- Почему? – спросил Тенька, накрепко решив, что не уйдет отсюда без образца ткани.

- Людям, тем более живым, нельзя здесь находиться.

- Это я понял, а причина какая-нибудь есть?

- Таков закон мироздания.

Тенька почесал в затылке.

- Давай я здесь еще часок-другой поброжу и уйду? Уж больно у вас интересненько...

- Отпусти гобелен.

- А тебе что, жалко? – набравшись наглости, Тенька одним махом отхватил заветный кусок и вместе с ножиком упихал его в карман.

- Никому не дозволено портить творения Вайрэ и Мириэль.

- А, так это они ткут? Я могу их как-нибудь увидеть, познакомиться, посмотреть технологию?

Майа некоторое время смотрел Теньке в лицо, а потом почти нормальным голосом спросил:

- Откуда ты вообще взялся?

- Я нечаянно и ненадолго, – заверил колдун. – Как – сам не понимаю, наверное, у вас тут аномалия какая-то, все искажения сбоят. Если хочешь, я могу тут поковыряться и все исправить! Будет нормальное общедоступное место, не хуже прочих. А то даже цвета ахроматизируются – ну, куда это годится?

Майа сморгнул. Тенька прочитал в его глазах напряженную работу мысли.

- Стой здесь, человек, и ничего не делай. Я вскоре вернусь и приведу того, кто будет говорить с тобой.

- Пожалуйста, – кивнул Тенька. – Я пока никуда не тороплюсь.

Миг – в серых коридорах снова воцарилась пустота. А Тенька открыл еще одно интересненькое свойство загадочных Чертогов: тело стало самую малость полупрозрачным, словно у тяжелобольного сильфа, и приобрело странную легкость. Когда Тенька быстро махал руками у себя под носом, то видел, как от пальцев тянется серый туманный след, словно и сами пальцы стали очень плотным туманом. Нельзя сказать, что ощущения Теньке нравились, однако он нашел их необычайно занимательными и до прихода обещанной персоны развлекался тем, что подпрыгивал сразу на несколько метров, кувыркался, дрыгал конечностями и пытался, скосив глаза, разглядеть туманный след от собственного языка.

Когда рядом из ниоткуда появилась высокая фигура в просторном и сияющем сером плаще, Тенька как раз стоял на голове, упершись ботинками в гобелен, дабы не упасть. Заметив, что его уединение нарушено, колдун поспешно встал и привычно заглянул в чужие глаза. Да так и обомлел.

Вот до этого субъекта Эонвэ было далеко, как едва вылупившемуся из яйца цыпленку до могучего ястреба. Незнакомец в сером плаще представлял собой новый вид невероятно сложного химического или даже космического соединения. Тенька разинул рот. Но не для того, чтобы молча продолжать восторгаться изящностью кристаллической решетки существа, которая местами превосходила самые смелые фантазии. Колдун протянул руку и смело представился:

- Тенька. А вас как зовут?

Голос у существа тоже был замечательный: звучный – но тихий, звенящий – но громоподобный.

- Я – Намо, хозяин этих Чертогов.

- Скажите, Намо, – восхищенно осведомился Тенька, – а ваш плащ тоже ткали Вайрэ и Мириэль? И если да, то почему на нем нет картинок? А если есть, то где и почему вы их никому не показываете?

- А вам не кажется, Тенька, что ваш вопрос несколько бестактен? – в голосе проскользнула тень иронии. Таким тоном добрый и терпеливый доктор филологических наук объясняет трехлетнему ребенку, почему пяти выученных букв алфавита не достаточно, чтобы защитить диссертацию.

- Извините, но я подумал, для такого интересненького вещества, как вы, не должно быть ничего неприличного. Скажите, Намо, а почему у вас тут все серое? А кто-нибудь из обитателей пробовал протащить сюда ведро желтой краски? А почему за окнами ничего не видать? И если людям тут нельзя появляться, то кому можно? И...

Увлеченный вопросами, Тенька не заметил, как брови собеседника поднялись домиком, а глаза полезли на лоб. Впрочем, длилось это долю мгновения.

- Я отвечу тебе, если скажешь: почему именно желтой краски?

Тенька сбился и надолго задумался.

- Не знаю, само сказалось. Желтая – она яркая, солнечная. Здесь тускловато. А почему...

- Мои Чертоги – пристанище эльфов, утративших телесную оболочку. А серый цвет – символ истины и бесконечности. Никто не пытался его изменить. И никто не войдет в Чертоги и не выйдет из них по своей воле.

- Так это вроде царства мертвых? – колдун почесал в затылке, закономерно поинтересовался: – И как же меня угораздило сюда попасть?

- Должно быть, таков замысел Создателя, – не очень уверенно, но скептически предположил Намо. – Ибо людям здесь не место, особенно живым. Особенно – растаскивающим гобелены на экспериментальные образцы.

- Можно подумать, я у вас полстены трубочкой скатал и за пазуху засунул. Это, между прочим, преступление – держать у себя такую интересненькую штуку и не делиться с общественностью!

- Почему же – не делиться? Здешние эльфы свободно ходят по Чертогам и, глядя на полотна, узнают о происходящем во внешнем мире.

- Интересненько это вы придумали, – согласился Тенька. – А почему именно гобелены? Те же палантиры, на мой взгляд, удобнее.

- Судьбы – нити в руках Той-которая-Ткет.

- А, понятно... Значит, там замешан вербально-фольклорный элемент... Намо, вы же не против, если я еще тут немного поброжу? Раз уж замысел Создателя...

Чертоги вздохнули вместе с хозяином.

- Хорошо, Тенька, поброди. Но пообещай, что больше не прикоснешься к гобеленам.

- Совсем? Даже просто рукой?

- Ни рукой, ни ногой, ни каким-либо инструментом или частью твоего тела. Не будь жаден, вспомни, что у тебя уже есть лоскут моего гобелена, и никто его не отбирает.

- Ладно, и на том спасибо, – кивнул Тенька.

Некоторое количество времени спустя.

Первого местного эльфа – серую, чуть прозрачную тень – колдун заметил издалека. Эльф стоял в конце одного из залов, почти уткнувшись носом в гобелены. Подойдя ближе и распознав знакомые черты лица, Тенька удивленно воскликнул:

- Курво?! Неужели! Тебя что, гномьей вагонеткой зашибло?

Эльф стремительно обернулся, вперившись глазами в Теньку, и тоже вроде бы узнавая. Колдун уже хотел распахнуть дружеские объятия, но тут красивое лицо исказила такая лютая и пылающая ненависть, какая прежде никогда не удавалась Куруфинвэ, хотя он много раз пытался.

- Ты-ы-ы-ы, – с яростью протянул эльф.

- Ага, я, – Тенька подумал, что если Курво и зашибло вагонеткой, то уж всяко по голове.

- Убью, ... !!! – подобных тирад не выдавал даже изобретательный и острый на язык Майтимо.

Тенька попятился, а потом и вовсе ринулся удирать от разъяренного обитателя Чертогов, на бегу сожалея, что не догадался уточнить у Намо, водятся ли здесь злобные полтергейсты и можно ли от них избавляться. Не то зашибет эльфа, а он поценнее гобеленов окажется – неудобно выйдет.

- Курво, ты рехнулся?!

- Я тебе покажу “Курво”!!! Я тебе этого “Курво” так вставлю и проверну, что Моринготто за гранью содрогнется!!!

Они неслись вдоль гобеленов, оставляя позади рассеивающийся туманный след. Злобный эльф сыпал заковыристыми проклятиями, из которых Тенька сделал вывод, что его собираются последовательно:

1) догнать

2) поймать

3) разорвать

4) придушить

5) вывернуть наизнанку

6) утопить и повесить

7) изрубить на мелкие кусочки

8) повторить последние пять пунктов бесконечное число раз

9) раскрутить над головой и зашвырнуть к Моринготто за грань, а еще в несколько других столь же малоприятных мест

10) точно так же поступить со всеми Тенькиными родственниками до седьмого колена

- Да что я тебе сделал?!! – возмущенно заорал колдун, оборачиваясь и тут же налетая на другого эльфа, полупрозрачного, но вполне материального.

В спину Теньке ударился его преследователь, окончательно сбивая всех с ног...

Валинор. Дом Майтимо и окрестности.

Узнав, что эльфы, а в особенности отпрыски дома Финвэ, покидают Белерианд, Саурон не мог нарадоваться, вознося хвалы себе и своей удачливости. Но все оказалось далеко не так радужно. Злейшие из его врагов пожелали остаться, да вдобавок растрезвонили всем секрет изготовления проклятых жгучих штуковин, которые взрывались, оглушали и причиняли темному майа небывалую боль. На исходе третьего года Саурон понял, что спокойной жизни и желанной власти ему не достичь никогда. Расплескалось на бессильную злобу прежнее могущество, износилась жалкая телесная оболочка, каждый новый день причинял одни неудобства и огорчения. Но Саурону не хотелось подыхать, скрываясь ото всех. Разумнее, рассуждал он, сдаться на милость победителя, накопить силушки в неволе, а уж потом ударить. Грозно и неотвратимо, по всем сразу. Расплатиться за унижения.