***

За этот ничтожно малый остаток ночи Климе так и не довелось уснуть. Никто в Институте больше не спал: воспитанники сидели по комнатам и втихаря сплетничали. Свежайшие новости, тайные сведения и слухи, казалось, просачиваются сквозь стены. Откуда-то уже было известно, что под покровом темноты в актовом зале творилось загадочное беззаконие, все руководство подевалось неведомо куда еще вечером, а сейчас наставница полетов носится, как ортоной подстреленная, и пытается хоть кого-нибудь организовать. Время отбоя пока не истекло, и все с нетерпением ждали начала занятий, когда можно будет разузнать подробности и обменяться мнениями.

- Это все ведские штучки, - убежденно вещала со своей кровати Гулька, от избытка чувств оседлав подушку, словно лошадь. - Помните, в начале месяца веда ловили? Ну, который еще забор поломал? Вот, он никуда не убежал, а спрятался среди нас и теперь тайно наводит смуту!

- Неужто мы бы веда не распознали? - с иронией, понятной только посвященным, спросила Выля.

- Ох, ласточка, не скажи! - Гулька пришпорила подушку коленями. - Когда мой папочка армией командовал, он ведов насмотрелся столько… Ну, как я сильфов! И не с чего тут смеяться! Папочка рассказывал, что веды, даже самые родовитые, лицами и телосложением один в один наши крестьяне: коренастые чаще всего, золотоволосые, черноглазые, скулы широкие, носы вздернутые. Не то, что наша знать, у нас и легкость, и грация…

- Это оттого, что веды с сильфами в браки не вступали, - вставила Арулечка.

- А зря, ласточки! - убежденно заявила сплетница. - Сильфы, я вам скажу…

Разговор из политического плавно перетек в амурный. Клима в обсуждениях не участвовала, сидела, завернувшись в одеяло, и как могла изображала заинтересованность. Обду сильно клонило в сон, но показывать это было нельзя. Она злилась на себя, не понимая, почему тело так ее подводит. Вон, даже хрупкая Арулечка не выглядит усталой. А Клима, которая на пятом году частенько спала по полчаса в сутки и ухитрилась ни разу этого не показать, сейчас валится с ног.

Подъем задержали на целых два часа, что породило новую волну домыслов, каждый невероятнее предыдущего. Единственный вед постепенно вырос до целого отряда диверсантов, которым повелели захватить Институт и устроить в нем сначала засаду для наиблагороднейшего, а потом личный дворец Эдамора Карея, чтобы ему было где вдоволь в носу ковыряться. А то, говорят, он вознесся в Фирондо до небывалых высот, на людях уже неприлично.

- Хорошо, что Тенька не слышит, - шепнула Выля Климе.

- Ты ему расскажи.

- Вот еще! Обидится. Я дружить с ним хочу, а не дразниться.

- Только дружить? - проницательно уточнила Клима.

Выля густо покраснела и замяла разговор.

Еще никогда в истории Института колокол подъема не встречали с таким воодушевлением. Гулька вскочила первой, подушка полетела на пол. Выля встрепенулась, Арулечка с невиданной скоростью заплетала косы. Девочки возбужденно галдели, одеваясь; кругом царила предвкушающая суета.

Клима с трудом заставила себя выпрямиться, спустить ноги с кровати и раз-другой провести расческой по волосам. Хорошо, что они никогда не вырастали ниже лопаток - плетение косы, даже самой простой, девушка бы не осилила. Ее глаза закрывались, а голова все норовила склониться на грудь.

- Ты чего? - спросила Выля, заметив неладное.

Обда молча передернула плечами и попыталась надеть вместо куртки штаны. Потом последним усилием воли взяла себя в руки, облачилась в форму и направилась к выходу из спальни. Климу неприятно знобило.

По пути на поле воспитанниц нашла наставница полетов и сказала, что занятий на досках сегодня не будет, дел невпроворот. Поэтому пусть возвращаются в спальню или в зал досуга и ждут там следующего урока. К известию отнеслись положительно, а утро из тревожно-загадочного превратилось в радостное.

Выля обратила внимание, что Клима держится за стену, стараясь казаться незаметной, спрятать слабость от окружающих. Когда ласточки и, в особенности, неугомонная Гулька скрылись за поворотом коридора, Выля потормошила обду.

- Я хочу спать, - хрипло сказала Клима, не поднимая головы. - Не знаю, что со мной, словно заболела.

- Пойдем, я отведу тебя на чердак. Уверена, Тенька что-нибудь придумает.

- Тенька сейчас где-то в Институте, а не на чердаке.

- Я помогу тебе дойти, а потом найду его. Давай, держись за меня, вся шатаешься.

Путь до чердака показался Климе бесконечным мутным сном, полным лестниц и каменных стен. Иногда она засыпала, обвисая на Вылином плече, иногда пыталась бежать, надеясь, что так выйдет быстрее. Выля обращалась с ней, как с раненой, четко по пройденной недавно инструкции. Обда плохо запомнила момент, когда “левая рука” отворила укромную дверь, и путь по узенькой винтовой лестнице, и удивленные глаза Ристинки, желтые, как листья осенью…

- Что с ней?

- Не знаю, - Выля осторожно уложила спящую Климу на мешки. - Тенька давно ушел?

- Пару часов назад.

- Куда, не говорил?

- Представь себе, - бывшая благородная госпожа произнесла это таким тоном, словно делала собеседнице огромное одолжение. - Сказал, первую половину дня у актового зала будет крутиться, потом в столовую перекусить пойдет, а затем по коридорам поблуждает. Больно, говорит, отделка у нас в Институте красивая.

Выля оглянулась и, сжав губы, посмотрела на свою обду. Ту, которой присягала, которой все они этой ночью доверили будущее Принамкского края. В лице ни кровинки, под глазами темные круги, губы побелели. Но дышала Клима ровно, не металась, как в лихорадке и, если бы не замученный вид, сошла за простую спящую.

- Я пойду его искать, - медленно проговорила Выля. - А ты присмотри за ней. Ты же врач, можешь помочь, если что…

- Мы заморочки обд не проходили, - резко сказала Ристинка. - Может, у нее вообще что-нибудь заразное. Надо было в лазарет нести, а ты сюда притащила.

- Об тучу стукнулась?! А если такое только у обд бывает, и они обо всем догадаются?

- Сейчас твоя обда выглядит так, словно много дней не спала, не ела и перетаскивала тяжести. Ну, или начальная стадия бесцветки.

- Чур тебя и твой глупый язык! - плюнула Выля и выбежала с чердака, хлопнув дверью.

Ристинка фыркнула и передернула плечами. Она была благородной госпожой по рождению и умела держать себя в руках. Поэтому ее часто раздражало, когда окружающие позволяли показывать то, что у них на душе. Ристя подсела к Климе и потрогала ее лоб. Теплый. Значит, не бесцветка. При ней тело становится ледяным, а потом белеет. Лишаются цвета волосы и кожа, краснеют карие глаза. Под конец даже кровь из алой превращается в белесую и вязкую, а человек умирает от удушья. Страшная болезнь и малоизученная. Скорее не заразная, чем наоборот, но бывали случаи, когда бесцветка выкашивала целые семьи. Какими только способами ее не пытались лечить, вплоть до проклятого ведского колдовства и благородной сильфийской магии! Врачевательская энциклопедия приводила внушительный список лекарств, которые облегчали участь больного, а иногда и помогали ему выздороветь. Но многие маститые врачи полагали, что все это лишь совпадение. Нет средства от бесцветки, как нет объяснения, отчего порою здоровый и полный жизни человек за неделю истлевал, а иной, слабый и болезненный, держался месяцами или вовсе поправлялся. Бесцветка забирала и бедняков, и богачей, благо все же нечасто. За прошлый год на орденской половине Принамкского края болело сто двенадцать человек, притом тридцать девять выздоровели. Сильфы тоже иногда болели бесцветкой, но лишь старики. И дети от смешанный браков еще ни разу не угасли в юности.

Ристинида Ар была почти чистокровным человеком - редкость среди господ. Глядя на Климу, она пыталась понять, нет ли в родословной этой возомнившей себя невесть кем селянки сильфийских корней? Не вырастают у нормальных людей такие длинные носы. Если уроженец Холмов все-таки имел место, бесцветка Климе в ближайшие полсотни лет точно не грозит.