– Ум… Мне очень жаль.

– А, не бери в голову. Мать даже рада, что всё так вышло. Она его никогда не любила и считает, что лучше прожить всю жизнь в полном одиночестве, чем с нелюбимым человеком. Сама она, кстати, здесь, в Прайме, раньше жила. Когда я родился, она переехала в деревню, как тогда считалось, на время, пока школу не окончу. А дом в Прайме тётка заняла, и вот до сих пор никак не съедет. Говорит, что ей нужен постоянный уход, а в деревне слишком мало свободных хилферов.

– Кто это такие?

Том уже понемногу стал ощущать себя неуютно от того, что многого не знает. Но с другой стороны, Ортусу, как ему показалось, нравилось объяснять, что к чему. Вот и сейчас в глазах его что-то слабо вспыхнуло, и он с упоением стал рассказывать:

– Гляди, существует три вида связи: связь умственного контроля, связь физического контроля и жизненная связь. Каждому классу наследников доступен только один вид связи. Хилферы обладают жизненной, тренверы – физической. Я, кстати, тельсион и обладаю связью умственного контроля. Точнее, скоро буду обладать.

– Ты только не смейся, – сам, чуть не смеясь, начал Том, – мы так быстро собрались, и дедушка мне вообще ничего толком не успел рассказать, так что… А я-то кто?

– Твой дедушка – тренвер, значит, и ты тоже.

– Хм… А если ребёнок, скажем, от тренвера и хилфера, тогда как? Он и тем, и тем обладать будет?

Услышав это, Ортус почему-то поник. И голос его уже не излучал прежнего оптимизма:

– Нет, Том, так не бывает. То есть я хочу сказать, наследники разных классов не могут быть вместе. Ну, ты понимаешь, о чём я. Всё, как в лавке: топси – в морском отделе, остроглист – на грядках.

– А что будет, если…

– Нет, Том. если быть не может. Это закон.

– Глупость какая-то.

– Да, я тоже так думаю, но это закон первой категории, за его нарушение тебя неминуемо ждёт ссылка в нейтральную территорию. И, поверь мне на слово, Томас, лучше здесь ты будешь один, чем там с остальными.

Последние слова Ортус произнёс как-то неестественно, словно это была цитата, с которой он не согласен.

– Можит, ищо порциу? – неожиданно громыхнул Фулиш где-то совсем близко от их с Ортусом столика.

Том невольно обернулся и обратил внимание не на здоровое создание, а на старую женщину в рваном бархатном платье. Её седые волосы торчали в разные стороны и выглядели так же нелепо, как и множество перстней, в которых не осталось ни единого камня. В руках женщина крутила пустую кофейную чашечку. Фулишу она ничего не ответила. Она вообще, кажется, никого и ничего не замечала.

Том поспешил отвернуться, но спустя пару мгновений что-то заставило вновь посмотреть на неё. А когда он обернулся снова, женщина уже не играла с чашкой, она смотрела прямо на него. Её безумный, но в то же время тёплый взгляд Тому показался знаком. Она медленно протянула руку, уголки её рта приподнялись:

– Сынок, ты вернулся, – прохрипела она.

Том всё смотрел и смотрел в её глаза и никак не мог оторваться. Он сидел полубоком, почти не шевелясь.

– Я знала! Знала, ты меня найдёшь! – поднимаясь на ноги, уже довольно громко сказала старуха.

Фулиш хотел было усадить её на место, но, как только коснулся её плеча, раздался крик:

– Руки прочь! Не сметь ко мне прикасаться!

Этот её очередной крик пришёлся на сидящих за стойкой. Затем она вновь повернулась лицом к Тому и даже шагнула вперёд, после чего Ортус встал из-за стола:

– Том, пойдём-ка отсюда, сказал он и кинул на стол несколько монет.

– Ну же, малыш, иди ко мне, не бойся, – ласковым голосом позвала женщина и протянула к Тому руки.

Все, кто сейчас был в заведении, безмолвно наблюдали за этой сценой. Но вот что странно, Том вовсе не боялся этой женщины, более того, его к ней тянуло. Её голос был ему так же знаком, как и взгляд зелёных глаз. Он не сопротивлялся Ортусу, который стал проталкивать его к выходу. Оказавшись на улице, он немедля остановился и рывком обернулся к двери; вот-вот связь их взглядов оборвётся сужающейся щелью скрипящей двери. Женщина, вскрикнув, бросилась к выходу, но наткнулась сразу на несколько рук. Том, не сознавая, что он делает, тоже шагнул вперёд, но Ортус остановил его:

– Э-э-э! Ты чего? – недоумевая, протянул он, и в тот же миг дверь захлопнулась, отрезав истошный крик женщины и обрывая незримую связь с Томом.

Том обернулся, шагнул к ближайшему дереву и прислонил к нему голову. В сознании ещё витали остатки этого странного чувства близости, но они быстро покидали его. Ортус стоял в двух шагах позади, но ничего не говорил. Так продолжалось, наверное, минуту. А после Том круто развернулся и сказал, не глядя на Ортуса:

– Пошли отсюда, мне что-то не по себе.

Они не заговаривали друг с другом до тех пор, пока не оказались на центральной улице. Там Ортус наконец сказал:

– Ты на неё внимания не обращай. Эта полоумная ко всем цепляется. Так что не бери в голову. Ты как вообще, нормально?

Том только кивнул. Дойдя до площади, они решили ещё немного погулять на свежем воздухе и свернули в парк, где пробыли до самого вечера. А после разошлись, договорившись о встрече на следующий день. Придя в номер, Том ощутил усталость. Не физическую, но моральную. Эта женщина, кем бы она ни была, странно на него повлияла. И сейчас, лёжа на диване, Том не мог понять, хорошо ему от этого или плохо. С этими размышлениями он провалился в глубокий сон и пребывал в нём до самого утра.

С пробуждением пришло и осознание того, что сегодня Том, наконец, увидится с Артуром. Он протёр глаза и только сейчас обратил внимание на то, что в номере его произошли кое-какие изменения: письменный стол был буквально завален коробками. Среди них две большие плоские и ещё две, чуть поменьше и повыше. Коробки эти были отделаны черным бархатом, а в центре каждой из них был тиснённый золотом рисунок, изображавший катушку ниток и иглу. Вокруг рисунка шла надпись: «Домаш и Кара. Изготовление одежды и обуви на заказ». Была на столе и ещё одна коробочка, много меньшего размера, узкая и довольно длинная. На ней имелась записка, оставленная не кем иным, как Артуром Ноблом:

«Доброе утро, мой дорогой Томас!

Я с нетерпением жду нашей встречи. А пока этого не произошло, я бы хотел, чтобы ты хорошенько подготовил себя к предстоящему дню. Я не сомневаюсь, что прошлые два оказались весьма насыщенными, но, смею заверить, что впереди тебя ждёт ещё масса интересного. Тебе стоит набраться сил и терпения

P.S. Всё, что ты видишь, – для тебя. Начни с малого. Твой Любящий дедушка Артур Н.»

С улыбкой на лице Том принялся вертеть в руках узкую коробку. Разорвал сбоку упаковку, которой коробочка была обклеена, снял крышку, откинул в сторону белую пергаментную бумагу и…

– Лента! – на выдохе сказал он.

В коробочке действительно лежала почтовая лента. Цвета кофе с молоком, атласная, с золотым отливом. Сбоку и по всей длине ленты протянулся тёмно-коричневого цвета орнамент. В узкий кармашек уже было вставлено металлическое перо, а на самом конце ленты покачивался миниатюрный свиток. Ещё в коробочке лежала брошюра и плотная, сложенная в несколько раз, инструкция по применению. Однако разглядывать картинки Том не стал – ему ведь предстояло сунуть нос ещё в четыре коробки. В тех, что были большими и узкими, лежали мудрёно сложенный чёрный пиджак, того же цвета брюки и белая сорочка. А в коробках поменьше – манжеты, воротник и пара чёрных, покрытых лаком туфель. Том глянул на свои уже далеко не новые кроссовки и сказал:

– Уж лучше вы, чем зеркальца на ногах, – и поспешил спрятать обувь обратно в коробку.

После дождевой Том сразу же принялся примерять новую одежду. Пиджак, сорочка и брюки сидели на нём идеально, и, глянув на себя в зеркало, Том даже застыл на несколько секунд. Чёрная, чуть грубая ткань делала его старше, слегка приталенный пиджак придавал солидной элегантности. В целом, Том чувствовал себя вполне уютно в новом костюме, за тем небольшим исключением, что непривычно высокий воротник не позволял слишком низко склонить голову.