*

20.. год, горы Блэк-Хиллз, штат Южная Дакота.

К вечеру следующего дня, как и обещал Марк, они с Йаке стояли возле предгорий Паха Сапа, и гранитные тёмные утёсы, слегка освещённые заходящим солнцем, возвышались над их головами, словно тени погибших воинов.

— Куда мы денем машину? — вполголоса осведомился Марк, касаясь локтя Йаке.

Но, в сущности, это было неважным. Рядом с этими горами неважным было всё, судьба папиного «доджа» — тем более.

Сверху раздался резкий гортанный крик, и Марк вздрогнул. Какой-то чёрный лоскут сорвался с корявой сосновой ветки и исчез в ущелье, словно подхваченный порывом невесть откуда налетевшего ветра.

— Канги, ворон, — чуть улыбнувшись, пояснил Йаке. — Он встречает нас, и это хорошая примета. Давай загоним машину вот сюда, в овраг, и прикроем ветками. Не бойся, её не угонят. Возьми всё, что тебе надо, из багажника.

Свою спортивную сумку он уже перекинул через плечо.

— Ворон точно не угонит, — облизнув пересохшие губы, пробормотал Марк. — И… мне ничего не надо. Вот эту сумку, и всё.

— Уверен? — Взгляд Йаке был острым и испытующим.

«Ничего не надо, кроме тебя, дурака, собирающегося себя изувечить!» — чуть было не заорал Марк. Но вовремя сдержался и только кивнул. Внутри у него всё дрожало мелкой противной дрожью, и он до боли сжимал кулаки, чтобы хоть как-то унять её.

— Когда ты собираешься… это делать? — спросил он с запинкой, торопливо догоняя Йаке, уже двинувшегося меж сосен по едва различимой тропе, усыпанной хвоей. Тропа эта поднималась всё выше и выше, петляя среди скал.

— Солнце, Ви, должно подняться, — отозвался тот коротко, глянув на Марка через плечо. — А пока… надо всё подготовить.

— Йаке… — позвал Марк жалобно, и тот сразу остановился, так что Марк, не ожидавший этого, едва на него не налетел. — Я не хочу тебе мешать, но… Боже, я просто сдохну!

Он зажмурился, выговорив это.

Крепкая рука Йаке легла ему на плечо, слегка сжала и так же легко встряхнула. Марк вскинул мокрые глаза, проклиная себя за невольно выступившие слёзы.

— Это испытание и для тебя, Пачаншихута, — глухо произнёс Йаке. — Прости меня.

Марк обессиленно привалился к нему, чувствуя одновременно пронзительную горечь и прилив какого-то невероятного детского счастья. Ветер нёс отдалённый запах дыма, большая ладонь Йаке лежала на его вздрагивавших лопатках, и дрожь понемногу унималась под тяжестью этой тёплой ладони.

— Я и сам боюсь до усёру, ты что думаешь, нет, что ли? — внезапно с глубоким вздохом признался Йаке, и Марк вытаращил на него глаза,

— Чего-о? — недоверчиво протянул он, не веря своим ушам.

Йаке только рукой махнул:

— Чего слышал. Давай, двигаем уже, а то правильное дерево с фонарём придётся искать.

И направился вперёд своей лёгкой поступью, чёртов упрямый волчище!

— И всё равно это будет неправильное дерево, — сварливо проворчал Марк, снова торопливо догоняя Йаке и приноравливаясь к его шагам. — Правильное дерево надо срубить, не дав ему коснуться земли, и отнести в правильную прерию. Шестерым сильным воинам, между прочим!

— Ух ты, — дурашливо изумился Йаке, весело покосившись на него. — Неужто и об этом в Интернете можно узнать?

— Да, а что? — с вызовом отрезал Марк, стараясь не пыхтеть слишком уж громко. Они подымались всё выше, и воздух стал заметно холоднее и разреженнее. — Сам-то ты откуда про это узнал? Что надо делать, и всё такое? Ты же… Ты же никогда не жил в своём племени!

Он осёкся и в панике прикусил свой болтливый язык.

Но Йаке не обиделся и не рассердился. Он спокойно откликнулся:

— Правильной прерии больше нет, Пачаншихута. Она умерла вместе с бизонами, если хочешь знать. Оставшиеся лакота заперты в резервациях, бизоны — в национальных заповедниках и в зоопарках, а прерия — просто умерла. Остались только Паха Сапа — и это всё ещё священная земля лакота, ибо они вечны. И всё, что здесь растёт — правильное.

Его низкий певучий голос ласкал Марку слух, хотя от смысла сказанного сердце его сжималось.

— А ты помнишь эти места? — живо спросил Марк. — Ну… я имею в виду — ты же был тут когда-то!

— Вот ты сказанул, — рассмеялся Йаке, и Марк надулся от досады. — Паха Сапа огромны, парень. А про то, откуда я узнал всё это…

Он опять остановился посреди тропинки, и Марк на сей раз налетел на него даже с удовольствием. Йаке поймал его за локоть и глянул сверху вниз. Глаза его блеснули.

— У меня была одна старая аудиозапись, понимаешь? Очень старая. Была и есть.

*

19.. год, резервация Пайн-Ридж, штат Южная Дакота.

— Я уже сказал: чтобы умилостивить Солнце — Ви, мы танцуем для него Пляску Солнца в те дни, когда оно стоит на небосклоне дольше всего. И ещё я говорил, что ничего более не скажу тебе об этом, ибо ты — винчинчала с женской душой в женском теле. Но сейчас я вижу, что ты слушаешь меня достойно, без пустых возражений, на которые так горазды васичу. Белым людям кажется, что они знают всё о земле и небе, потому что так сказали им Шина Сапа — Чёрные Рясы.

Кто приносил себя в жертву Ви? Это те люди, винчинчала-васичу, обычно мужчины, очень редко — женщины, которые хотели чего-то особенного — стать настоящим воином или же добиться исцеления для родного человека. Они просили у Солнца то, что не могли получить обычным путём.

Все те, что хотели испытать себя, шли к Ви Чан, Дереву Жизни, чтобы принести Солнцу жертву крови.

*

20.. год, горы Блэк-Хиллз, штат Южная Дакота.

Марк понятия не имел, по какому принципу Йаке выбирал своё Дерево Жизни, на котором завтра ему предстояло висеть, слабея от потери крови. Мысль об этом немедля выжигала в мозгу все предохранители, поэтому Марк упорно загонял её на задворки сознания, чтоб этого самого сознания не лишиться.

Завтра ему тоже должны были понадобиться все силы.

«Это испытание и для тебя, Пачаншихута. Прости меня»…

Он сидел у костра, который развёл для него Йаке, глядел в огонь, слыша шаги Йаке в кустах за спиной и монотонные крики каких-то ночных птиц… и всё это — потрескивание огня, птичьи возгласы, эхом отдававшееся в ущелье, похрустывание веток под ногами Йаке — странным образом успокаивало его. Словно бы он, Марк Митчелл, тоже становился частью этого мира, в котором для того, чтобы перешагнуть на новую ступень своей жизни, требовалось не поступить на учёбу в нью-йоркскую академию, а повиснуть на проклятом столбе пыток под палящими лучами солнца!

Марк нервно сглотнул и потёр ладонями коленки. Ну где же там Йаке?

Словно услышав его отчаянный безмолвный призыв, Йаке вышел из кустов на поляну. Склонившись над костром, он деловито поворошил каким-то сучком угли, и отблески вспыхнувшего пламени осветили его сосредоточенное лицо.

— Ну что там у тебя? — осведомился Марк, не утерпев.

— Нашёл, — лаконично отозвался Йаке, не подымая головы, и сердце у Марка так и ёкнуло. Да чтоб оно погорело к утру, это паршивое дерево!

Но что-то в нём тут же устыдилось этой мысли. Дерево, найдённое Йаке, было частью Паха Сапа, чью силу Марк чувствовал всем своим существом. Сосны, величественно высившиеся вокруг, ветер, трепавший ему волосы, громоздившиеся позади утёсы — всё это было…

«Местом Силы», — припомнил Марк.

Нет, не только.

Храмом — вот чем это было.

Йаке наконец поднял глаза — очень усталые, и сердце у Марка опять ёкнуло. Но Йаке тут же сбил всю драматичность момента, сладко зевнув и потянувшись всем телом.

— Куртку возьми, — непослушными губами вымолвил Марк и потянул с плеч куртку, которую Йаке перед уходом на него набросил.

Но тот лишь головой помотал:

— Я привычный. Ты спи давай, а я посижу ещё, Пачаншихута. Мне надо… подумать.

Ещё раз взглянув в его сосредоточенное лицо, Марк решил не спорить и послушно закрыл глаза. Ему не хотелось ни спать, ни есть, ни думать о неизбежности завтрашнего утра. Хотелось привалиться к тёплому боку Йаке и лежать, слушая его мерное дыхание. Как прошлой ночью. Но делать было нечего. Марк опустил голову на колени, плотно обхватил их руками и мысленно воззвал ко всем добрым духам этого странного, волшебного, проклятого места, умоляя их помочь Йаке. Как именно помочь, он и сам не знал. Но отчаянно надеялся, что эти духи знают. На то они и духи.