- Доложить об испытаниях вашего оружия, – быстро ответил Юрген. Врать он сейчас был не в состоянии, и Клима это видела.
- Замечательно! Сперва ты докладываешь секретные сведения, а потом вы с Дарьянэ совершенно случайно развеиваетесь! Большей любезности мне и своей родине ты оказать не мог!
Клима прошлась до окна и обратно, о чем-то сосредоточенно думая. Юрген неловко снял петлю с шеи. Его пальцы заметно дрожали.
- Я уже молчу, как испугалась бы несчастная Лернэ, у которой на глазах творится второе убийство за неделю! Или тебе не жаль Лернэ?
Не пожалеть девушку сейчас не смогло бы даже самое черствое на свете существо: на прекрасном личике смятение и ужас раненой птицы, синие глаза блестят от слез, темные локоны ниспадают на бледный лоб, ладони прижаты к груди.
Юрген посмотрел на Лернэ и пуще прежнего залился краской. Клима села рядом с ним и взяла за руку.
- Зачем тебе нужно было знать точную дату моего наступления на Фирондо?
- Мы… я… чтобы Орден смог этим воспользоваться… выгода для нас… – Юрген говорил почти бессвязно, но Клима его поняла. Она задумалась еще на несколько секунд, прикусывая губу.
- Тогда запоминай: атака на Фирондо состоится десятого апреля.
В глазах сильфа промелькнуло что-то живое. То ли интерес, то ли любопытство. Он моргнул, пошевелился.
- Зачем ты говоришь это?
- Мне жаль, – выдохнула Клима, крепко сжимая его ладонь. – Я вне себя от смерти Дарьянэ. Ты мой друг, Юра, слышишь? Я хочу, чтобы ты жил. Тебе нужно лететь на Холмы и передать сведения. Это очень важно.
- И ради меня ты готова открыть такой секрет? Ведь если я передам, это будет во вред тебе.
- Я уже открыла, – Клима тряхнула его. – С некоторых пор я поняла, что нет ничего ценнее жизни. Особенно жизни близких. Вылетай сейчас же, Юра, и расскажи на Холмах то, что я тебе сказала. Помни, я не желаю видеть послом никого, кроме тебя.
Она помогла Юргену встать, потом взяла с подоконника письменный прибор, перевернула предсмертную записку чистой стороной и что-то торопливо написала.
- Передашь это своему начальству от меня. А теперь поспеши. Холмы ждут тебя и твои сведения.
Взлетать среди белого дня из деревни было небезопасно, поэтому Зарин проводил сильфа до леса. А вернувшись, застал на кухне спор в полном разгаре.
- Я сначала ушам своим не поверил, – говорил Гера. – Эти рассуждения о ценности жизни… Слишком похоже на тебя прежнюю! А потом понял – какое, к смерчам, десятое, да еще апреля? Моя обда, почему ты назвала ему неверную дату? Лучше бы и дальше держала в неведении!
Клима, как обычно, пристыженной не выглядела.
- Наступление Ордена выгодно не только Холмам, но и мне. Но сильфы хотят победы Ордена, а я приготовлю поражение.
- Но как можно лгать живому существу в такой момент?!
- А разве я солгала? Во-первых, я действительно вне себя от того, что произошло с Дарьянэ, поскольку в ее гибели могут обвинить меня. Вдобавок, убийцы точно знают, где я живу, а я сама даже не уверена, что и на этот раз виноват Орден. Сефинтопала тоже мечтает избавиться от меня любыми средствами, и вед скорее, чем орденец, без колебаний убьет сильфиду. Во-вторых, мне хочется, чтобы Юрген жил. Он мне симпатичен.
- С трудом верю, что на свете остались существа, вызывающие у тебя какие-то чувства, особенно, симпатию!
- Вот и неправда, – вступился за обду Тенька. – Климе много кто симпатичен! И не такая уж наша обда бесчувственная, какой мечтает казаться.
Гера скривился, хотел сказать что-то колкое, но покосился на Зарина и промолчал.
- В-третьих, – продолжила Клима, глядя «правой руке» в глаза, – история с Фенресом научила меня относиться к чужим жизням бережней.
- Неужели! А кто собрался отдать на растерзание Ордену ведские пограничные войска?
- А вот этого, – прищурилась Клима, – я не говорила.
- Наша хитроумная обда измыслила очередной коварный план? – предположил Тенька.
Клима кивнула и опять развернула карту.
- Глядите, здесь указаны ведские очаги пограничной обороны. Мы не знаем, где именно станет атаковать Орден. Но до десятого апреля у нас есть время взять Фирондо и сообщить по всей границе, что ожидается наступление. Веды бескровно пропустят орденцев вглубь своей обороны, а потом окружат и возьмут в плен.
Некоторое время все (даже заплаканная Лернэ) изучали карту.
- У меня только один вопрос, – подал голос Тенька. – Ты все это придумала в те несколько секунд, когда услышала от Юргена, зачем ему точная дата?
- Почти, – Клима чуть улыбнулась. – Некоторые задумки были у меня прежде.
- А у меня много вопросов, – нахмурился Гера. – Ты уверена, что мы успеем взять Фирондо до десятого апреля?
- А кто меня при всем штабе убеждал, что на осаду уйдет не больше двух недель?
- Так ведь если погода не подведет!
- Весной грозы часто бывают, – заметил Тенька.
- Далее, – Гера провел пальцем по линии границы. – Как ты намерена за короткий срок, да еще из Фирондо, известить все очаги обороны? Только на это уйдет не меньше месяца.
- Тут было слабое место в плане, – признала Клима. – Но Юрген не создал мне неприятностей и улетел на одной доске, забыв про вторую, двухместную. Теперь у нас есть замечательная сильфийская доска, благодаря которой все извещение займет около трех дней.
- А если бы он вспомнил?
- Я постаралась бы его отговорить, – пожала плечами Клима.
- А что потом? – вдруг тихо спросил Зарин. – Если у нас все получится, Орден понесет потери, и станет ясно, что ты дала сильфам ложные сведения. А принес их Юрген. Я не хочу обидеть тебя, Клима, но иначе не скажешь: сегодня Юрген был слаб, и ты воспользовалась этим. Не запихнула ли ты его в петлю «завтра» надежнее, чем сегодня?
Клима посмотрела на него своими черными бездонными глазами, и этот взгляд в который раз пронизывал насквозь. Но обда не злилась. Она словно впервые за долгое время по-настоящему заметила Зарина.
- Я предусмотрела это, – она отвечала только ему. – Юра когда-то спас мне жизнь и, несмотря на то, что я вернула долг, убивать его моими же руками неправильно. Холмам не будет убытка от поражения Ордена, а легкую взбучку от начальства Юра переживет.
- Почему ты считаешь, что легкую? – буркнул Гера.
- Потому что я так решила, – отрезала Клима. – Довольно разговоров. Собирай штаб до срока, нам многое надо обсудить. Завтра, пятого марта, выступаем на Фирондо.
Юра себя переоценил. К полудню он почувствовал, что засыпает прямо на доске. Все-таки надо было не маяться дурью с крюками и петлями, а отдохнуть хотя бы до вечера. Умирать не то чтобы уже не тянуло, просто стало ясно, почему сейчас нельзя. И в ближайшие лет двадцать тоже. Умеет же Клима парой слов привести в чувство!
Юноша приземлился в середину чащи, у звонкого родничка. Здесь было тихо, нет тропок, люди не захаживали. А дикие звери сильфов не трогают. Наверное, чуют, что мяса с такой добычи не будет.
Можно завернуться в одеяло (хорошо, вещи захватить додумался, а не улетел, в чем был!) и лечь прямо на доску – она широкая, еще теплая от полета.
Над головой смыкались деревья. Птицы перелетали с ветки на ветку. По стволу поползла юркая белочка, и солнце вызолотило ее рыжую шерсть. Здесь, в чащобе, еще кое-где лежал снег, но и он таял, а сквозь бурую подстилку уже прорастали нежные белые цветы.
«Весна. Такой воздушный день. А она развеялась».
- Да-а-аша!!!
Эхо крика заплутало между замшелыми стволами.
Лучи в глазах дробились на радугу. Ветер шевелил молодые веточки деревьев.
«Ветер. А не она ли сейчас – ветер?»
Глаза резануло так, словно в них воткнули раскаленные иглы.
«Как нелепо. Наивысшие Небеса, как же нелепо все происходит! Зачем она улетела, она так хотела жить! Любила меня… и яичницу готовила…»
Зеленоватая радужка неба, пепельные кудряшки облаков.
«Прости, прощай».
А слезы все текли и текли, растворяя в соленой лужице горя те, похожие на Рафушины, зеленые глаза с длинными ресницами, улыбку, голос, яичницу, а с ними заодно – весь белый свет…