Сам Гера появлялся в отчем доме нечасто, занятый делами в войсках. Но уж если приезжал, то действовал на соперников подобно ушату ледяной воды, заставляя даже в мирный час помнить о долге и не выделываться. Тем более, Причина-их-Стараний все равно ничего не увидит: занята государственными делами, плевала на всякие байки и тому подобные глупости, а снисходит до подданных только во время обеда, чтобы поскорее его проглотить и снова уйти в работу. В этом Клима очень напоминала Теньку, который чаще всех задерживался в этом гостеприимном доме, и даже оборудовал в своей комнате очередной филиал мастерской, страшными клятвами заверив Геру, что во время опытов ничего не спалит.

Эксперименты колдуна и впрямь последнее время сделались на удивление бесшумными. Лишь иногда из-за неплотно прикрытой двери доносилось птичье кудахтанье, а единственный раз завоняло палеными перьями. Любопытная Герина сестричка уверяла, что видела на полу Тенькиной комнаты не меньше дюжины сильфийских досок разной степени пернатости, а еще одно полено с самым настоящим клювом. Половина домочадцев ей не поверила, а оказавшийся рядом Гера советовал прикусить длинный язык и не разглашать государственную тайну.

Так, в делах и заботах, жаркое лето перевалило за излом. Август принес в Принамкский край сухие горячие ветра с южных земель Голубой Пущи. Желтела пшеница на полях, становясь все больше похожей цветом на растрепанные волосы новой обды, расцветало в садах третье за лето поколение роз.

В один из первых дней августа на дороге к дому показался статный всадник на сером в яблоках жеребце. Рожденная засухой пыль растревоженно клубилась под копытами, создавая настолько плотные облака, что казалось, по ним могли бы гулять сильфы.

Лернэ выбежала на крыльцо, под фонарь, а потом не выдержала, подобрала тяжелую малиновую юбку, и помчалась навстречу, тоже вздымая пыль.

Они поравнялись в двадцати шагах от калитки. Гера резко осадил коня и воскликнул:

- Что же ты под копыта лезешь!

- Я нечаянно, – сказала Лернэ своим чудесным голосом, похожим на перезвон серебряных колокольчиков, и улыбнулась, во все глаза глядя на юношу.

Гера был загорелый и сильный, в коричневой кожаной куртке с широкими рукавами, из-под которой выглядывал край кольчуги. На его поясе с богатой пряжкой висел меч, а за спиной, поверх темно-желтого запыленного плаща – ортона. Улыбка у Геры была все такая же добрая и открытая, а взгляд – твердый и спокойный.

- Ой! Бороду отрастил!

Гера машинально поскреб щеки и честно поправил:

- Это еще пока не борода, а щетина. Нравится?

- Не знаю, – честно сказала Лернэ. И тут же спросила, почти с мольбой: – Ты надолго?

- На несколько дней, – обрадовал ее Гера. В их беспокойной жизни это теперь считалось долгим сроком.

Лернэ подошла совсем близко к седлу, и Гера рассматривал ее. И малиновую домотканую юбку, и длинные темно-каштановые локоны в косах, и по-сильфийски синие, но по-людски теплые глаза, и каждую черточку, которые уже помнил наизусть.

Он легко спрыгнул на землю, подняв очередное облако пыли. Лернэ взяла коня под уздцы и погладила по белому пятнышку между глаз. Странное дело, но под ее ласковой рукой успокаивалась любая домашняя скотина. Впрочем, Гера это странным не находил.

- Я привез тебе гостинец, – сообщил он, раскрывая одну из седельных сумок и бережно доставая оттуда что-то продолговатое, завернутое в мешковину. – Надо же, такая жара, что все высохло. А я вылил сюда почти ведро воды!

Лернэ обеими руками приняла сверток и заглянула под мешковину.

- Ой, роза! Какая красивая! Только поникла немножко, но я ее полью, и оживет.

- Ты ее и посадить можешь, – довольно пояснил Гера. – Она там с корнями и землей. Я выкопал ее в Кайнисе во время тайной вылазки.

Лернэ ахнула, прижимая подарок к груди.

- Ты был на настоящей разведке! Это очень страшно?

- Ни капельки! – Гера расправил плечи. – Скоро Кайнис и вовсе будет наш, тогда я повезу тебя туда и покажу все тамошние сады! Правда, их там немного, ведь Кайнис – военная крепость. Зато какие там башни и метательные орудия…

Они медленно направились к дому, ведя коня за собой и болтая обо всем на свете.

- Мы здесь тоже не скучаем, – говорила Лернэ. – У коровы теленочек будет, за нею надо присматривать. Сбор урожая на носу, надо столько всего успеть! А я еще я прялку раздобыла и хорошую шерсть, будут всем к зиме теплые вязаные шарфы. Здесь нынче тихо…

- Конец вашей тишине, – улыбнулся Гера. – Скоро такой шум поднимется, что ты и о прялке позабудешь!

- Клима приедет?

- Не только Клима, а еще все ее охранники, несколько штабных, новый казначей и Гулька. К вечеру доберутся. Я вперед поехал, чтобы вы тут готовились.

- Ну, если Гуля будет, то шуму и правда поднимется много, – решила Лернэ. Она видела наставницу досколетчиков обды всего один раз, но этого хватило, чтобы составить впечатление. – А Ристя приедет?

- Не знаю, – Гера пожал плечами. – Вчера, когда Клима говорила с ней по Тенькиному зеркальцу, Ристинка была на пути сюда из Фирондо. Если Гулькины ученики успели ее встретить и доставить к нам в лагерь – то вечером увидитесь. Кстати, о Теньке. Он в ваших краях не объявлялся? А то три недели назад заявил, что на разведку его уже не тянет, ратные подвиги не прельщали никогда, сердце требует серьезной науки, а в палаточном лагере под Кайнисом «ни зеркало нормальное не поставишь, ни табулятоид», что бы это ни значило. Уехал, все зеркальца Климе оставил, и с тех пор мы о нем не слышали.

- Тенечка у нас, – поведала Лернэ, заходя во двор через калитку и снимая крючок с ворот. – Только он в последнее время странный какой-то стал…

- Что, ЕЩЁ более странный? – фыркнул Гера, распахивая ворота, чтобы мог пройти конь. – Разве такое возможно?

- Тенька немножко рассеянный, – Лернэ положила розу на землю и помогла затворять створки за прошедшим на двор жеребцом. – А нынче сам не свой сделался. Неделю назад спустился к нам, глаза блуждают. Срезал с герани на окне большую ветку и обратно убежал. Унес к себе досточку, молоток и гвозди. А однажды заявил, что наше общество стоит в начале технического развития, и это его угнетает. Третьего дня вовсе песни пел! Гера, ты помнишь хоть раз, чтобы Тенечка пел?

- Не-а, – мотнул головой юноша.

- И я! За всю жизнь!

Гера задумался.

- Может, у него очередная зазноба появилась?

- Откуда? – вздохнула Лернэ. – Он из дому-то не выходит! Даже обедать почти не спускается. А начнешь его уговаривать – уже ел, отвечает. У себя в комнате сам с собою о чем-то бормочет на разные голоса. А иногда при нас говорит не по-людски, гундосит что-то, шипит, языком щелкает...

- Разберемся, – постановил Гера.

Расседлав коня, они зашли на веранду. Там Лернэ развернула розу, огромную, алую, пусть и слегка поникшую, и принялась пересаживать ее в горшок с землей. Веранда была уставлена горшками: розы и фиалки, герань, буйно цветущие ромашки и даже сильфийский укроп.

- Помнишь? – указала девушка на белый розовый куст в большом вазоне. – Это ты привез мне из-под Гарлея. А вон ту золотистую розу – из самого Гарлея.

- Все помню. Особенно укроп, – подхватил Гера, – А вот эти фиалки – из деревеньки под Косяжьей крепостью, что далеко к югу отсюда… славно они у тебя разрослись.

Лернэ улыбалась, тонкими пальцами приминая рыхлую сырую землю вокруг стебля, а солнечные лучи сияли на ее волосах, пыльной малиновой юбке, и на чудном румяном личике. Гера любовался ею, а она любовалась Герой. И им обоим казалось, что нет в мире лучшего счастья, чем просто смотреть друг на друга и беседовать среди цветов после долгой разлуки.

На веранду выскочила бойкая Герина сестричка, вслед за ней, ахая, прибежала матушка, а потом явился отец и посулил сыну серьезный разговор, который тут же решено было отложить до конца обеда. Ведь не абы-кто явился, а герой с войны! Его и накормить надо, и отмыть, и, самое главное, наглядеться вдоволь.