Чего ему хотелось, так это прижаться к Йаке. К его смуглому крепкому телу, темневшему на постели. Но на эдакое он пока не осмеливался, поэтому решил сделать то, чего ему хотелось почти так же сильно — поговорить с Йаке.
— Ты всё равно не спишь, давай поболтаем, — вобрав в себя побольше воздуха, предложил он. Йаке скептически вскинул бровь, но Марк не дал сбить себя с намеченного пути и торопливо продолжал: — Ты так стремишься в эти свои Чёрные Холмы. В Паха Сапа. Но ведь ты уже получил имя, индейское имя. Зачем тогда?
Вопрос попал в самую точку — Марк понял это по тому, как дрогнули губы Йаке, и ноздри на миг раздулись.
— Я получил имя как раз в Паха Сапа, — отрывисто сказал он и помедлил, прежде чем добавить: — Когда мне было тринадцать. Я как раз скипнул от очередных опекунов, но они жили ближе к Холмам — в Небраске.
— И? — напряжённо осведомился Марк, понимая, что если Йаке не засыпать постоянными вопросами, он вряд ли расколется до конца.
А Марк намеревался узнать о нём всё!
— И меня сцапали, конечно, — усмехнулся Йаке, — но до того я провёл в Паха Сапа целую неделю. Я нашёл там такую пещеру… ничего не ел, только немного пил из ручья… и в конце концов…
Он опять смолк, и Марк на миг коснулся его руки, умоляюще на него глядя:
— Говори. Ну пожалуйста! Пожалуйста! Что было потом?
Почему-то он был твёрдо уверен, что самому Йаке не терпелось рассказать всё, как было, но тот не решался.
Йаке Витко просто привык молчать!
И ещё Марк точно знал, что раньше никто не спрашивал Йаке про такое.
Тёмные глаза Йаке ярко блеснули в полумраке, когда он ответил спокойно и почти буднично:
— Потом пришёл волк.
*
19.. год, резервация Пайн-Ридж, штат Южная Дакота.
— Когда юноша лакота идёт в Паха Сапа искать себе имя, винчинчала-васичу, он прежде всего ищет любви. Ты удивлена? Но ведь Вакан Танка посылает ему покровителя из любви к нему, чтобы ему помочь. И этот покровитель отныне будет сопровождать его всегда, в жизни и в смерти — сопровождать потому, что таков его собственный свободный выбор. Разве не это люди называют любовью?
*
20.. год, мотель на федеральной трассе, штат Айова.
— Видение? Это было видение? — ошеломлённо прошептал Марк, хватая Йаке за запястье, и тот не отстранился. — Или… что?
— Волк пришёл и встал возле того места, где я лежал — у ручья, на берегу, — тихо проговорил Йаке, не отвечая на вопрос. — Он был громадным, как утёс… и шерсть свисала у него с боков клочьями. Я увидел кровавую пену на его морде. Но я и не испугался… почти. Мне, честно, было всё равно, сожрёт ли он меня — он имел на это право, ведь даже если его не послал Вакан, он жил в священных Холмах и волен был охотиться на кого захочет. Но он меня не сожрал. Он стоял и просто смотрел на меня. И глаза у него… — Он запнулся на мгновение и прошептал: — Можешь не верить… но у него были глаза моего отца.
Марк почувствовал, как зачастил пульс на запястье Йаке, которое он всё ещё цепко сжимал, и сам вздрогнул всем телом. А Йаке торопливо продолжал, отведя взгляд:
— Отец спился. Спился, и его убили в драке… там, в латинском гетто, где мы жили, в Миннеаполисе, когда мне было десять, но… я любил его.
Не зная, что ответить, Марк крепко переплёл пальцы с его пальцами и, помолчав, хрипло выдавил:
— Он говорил с тобой? Этот… волк?
Йаке покачал головой, криво усмехнувшись, и решительно высвободил руку:
— Нет. В тот раз — нет.
Волосы шевельнулись у Марка на голове.
— В тот… раз? Значит, был ещё и другой?!
Не отвечая. Йаке рывком сел на постели.
— Я бы поел, — сообщил он невозмутимо, и Марк даже застонал от острого разочарования. Иногда его спутник воистину казался ему каким-то бревном бесчувственным!
Послушав, как Марк обиженно сопит, вываливая на прикроватный столик припасы из своей спортивной сумки — чипсы «начос», печенье и банки с пепси, — Йаке только фыркнул.
— Змей ты, а не волк, вот ты кто, — жалобно пробубнил Марк, наблюдая, как тот аккуратно обмакивает чипсы в корытце с соусом. — На самом интересном месте!
Йаке перестал жевать.
— Это не сериал, — медленно произнёс он. — Это моя жизнь, Пачаншихута.
Новое имя в его устах как-то примирило Марка со сказанным, и он, сдаваясь, тоже подцепил из пачки «начос», приказав себе набраться терпения. Сытый Йаке мог оказаться более разговорчивым!
Они доели всё до крошки и выпили пепси, а потом Марк собрал весь мусор в корзину и растянулся на кровати, приглашающе похлопав ладонью по простыне рядышком с собой:
— Ложись уже. Надо отдохнуть. Завтра к ночи мы будем на месте.
Он решил, что бессмысленно снова заводить разговор про таинственного волка-покровителя. Настанет время — и Йаке сам всё расскажет, Марк это чувствовал.
Тот молча кивнул и уселся возле него, уже не на столь почтительном расстоянии. Он даже не прятал глаз, а пытливо смотрел на Марка, который растерянно заморгал, стараясь не покраснеть под этим изучающим взором — ещё не хватало!
Марк знал, что не урод, мягко говоря, что симпатичен — он слишком часто пялился на себя в зеркало, чтобы это усвоить и не комплексовать. И достаточно часто ходил в тренажёрный зал, чтобы и тела своего не стыдиться. Марк любил подчёркивать утончённость своего облика и радовался, когда его принимали за девушку в унисекс-шмотках, но задохликом быть не собирался.
Однако именно сейчас он готов был спрятаться под простыню, хотя, по сути, это было более чем нелогично, ведь он же сам, сам мечтал, чтобы Йаке смотрел на него!
— Что? — прошептал он, неуверенно моргая.
— Чего ты хочешь добиться в жизни, Пачаншихута? — задумчиво спросил Йаке, склонив голову к смуглому плечу, и Марк чуть было не ляпнул: «Тебя!»
— Я хочу учиться в Нью-Йорке, — ответил он, спохватившись. — У меня достаточно успехов для того, чтобы меня приняли туда, куда я хочу попасть. И я вправду талантлив, это не трепотня. И собираюсь стать великим модельером… как Версаче. Не смейся! — быстро добавило он, испугавшись насмешки.
Но Йаке не смеялся
— А ты куда собираешься после школы? — заторопился Марк, чтобы не оборвалась нить беседы, начавшая было так удачно сплетаться.
Глубокий голос Йаке прозвучал совершенно бесстрастно:
— Откуда мне знать? Я так далеко не заглядываю.
Марк прямо рот разинул, услышав эдакое:
— Что?.. Но ведь все уже вовсю готовятся, планируют, выбирают колледжи…
— Мне нет смысла что-то сейчас планировать, — легко перебил его Йаке. — Понимаешь? Не время. Я даже не знаю, кто я. Я везде — лишний, везде — чужой.
Спокойный голос его даже не дрогнул, зато Марк затрясся, как в лихорадке, снова хватая его за руку:
— Что ты такое несёшь? Ты же способный!
И вот тут-то Йаке негромко, искренне рассмеялся, без всякого надрыва или издёвки — ему действительно было смешно!
— Ты меня не слышишь, что ли? Я сам не знаю, кто я! Меня нигде не принимают таким, каков я есть. Во мне не та кровь, чтобы меня признали краснокожие, и я слишком скин для васичу. Для белых. Только волк — Йаке, давший мне имя, ведёт меня, и только ему я нужен.
— Да что за хуйня! — сорванным полушёпотом проорал Марк, с ужасом понимая, что Йаке в чём-то даже прав. Марк знал, что такое быть изгоем в средней школе имени Джона Адамса… но его любила мама, любил отец, и уж, бесспорно, априори не отвергал тот мир, в который он собирался вступить победителем, завоевав его признание упорной учёбой и несомненным талантом.
А кому был нужен Йаке?
Марк так и взметнулся, вцепившись ему в плечо. Плечо было твёрдым, тёплым и сердито дёрнулось под его ладонью. Конечно, разве мог Йаке показать хоть кому-то свою слабость?! Да нипочём, волчара несчастный!
— Ты! Нужен! Мне! — проскандировал Марк всё тем же отчаянным срывающимся полушёпотом, хватая Йаке уже за оба плеча и так стремительно подаваясь ему навстречу, что они едва не столкнулись лбами. А может быть, и столкнулись, потому что у Марка из глаз посыпались искры, осветившие, кажется, всю эту задрипанную комнатушку, когда он яростно впился губами и зубами в изумлённо приоткрытые губы Йаке.
