Клима не знала, откуда в ее голосе взялись эти странные мурлыкающие интонации, но чувствовала, что так будет правильно.

- Честь для меня, сударыня обда! – выпалил Хавес. – Я давно хотел к тебе поближе быть, да только я не староста и не командир. А охранить от недоброго – это я завсегда!

- Вот и славно. Ближе старост ко мне будешь. Следовать за мною везде начнешь, до дома провожать.

- Это вроде как жених? – вытаращил глаза Хавес.

- Я стану тебе платить, – осадила его Клима. – Разбогатеешь, женишься на ком-нибудь, дом свой заведешь. Это если меня охранить сумеешь от живого и неживого, заслонишь собой, из мертвых восстанешь, но дело до конца исполнишь, будешь тенью моей, щитом моим.

- Согласен! Тогда сразу до дома провожу! – с этими словами Хавес подхватил Климу на руки.

- Это еще зачем? А ну поставь!

- Так, сударыня обда, ни к чему тебе еще больше грязью пачкаться. Вон, эк дорога разворочена. А я тебя до самого крыльца донесу, мне ж нетрудно!

- Ладно, неси, – усмехнулась Клима, обхватывая юношу за шею.

У калитки Тенькиного дома нерешительно переминался с ноги на ногу какой-то высокий тип в насквозь промокшем плаще с надвинутым на самое лицо капюшоном. Но чутье Климы не шевельнулось, поэтому сейчас она позволила себе не обратить на типа внимания. Были дела поважней.

На первом этаже, в зеленоватых клубах наползшего с чердака дыма, разворачивался скандал.

- Сколько можно? – причитала Лернэ своим тоненьким нежным голоском. – Теня, это уже слишком! Ты обещал, что твои опыты никак не помешают жить остальным, а у меня от этой дымищи вся сметана прокисла. И крюк для лампы на втором этаже теперь шатается, вывалится вот-вот. А если вы с Герой захотите светильник под потолок повесить? Ты и сам убьешься, и дом развалишь, Тенечка, нельзя же так!

- Нельзя! – наседал Гера с другой стороны. Он не умел тихонько причитать, а от волнения и возмущения почти орал. – Всю деревню перетряхнул, лошадь мимо проходила – понесла! Девушек переполошил, всех без сметаны оставил! Да на себя посмотри, ни рожи, ни кожи! Тебя бы не только из Института, тебя бы из армии уже выгнали за физическую непригодность! Ты когда в последний раз на суку подтягивался? А со мной боролся? Идет война, и как полководец я обязан заботиться о моих солдатах, а как друг я говорю, что тебя в первом же бою зашибут, и никакие эксперименты не помогут!

Тенька сидел на лавке, жевал пирожок. Вид у колдуна и правда был плачевный. К привычным уже бледности с худобой прибавились здоровенный ожог на правой щеке и забинтованная до локтя левая рука. Вдобавок рубашка вся в пятнах сомнительного цвета и происхождения. Виноватым или пристыженным Тенька не выглядел, хотя сестру и друга слушал очень внимательно. Наверное, просто ждал, пока они выговорятся и оставят его в покое. А там можно цапнуть с блюда на столе еще пару пирожков и возвращаться на чердак.

Ристинки видно не было. Наверняка бывшая благородная госпожа снова сидела в их с Лернэ комнате с какой-нибудь книгой. Купленные за бесценок на сельских ярмарках, раздобытые в городах, выменянные на еду, подаренные за красивые печальные глаза, книги последние пару месяцев несколько примиряли Ристинку с ужасной действительностью.

Пока Хавес топтался на пороге и с опаской косился на дым, Клима решительно подошла к лавке и буднично велела:

- Лернэ, открой окна, дышать нечем. Гера, со мной юноша, его зовут Хавес, он будет меня охранять. Расскажи ему все, что касается профессии телохранителя. То, чему нас учили в Институте. Я желаю, чтобы завтра Хавес уже мог приступить к своим обязанностям.

- Но Тенька...

Клима бросила на обоих усталый тяжелый взгляд исподлобья, и стало тихо. Лернэ загремела ставнями, а Гера пригласил Хавеса выйти во двор, поскольку дышать и правда было нечем: дым почти не пах, но словно пожирал свежий воздух.

- Интересненько это у тебя получается, – безмятежно прокомментировал Тенька и едва не подавился пирожком, потому что теперь порция тяжелого взгляда досталась уже ему.

- Либо твоих экспериментов не видно и не слышно, – вполголоса отчеканила Клима, – либо я берусь за тебя всерьез.

Колдун вздохнул, но потом ухмыльнулся.

- Эх, а я уже настроился на многочасовую нотацию в стиле твоих прочувственных речей. Не боишься, что кого-нибудь угораздит их законспектировать и передать потомкам?.. Ладно, не смотри так, сделаю я эту звукоизоляцию, тем более проект уже третий год пылится, все руки до него не доходят.

- Можно подумать, на тебя действуют многочасовые нотации, – сказала Клима мягче и тоже взяла пирожок.

- Ну... я всегда очень внимательно слушаю!

- Угу. И при этом еще тщательнее что-нибудь жуешь.

- А чего зря время тратить? Все довольны: я сыт, поруган и могу заняться делом.

- Самодвижущуюся повозку еще не изобрел? – Клима сняла платок и жилетку на меху, переобулась в домашние башмаки, развязала ленту и утомленно запустила пальцы в свои жидкие соломенные волосы.

За окном уже было совсем черно, холодный влажный сквозняк выгонял прочь остатки зеленого дыма. Пахло поздней осенью, свежими пирожками и совсем немного – кислой сметаной. Печка топилась постоянно, но на кухне обычно не застаивалась душная тяжелая жара, как в доме старосты, а только витало легкое уютное тепло.

- Неуч, – привычно отмахнулся Тенька. Потом недовольно нахмурился. – Понимаешь, там так интересненько все получается... Мне никак не удается поместить разряд в статичную среду, а без этого невозможно двигаться дальше. Вдобавок молнии так и тянет к водяным зеркалам, а я уже понял, что они несовместимы. Там постоянно коротит и взрывается, вон, всю щеку сейчас обожгло брызгами! А уж сколько раз эта сеть на мне замыкалась... Правда, есть у меня в мыслях одна интересненькая идейка, но это уже после того, как звукоизоляцию наведу, иначе ты, дорогая обда, меня сожрешь, как пирожок. Вкусно?

- Угу, – рассеянно отозвалась Клима, кусая поджаристую ароматную сдобу. – С зайчатиной что ли?

Тенька торжественно кивнул.

- Это я добыл! Я ж все-таки научился небольшие молнии генерировать! Столько энергии в воздухе разлито, ты себе не представляешь! Сегодня утром Гера вытащил меня на охоту. Я и сбил зайца разрядом, потому что силки ставить лень, из лука стрелять почти не умею, а ортону вообще едва поднимаю. Правда, твой военачальник с моей дорогой сестрицей целый диспут устроили, можно ли этого зайца теперь есть, или лучше закопать, пока с ним чего зловещего не стало. Темные люди! Можно подумать, у меня молнии какие-то особенные, даром что ручные. Но соседская собака постановила: зря они панику развели, слопала заячью лапку с большим аппетитом. Но Лерка меня упросила Ристе про способ охоты не говорить, а то она точно есть не станет. Колдовство ж! Мерзкое и беззаконное. Не понимаю до сих пор, на кой тебе Ристинка сдалась.

- А на кой тебе – молнии?

- Но это же так интересненько! – колдун махнул рукой. – Да понял я, понял. Эх, Клима, совсем ты замоталась, скоро станешь такая же бледная, как я. И Гера будет ворчать на нас обоих. Опять перед стариками языком молола?

- Опять, – девушка забралась на лавку с ногами, уперлась локтями в столешницу. – Если б мой язык муку мог намолоть из воздуха, я бы и вовсе не умолкала. Тенька, лучше бы ты изобрел какую-нибудь штуку, которая превращает глину в золото!

- Да ну, это скучно...

- Зато поможет поправить бюджет. Почему тебе скучны все полезные вещи?

- ...и невозможно! – колдун схватил очередной пирожок, оценивающе на него поглядел, вздохнул и положил на место. – Свойства глины невозможно изменить до свойств золота. Вот превратить один сорт глины в другой – пожалуйста. Или перегнать золото в пар, который тончайшим слоем металла оседает на предметах. Еще из чистого серебра можно сделать золото вперемешку с каленой серой... но это все давно открыто, описано и тоже неимоверно скучно. То ли дело – молнии, световая модель пространства...

Дальше Теньку можно было не слушать. Тем более, серебра у Климы тоже не было.