- Первый раз этой дорогой иду, – ухмыльнулась обда, не отказывая себе в удовольствии оглянуться и полюбоваться вытаращенными глазами спутника. – Я просто знаю, куда шагнуть. Мне этот лес – как небо для тебя.

- Здесь капище? – догадался он. Климэн кивнула. – Удивительно, как ты не боишься. Ваши высшие силы так разгневались на обд и весь Принамкский край, а ты доверяешь им вести себя по болоту. Небеса нас никогда не предавали.

- Потому что ваши Небеса далеко и вспоминают о вас редко. А высшие силы – вот они, здесь, под моими ногами. И разгневались они не на меня, а на ту, которая предала их первой. И если я здесь, иду по болоту и говорю с тобой, это значит, Принамкский край прощен.

В лесу обда была иной. Более открытой, беспечной. Наверное, так же сильфы пьянеют от высоты.

- А если они решат, что ты предала их? – спросил Юрген. – Да, Небеса далеки, но издалека они шлют нам лишь свою любовь, не пытаясь вмешиваться в жизнь. Они ткут ветра нам на удачу, забирают нас, когда приходит срок. А Земля и Вода жестоки. Посмотри, что сделали они с твоей страной из-за ошибки одного человека. Мне всегда было удивительно, как могут люди чтить собственных палачей. Сильфы ведь тоже живут под волей высших сил, но ни один из нас не станет их о чем-то просить. В трудный час все обратятся к Небесам.

- Это потому что вы вечно ходите по кромке, не желая спуститься и принять эту землю полностью: и богатства, и беды. А потом удивляетесь, почему Принамкский край богат, а на Холмах даже овес не растет. Высшие силы относятся к вам так же, как и вы к ним – им просто нет дела. А раз так, пускай вас кормят ваши далекие Небеса, если они способны посылать зерно вместо дождей и туманов. Да, высшие силы жестоки. Но и благоволение их не знает границ. А обда из народа избрана, предала она – предал народ. И это, я считаю, справедливо. Высшие силы, Юрген Эр, никогда не решат, что я предала их, до тех пор, пока я действительно не предам. А я этого делать не собираюсь, – «хотя вам, сильфам, этого очень хочется» – читалось в окончании фразы.

- Никогда не пойму, – пробормотал Юра. – Лучше и благ иметь наполовину, тогда в случае ошибки можно не бояться, что могучая стихия покарает тебя во всю свою мощь.

- Вот поэтому я человек, а ты сильф, – усмехнулась обда. – Мы будем вечно качаться по разные чаши весов и никогда не поймем друг друга.

- Не поймем, – согласился Юра. – Но принять друг друга нам никто не мешает. Не в этом ли смысл любого союза?

Климэн оглянулась и посмотрела на него иначе.

- Пожалуй, – после паузы согласилась она. – Тогда расскажи мне о себе, Юрген Эр. Я хочу знать, кто прибыл ко мне послом. И кого я приму что в сельском доме, что во дворце.

Это становилось интересно. Обда фактически предлагала дружбу.

- Задай вопрос, – предложил Юрген, откидывая со взмокшего лба прядь курчавых волос: путешествие по болоту вкупе с разговором дались непросто. – Я отвечу честно и задам тебе свой, на который ты тоже не станешь врать.

- Годится. Но если вопрос будет мне не по нраву, я откажусь отвечать, Юра.

- Как и я, Клима.

От знаменитого капища высших сил Юрген ждал чего-то необычайного. И ожидания оправдались.

Круглую полянку, окруженную ивняком, словно не до конца затронуло холодное дыхание осени. Сквозь пожухлую траву по-прежнему пробивались яркие бархатисто-зеленые ростки гигантских ландышей, а уж ромашки вовсе цвели и благоухали. Мох на колодце в центре поляны был по-летнему зеленым, кругом густо и приторно пахло цветами, прелой листвой и болотной влагой.

Клима велела сильфу ждать на краю поляны, а сама уверенно направилась к колодцу. Юра глянул ей вслед и на миг остолбенел: в тех местах, где прошла нога избранницы высших сил, сквозь рыжую мокрую траву пробивались новые ростки ландышей. Сильф помотал головой, и наваждение вроде бы пропало.

А Клима тем временем добралась до колодца и села на корточки, привычно опуская ладони в прозрачную воду. Сегодня вода была совсем ледяной, пальцы тут же разболелись, а их кончики побелели. Но даже боль после долгой разлуки с капищем казалась приятной. Здесь Климе было по-настоящему хорошо.

Она умыла лицо, чувствуя, как словно стираются лиловые тени у переносицы, на смену усталости приходит покой. И зашептала в глубину колодца, зная, что сильф ее не услышит, даже если вздумает подойти вплотную. Капище не позволит.

- Высшие силы, я так устала. Устала быть железной, надевать одни маски поверх других, устала держать то, что выскальзывает из рук и ломает пальцы. В первые месяцы у меня внутри все заходилось от наслаждения, когда я видела исполнение моих приказов, почитание, страх. А теперь мне уже почти все равно. Я воспринимаю это как должное и лишь раздражаюсь, если кто-то смеет ослушаться моей воли. Наверное, только на Теньку у меня не получается толком разозлиться. Может, потому что он видит меня насквозь, хотя я сама себе в этом порой не хочу признаваться. А может, из-за вашего благоволения к нему, высшие силы.

Высшие силы, вы видите все. Вы знаете, что я не жаловаться сюда пришла, не просить снисхождения. Устала быть железной – стану каменной, на пыль изойду, но эта проклятая война будет окончена. Но кому я еще скажу, как порой бывает страшно, досадно, унизительно, как я на одной интуиции пытаюсь постичь то, чему иные учились десятилетиями и все равно толком не выучились. Иногда я вижу сны, в которых голыми руками ломаю человеческие хребты. Нет, не человеческие, пытаюсь убедить я себя. Моих врагов. Они – не Принамкский край. Но порой кажется, что меня окружают одни лишь враги. Они ничего не понимают, все делают не так, часто портят дело, прикрываясь благими намерениями. Я хочу покарать всех и каждого, но пока не могу. Я ничего пока не могу и порой боюсь, что это бессилие к концу зимы меня доконает. Ни боли, ни смерти, ни ожидания, ни изматывающего труда – ничего я не боюсь так, как бессилия. Страшнее всего ощущать себя мышонком под кошачьей лапой. Прошу вас, высшие силы, помогите мне поскорей вырасти и свернуть кошке шею…

О деревянные ставни звонко бились капли дождя. Лернэ привычно хлопотала у печи, Ристя с отстраненным видом читала при свече. А на обеденном столе тарелки и кружки опять потеснили деловые бумаги.

- Мне нравятся ваши поправки, – заключила Клима, перечитав договор.

- Надеюсь, теперь ты его подпишешь? – устало осведомился Юрген. Его недавнее появление с ног до головы в подсохшей и отваливающейся кусками болотной жиже стало причиной женского (особенно Дашиного) переполоха, зато теперь сильф был отмыт, переодет, сыто накормлен и хотел поскорее отправиться спать. Но не раньше, чем вредная обда соизволит поставить на бумаге свой высочайший росчерк.

- Во-первых, у договора край подмочен, вот здесь даже точка расплылась, – Клима придирчиво приподняла бумагу двумя пальцами. – А во-вторых, он снова нуждается в правке.

Юра, уже во всех красках вообразивший себе теплую постель, малодушно подумал, что эту зануду проще убить, чем заключать с нею союзы. Но, разумеется, не всерьез. После лесной прогулки сильф проникся к девушке некоторой симпатией. Клима оказалась умна, обаятельна, с ней можно было часами говорить на всевозможные темы. Если б она еще договора влет подписывала!..

- Вот здесь нужно изменить «золото» на «белый жемчуг», – продолжила обда. – А после правки о трофеях добавить, что, кроме того, все договора Ордена с Холмами в наших союзнических отношениях признаются недействительными. Это будет логично.

Юрген слишком устал, чтобы оценивать логику Климы, поэтому кивнул, но про себя решил, что сегодня подписать договор и впрямь не выйдет. Завтра надо перечитать на свежую голову, а если потребуется – опять к Липке слетать. И летать до тех пор, пока проклятую бумажку не украсят обе подписи, к обоюдной выгоде сторон.

Даша, сидящая рядом с мужем, широко зевнула и словно бы невзначай пристроила голову на его плече. Тоже спать хочет, но не уходит, ждет, чем все закончится. Кстати, сама Клима на этот раз без «свиты»: Геры до сих пор дома нет, и Лернэ изредка, когда думает, что никто не видит, выходит ждать его на крылечко; а Тенька не вылезает с чердака, только однажды спустился за ужином. Правда, на печи лежит молчаливый и серьезный юноша по имени Зарин, но его обда почти не замечает и, тем более, не советуется. В конце концов, Юрген сгреб бумаги в охапку и пожелал всем доброй ночи, заявив, что подписание договора переносится на завтра. Или на послезавтра, если он полетит отчитываться начальству о новых правках. Обда не возражала, и вскоре сильфа ждал крепкий глубокий сон, безо всяких договоров, политических перипетий и, упасите Небеса, болотной жижи.