И вдруг я словно отрезвел. Последние дни сестренка часто возвращалась поздно, практически не разговаривала с нами, хотя еще около недели назад все было в порядке. Я хотел отвлечь маму чем-нибудь, чтобы она не хватилась сразу — она итак в последнее время слишком сильно рискует своим здоровьем — но было уже поздно, мама заметила что-то неладное.
— Айрин?.. — окликнула она, но в прихожей стояла все та же тишина. — Айрин!
Я попытался ее остановить, но она уже рванула вверх по лестнице. Я побежал следом. Распахнув дверь ее комнаты, мама вздохнула и приложила ладонь ко рту. Я не на шутку перепугался и заглянул в комнату. Ничего устрашающего я не заметил. Разве что… идеальный порядок. Обычно в комнате Ри царила такая свалка, что не было возможности что-либо найти.
На аккуратно растленном темно-зеленом покрывале лежал небольшой бумажный лотос. Не смотря на ужас, сковавший меня, я улыбнулся. Сестренка очень любила писать письма, а потом складывать из них разные фигурки. Мама выдохнула и раскрыла письмо, пальцы дрожали, она едва могла держать в руках ветхую бумажонку.
— Мама, я все знаю, — со слезами начала она. — Не бойся за меня, со мной все будет хорошо. Я хочу восстановить справедливость. Вот только… Почему вы скрывали все от меня? Ты, мама, скрывала эту тайну одна на протяжении четырнадцати лет, а потом еще шесть лет вместе с Томасом. Томас, в какой же момент наша связь исчезла? Почему мы с тобой так отдалились друг от друга? Я открывала тебе все свои секреты. Все, кроме разве что одного, и то, лишь потому, что ты не смог бы понять меня. Не смог раньше, не сможешь и сейчас. Я скрыла от вас лишь свои чувства, вы же скрыли от меня мое происхождение, мою значимость. Вы предали меня… — На этих словах мама, не в силах сдерживаться, разрыдалась, отбросив листок, словно он ее обжигал.
Я взял в руки письмо и дочитал оставшуюся часть.
— Я не держу на вас зла… мне немного больно, но уверена, что это пройдет. Не ищите меня. Я лишь хочу посмотреть в глаза человеку, разрушившему твою жизнь, узнать правду, восстановить справедливость…
Восстановить справедливость… волна леденящего ужаса сковала меня. Я едва смог взять себя в руки, но при виде хрупкой фигуры мамы, сотрясающейся от рыданий, все мое самообладание испарилось. Я обнял маму, попутно шепча слова успокоения, которые были чистой фальшью, потому что даже я не верил, что все будет хорошо.
Айрин могла наворотить не мало проблем. Навлечь их как на себя, так и на меня и маму. За себя я не боялся, но если с Ри что-то случится, мама не переживет, это раздавит ее.
— Т-т-томас… — заикаясь, вздохнула мама. — Найди ее, прошу тебя. Она… она может п-п-пострадать…
Ее тихий, надломленный голос, больно резал по слуху. Я пропускал ее боль через себя, сам ощущал все то, что ощущала сейчас она, отчего на глаза наворачивались слезы.
«Томас! Останови ее… Не дай ей уйти, прошу тебя!» — в памяти всплыла подобная сцена, с разницей лишь в том, что тогда сестренка не смогла сбежать.
Я судорожно пытался понять, куда она могла сбежать, где спрятаться на первое время. Ее целью, должно быть, был дворец — по-другому ее письмо не истолковать. Вот только, что она имела ввиду под справедливостью? Я всегда считал Айрин слишком спокойной и невозмутимой, даже в мыслях представить не мог, что она способна сбежать из дома.
После инцидента два года назад, я убедился в том, что за маской тихой девушки прячется настоящая баталия демонов, но надеялся на то, что она не повторит своих ошибок. Этот побег был моим упущением — я не смог заметить ничего подозрительного в ее поведении что в прошлый раз, что в этот. После случая с тем парнем, она очень долго злилась на меня. Поэтому то, что она очень редко вступала со мной в разговор, было естественным. И это было вполне справедливо.
Помню, как в ту ночь смотрел на нее и видел слезы катящиеся по ее лицу, в глазах было столько боли. Помню, как она испуганно смотрела на меня, прижимая к груди мою старую, потрепанную сумку и упрямо твердила, что должна уйти. Я хотел ее отпустить, но я видел, как из мамы словно выкачали жизнь при одной только мысли, что она уйдет.
В ту ночь я не поверил, что она так просто согласится остаться. Поэтому, когда я услышал легкий скрип ее окон, я затаился на крыльце, а затем проследил за ней. Но Ри всегда была гораздо проворнее меня. Я не смог догнать ее. Тогда я был даже рад за нее, потому что верил, что она начнет нормальную жизнь, не зная всю противную тайну нашего происхождения. Я верил, что незнание облегчит ей жизнь.
Но ближе к рассвету я заметил ее фигуру, приближающуюся к дому. Плечи поникли, она выглядела очень разбитой. В этот момент во мне проснулись самые разнообразные чувства. Я хотел убить парня, что посмел обидеть мою сестру, разбить ее сердце. Я хотел подойти к ней, но боялся сделать еще хуже. Поэтому я затаился на кухне и ждал, когда сестра войдет в дом. Но она не вошла. Выглянув в окно, я заметил ее сидящей на ступеньках, устало прислонившей голову к перилам. Я поборол в себе чувства и не подошел к ней. Я не поддержал свою сестру, когда она больше всего нуждалась в поддержке.
Томас, в какой же момент наша связь исчезла? Почему мы с тобой так отдалились друг от друга?
Эти слова больно ранили сердце. Но я знал на них ответ. С тех самых пор, как я узнал всю правду. Она была нелегкой, поначалу я не мог в это поверить. Чтобы мы — люди, живущие на отшибе города, в отдалении, были на самом деле наследниками престола? Кто вообще в здравом уме поверит в эту чушь? Но это была правда…
…ты не смог бы понять меня. Не смог раньше, не сможешь и сейчас.
Я прекрасно понимал ее. Я тоже любил.
Я познакомился с Фелисс, когда мы впервые оказались в лагере повстанцев. Она была словно ангел, спустившийся с небес — я сразу потерял от нее голову. Мне было пятнадцать, ей — четырнадцать. Она была воплощением всего самого прекрасного и невинного… И так думали все. Лишь я научился замечать ее внутренних демонов.
Поначалу отношения у нас не заладились. Казалось, она на дух меня не переносила, постоянно презрительно морщила аккуратный носик и фыркала. Наблюдать за этим было и забавно, и обидно одновременно. Все изменилось в корне, когда нам было по семнадцать, до моего дня рождения оставалось несколько недель, а ее только недавно прошел. Тогда я практически жил в Оттаро — на тот момент, там были отличные тренировочные полигоны.
Я не знаю всей истории, но даже там Фелисс успела натворить делов. Она и Джастин, к которому я питал весьма неоднозначные чувства, потому что этот парень постоянно ухлестывал за Фелисс, без разрешения мистера Свена, ответственного за хранение оружия, стащили пару винтовок и палили в лесу по деревьям.
Ее по всем правилам ожидало строгое наказание и крепкий выговор Свена, но я заступился за нее. Сказал, что подстрекал ее к этому поступку, и вся вина на мне. Мой поистине искренний тон сработал лишь отчасти: наказали нас всех троих. Вот только меня и Фелисс отправили драить плитки на кухне, считаю, что нас пощадили лишь потому, что мы — особы непростой крови. А вот бедняге Джастину, который был самым простым солдатом, к моей ИРРАЦИОНАЛЬНОЙ радости, отправили мыть туалеты.
— Поверить не могу, что ты поступил так… — в привычной высокомерной манере она пыталась подобрать слово, — так…
— По-рыцарски? — попробовал помочь ей я, на что она громко фыркнула.
— Глупо! — Девушка откинула прядь светлых волос и хмуро посмотрела вниз, на меня, а затем резко отвела взгляд. Отлично, вот и вся благодарность! — Со Свеном разговор короткий — хоть дунул на его драгоценный инвентарь и вуа-ля, ты уже в карцере… Хотя, должна отдать должное, твоя королевская задница сыграла значительную роль в моем спасении.
Я рассмеялся.
— Думаю, что и твоя королевская задница имела значение.
Она чуть удивленно посмотрела на меня, а затем, снова фыркнув, принялась с особым усердием за очередной отрезок кафеля. Воцарилась тишина, нарушаемая лишь звуками щеток, тряпок и воды.
