я.

– Да, он самый, – признался отец.

– Но, пап, мам… – я смотрел на них в полном недоумении. – Ведь я не сумасшедший, – сказал я, теперь уже сильно нервничая.

– Конечно нет, дорогой, ты вовсе не сумасшедший, – ответила мама, крепко держа меня за руку. – Психологи помогают людям, с которыми произошло что-то плохое. Самое главное, чтобы ты рассказал доктору все, что тебе хочется сказать. Можешь говорить все что угодно, ничего не бойся.

– Все что угодно?

– Абсолютно все, чем тебе хочется поделиться, – повторила мама.

– А если мне ничем не хочется делиться?

– Послушай… не надо так, это для твоего же блага.

– Можно рассказать о своих суперспособностях?

– Расскажи все, что захочешь.

Этот последний ответ мне совсем не понравился: расскажи все, что захочешь… Ей осталось добавить: даже если ни одному твоему слову не поверят, даже если будут думать, что ты свихнулся.

На этом неловкий разговор закончился, и мы больше не возвращались к этой теме. И вот теперь меньше чем через час «специальный доктор» придет на меня посмотреть.

Я довольно сильно нервничаю. Я понятия не имею, что этот доктор хочет узнать, какие вопросы будет мне задавать и захочу ли я вообще отвечать на них.

Потому что правда – не всегда лучший вариант. Особенно если она настолько невероятна, что ее легко принять за ложь.