- А забрать дар, пусть на время, пока ты не родишь?
- Забрать дар, который стал частью меня, моей кровью? Это невозможно.
- Но ведь лишилась дара последняя обда!
- Нет, – Цвиля замотала головой. – Ее дар не канул в небытие. Он перешел к другому человеку. А тот человек не пожелал становиться обдой. Дар медленно угасал без применения, пока не умер вместе с ним. И, раз их дар умер, высшие силы не стали изменять кому-либо кровь во второй раз. Дочь первой обды, которая боролась за власть, к тому времени погибла, а ее дети и внуки не просили о даре. Каждый обращался с мольбой вернуть обду, но никто не попросил сам стать обдой, никто не отважился взвалить на себя дар и все, что к нему прилагается. Ты пришел ко мне, сказал, что мои предки развалили эту страну на части, и мой долг все восстановить. Я не смогла послать тебя к смерчам. И теперь не могу отказаться, потому что во всем Принамкском крае нет человека, к которому мог бы перейти дар. Разве что к моей будущей дочери, но у нее и так есть.
- Правильно ли я понял тебя? – голос колдуна делает глухим и дрожащим. – Я мог не искать именно потомка последней обды, а обратиться к любому, кто захотел бы обдой стать? И теперь, если я отыщу кого-нибудь, кому ты… вы смогли бы передать общий дар…
- А ты знаешь такого человека?
Он лихорадочно перебирает в памяти знакомых и незнакомых. Конечно, ни один орденец не годится. Но кто из ведов? Нынешний правитель? Именитые горцы? Молодой вояка Эдамор Карей? Деревенские жители, не имеющие ни малейшего представления о том, как управляют страной?
- Я найду, – шепчет он. – Я буду искать…
- Когда у меня родится дочь, я не смогу одна принять решение о передаче общего дара. Придется ждать, пока она вырастет, все ей объяснять, а у нее может оказаться совсем иное мнение.
- Сколько у меня?..
- Шесть месяцев.
- Целых полгода. Я успею до рождения твоей дочери.
- Такого человека нет. Высшие силы не зря направили тебя именно ко мне. Ты больше никого не найдешь. И моя вина, что я не додумалась о своем положении до обряда.
- Что же теперь?..
Цвилина рука дрожит, но голос звучит твердо. Из последних сил.
- Я выбрала родить дочь. И попросила высшие силы сделать так, чтобы ей не пришлось меня убивать. Моя жизнь прервется гораздо раньше, чем она сможет до этого додуматься.
- Цвиля…
- Ничего не говори. Это мой выбор. Моя дочь будет лучшей обдой, чем я. Ты воспитаешь ее с рождения и обо всем расскажешь.
- Я… все же поищу кого-нибудь. Есть полгода…
Цвиля пожимает плечами, и колдуна как обухом бьет осознание, что он и впрямь никого не найдет.
- Думаю, назвать дочку в честь последней обды, – звенящим голосом говорит Цвиля.
- Не надо. Лучше назови ее в честь прекрасной Климэн, жены веда Кейрана. Она больше этого достойна.
- Значит, будет обда Климэн. Климэн Ченара. Вот что, пойдем домой, мне вредно долго сидеть на снегу…
…Маленькая Клима агукает в колыбельке, играясь с тяжелой старинной монетой.
Срочные сборы. Сумбурное прощание.
- Дело времени, Цвиля. У Ордена слишком хорошие ищейки, а я среди ведов – важная птица. Древний род, древние знания. Моя голова дорого стоит, а лицо многим известно.
- За меня не тревожься. Муж ничего не знает, а я сумею отовраться. Но кто же теперь воспитает мою Климу…
- Доверять мужу не хочешь? Он ведь любит тебя.
- Любит. Но не сможет. Как бы он вовсе не пропал… после.
- У вас есть в окрестностях хоть кто-то, кому ты могла бы довериться?
- Нет, никого… Послушай, а что если отдать Климу в Институт?
- С ума сошла?! В сердце Ордена!
- Там дают блестящее образование. Моя Клима будет достаточно умна, чтобы взять знания и не попасться на идеологические уловки. Я ее научу. А ты возьми все эти свои бумаги и позаботься, чтобы они попали в институтскую библиотеку. Высшие силы сами пошлют их Климе в руки.
- Это уже слишком. Цвиля, твой план безумен и обречен на провал.
И, как год назад на капище, она вкрадчиво спрашивает:
- А у тебя есть другой план?
Он обреченно мотает головой.
Маленькая Клима начинает хныкать, и Цвиля берет ее на руки.
- Ступай. И в будущем посмотри за меня, как обда Климэн Ченара коронуется в Гарлее…
От видений разболелась голова. Клима лежала ничком, вжавшись щекой в камень. Сердце бешено стучало в ушах.
«Ма-ма, ма-мо-чка», – звал этот стук. Неистово, как никогда прежде.
Самые родные на свете руки обняли девушку со спины, и горчайший холодный комок внутри понемногу начал таять. Клима подняла голову.
Странное дело: она знала, что мамы здесь нет и быть не может, но в то же время четко видела ее перед собой.
«И вправду я на нее похожа…»
На маме было простое платье, в каком Клима ее запомнила. Знакомые черные глаза, только не колючие, а теплые и лучистые. Мама грустно улыбалась, невесомо касаясь Климиной щеки.
- Доченька моя. Какая ты стала. Самая сильная, самая красивая…
Клима моргнула раз, другой – и почувствовала, что плачет.
- Неправда, мама. Я совсем не красавица. У меня нос большой…
- Глупенькая. Разве красоту измеряют носами? Мне только жаль, что тебе еще очень долго нельзя будет полюбить того, кто любит тебя. Но я верю, что когда-нибудь он тебя дождется. А пока что ему придется любить за вас двоих.
- Да при чем здесь любовь, – отмахнулась Клима. – Мама, что мне делать? Я совсем запуталась…
- Вижу, – мама села напротив, точь в точь как в детстве. – Тебе больно и страшно. И мне больно и страшно вместе с тобой. Клима, я успела многому научить тебя. Я старалась, чтобы ни один из дней, отведенных мне, не прошел для тебя даром. Ты умеешь лгать и притворяться, принимать трудные и важные решения, разумно мыслить и строить чужие судьбы. Но я не успела научить тебя одной очень важной вещи, без которой ты никогда не сможешь стать во главе Принамкского края. Эта вещь – доброта.
- Всего-то?
- Без доброты любое твое деяние оборачивается не в пользу, а во вред. Наведение порядка становится кровавыми реками, политические победы обрекают народ сильфов на голодную смерть, союзы превращаются в предательства, а боль и страх следуют за тобой по пятам. Ты сама можешь понять это, если оглянешься на прошедшие годы и вспомнишь, чем оканчивались те дела, которые ты вершила без доброты. Тебе везло: рядом были люди, умевшие восполнить твой недостаток доброты, пусть иногда и без твоего согласия. Вы были почти равны, и ты не могла не прислушиваться к ним. Но недавно это ушло. Теперь ты намного выше, и они уже не в силах вкладывать свою доброту в твои дела. Тебе самой нужно научиться.
- По-твоему, мне следует помиловать благородных господ, которые в лицо клянутся убить меня, подарить сильфам половину наших плодородных земель, и делать вид, будто верю всему, что пытается мне врать Юрген?
Мама покачала головой.
- Не путай мягкость с добротой. Ты выточена из гранита, но и гранит не давит своей тяжестью побеги мха, а обрастает ими и дает приют вытекающей из-под земли кринице. Сейчас ты – иссушенный, голый камень, который можно лишь расколоть на части и выпускать из пращи, убивая и калеча. Позволь мху вырасти на тебе, позволь воде течь через твое сердце и из твоих глаз. Стань не ядром пращи, а капищем, куда идут за спасением и утешением. Высшие силы говорят твоими устами, но ты не всегда верно толкуешь даже свои слова. Вспомни, что ты говорила людям. И повтори это себе.
- Я повторяю каждый день и час. Но без толку.
- Я тебя научу. Помнишь, как мы учились врать? Помнишь нашу старую колоду карт?
Мама перетасовала карты, хотя Клима могла поклясться, что мгновение назад их не было. Она привычно взяла из маминых рук четыре карты.
- Посмотри на меня, – сказала мама, и остальная колода исчезла. – Ты пришла ко мне за помощью, мы родные друг другу. Разве я твой враг?
- Нет…
- Тогда почему ты прячешь от меня карты?
- Ты ведь сама учила…
