Синтии позвонил очередной клиент, а я вышла на улицу и решительно набрала номер мужа:

– Саша… да, я знаю, что ты занят. Ты теперь всегда занят. Я только хотела сказать, что подаю на развод.

Охваченная апатией, Наталья подумала, что не только она сошла с ума. Мужчины, похоже, тоже в неадеквате. Но Петр немедленно начал кому-то звонить и дрожащим голосом умолять приехать, пообещав не постоять за ценой. А потом по дому простучали уверенные мужские шаги, и ад вокруг начал сгущаться.

Молодой следователь, как она поняла, сначала прогулялся по дому, а потом с полной уверенностью в своей правоте перешел к допросам. Наталье сделали укол успокаивающего, но оно подействовало не вполне, и сквозь полудрему-забытье она слышала каждое слово:

– Петр Валерьевич, скажите, как похититель попал в ваш дом?

– Не знаю… Наверное, влез в подвальное окно. – муж говорил неуверенно, запинаясь, никогда раньше у него не было такого растерянного голоса.

– Должен вас огорчить, но через это окошко смог бы пролезть разве что ребенок. Взрослый мужчина там бы не пролез.

– Не знаю тогда…

– Более того. Результаты экспертизы еще не готовы, но фото уже сделаны. Через это окошко вообще никто не лазил. Ни ребенок, ни кошка. Там остались не растаявшие снежинки и круглые капли воды. При любом воздействии на них на подоконнике остались бы стертые полосы. Их нет. Более того, все снежинки попали на лицо ребенка уже после ее гибели. Они не растаяли. То есть скорее всего, ее убивали, когда окошко было закрыто. Вы уверяете, что двери дома и гаража были заперты. Следов взлома наши эксперты пока не обнаружили, на замках никаких видимых повреждений. Так как же похититель проник внутрь дома? Подумайте, это очень важно.

– Ключи были у прислуги. И у соседей.

– Пожалуйста, конкретнее. Вы же понимаете, мы должны будем всех допросить.

Муж начал перечислять имена, а Наталья снова отключилась. Очнулась она ближе к вечеру. В доме все так же было полно народу, в десятке метров от ее кушетки на мягком глубоком кресле сидел все тот же молодой следователь, но допрашивал он теперь их домработницу Анну Тимофеевну.

– Это он или она, я уверена. – Наталью затошнило от глухого женского голоса, в котором отчетливо слышалась ненависть. – У них слишком много денег, они не знали, куда их девать. И развлекались они по-странному, я б такого себе ни в жисть не позволила. Бога они не боялись, вот что!

– Давайте об их развлечениях поговорим в другой раз. – спокойный голос следователя вызвал у Натальи еще больший ужас, чем даже злоба домработницы. – Скажите, какие у вас основания считать, что в смерти Жанны виноваты ее мать или отец?

– А вы подумайте сами. – зло ответила женщина. – Девочка одета не для спанья. Она в бальном платье, думаете, это как бы пижамка у нее? Нет, даже эти уроды до такого не дошли. Хвосты резинкой затянуты, кто ж кладет ребенка спать с резинками? И потом, ее ж принесли в подвал в одеялке, вы заметили? Оно под ней мокрое лежало. Так вот, это одеялко взято в сушилке, в гардеробной. Я его вчера постирала, и вывесила там. потому оно и мокрое. Как думаете, незнакомый мужик поперся бы за каким-то фигом в гардеробную? Она на втором этаже, между прочим. Сколько ходьбы, и еще можно родителей разбудить. Да бросьте, наверняка они сами и сходили, им-то бояться нечего.

Это неправда, хотела крикнуть Наталья, но из горла не вырывалось ни звука. В спальне для гостей было одеяло, оно исчезло, зачем кому-то понадобилось бы другое, из гардеробной? Она приподнялась на локте, судорожно глотая воздух, и привлекла внимание следователя.

– Анна Тимофеевна, мы с вами чуть позже поговорим. – торопливо сказал он, поднялся и подошел к кушетке. – Наталья Олеговна, вы уже в состоянии побеседовать со мной?

Она торопливо закивала. В голове был туман, но она хотела знать, что случилось с Жанной.

– Скажите, вы не заметили ничего странного в записке с требованием выкупа? – мягко спросил следователь.

Она долго смотрела на него, пытаясь собрать в кучку расплывающиеся мысли. Ничего странного? Да это был удар по голове, удар неожиданный и сокрушительный, разбивающий мозг вдребезги.

– Ну, к примеру, листы, на которых были требования. Они не показались вам знакомыми?

– А… листы… они из моего ежедневника. – хрипло ответила она, сообразив, чего он хочет.

– Отлично. – похвалил следователь. – А кто имел доступ к вашему ежедневнику?

– Не знаю… – она никак не могла понять, чего от нее добиваются. – Я имела, Петя… Ну, Жанна, и прислуга тоже…Я ж его не прятала.

– Понятно. – он задумчиво кивнул. – Вы видели одеяло, которое лежало в подвале под вашей дочерью?

– Я не обратила внимания. – горло сжималось спазмом, но, видимо, вколотое лекарство еще действовало, и ей удалось не завыть. – Но думаю, это одеяло с постели в той комнате, где мы ее положили. То есть то, которым ее накрыли перед сном.

Ее собеседник задумчиво покачал головой, но настаивать не стал. Вместо этого он задал следующий вопрос:

– Скажите, вы переодевали ребенка после мероприятия?

– Я не знаю… Жанну в комнату занес муж. – с трудом припоминая события, прошептала она. – Он сказал, что переодел, но я не видела… Спросите у него.

– Спросим. – кивнул следователь. – Тогда еще вопрос. Где вы или ваш муж учились делать гаротту?

– Кого? – от изумления у нее прорезался голос.

– Ну, берете бельевую веревку, завязываете узлами на двух ручках от скакалки, получается идеальная удавка… Вы где-то видели такое?

– Не видела… Жанна… была задушена… вот этим??? Скакалкой?

– Да, можно сказать и так. – вздохнул следователь. – Я вижу, вам тяжело разговаривать, поэтому долго мучить не стану. Последний вопрос – кто знал о том, что ваш муж недавно получил премию размером в 112 тысяч долларов?

Тут она надолго зависла. Почему-то этот вопрос ни разу не пришел ей в голову с той страшной минуты, когда она прочитала требование о выкупе. Ее не поразило ни то, что требование написано на вырванных из ее блокнота листках, ни точная сумма премии, о которой, кроме нее и мужа, знало от силы человека два-три. Но… это же могло быть совпадением?

Не добившись ответа, следователь велел ей отдыхать и куда-то отошел. Она было снова впала в забытье, но скоро рядом присел человек, которого она с трудом, но узнала – это был Михаил Сумароков, адвокат по уголовным делам, которого очень ценил Петр. Она раньше здоровалась с ним, но ни разу не разговаривала наедине. но сейчас он наклонился к ней, положил на плечо теплую ладонь и доверительно заговорил.

Всю его длинную речь она в своем сумеречном состоянии не поняла, но уловила главное – ей надо прекратить все контакты в полицией, и общаться ними только через него, адвоката. Она никак не могла понять, почему, ведь ей не меньше, чем полиции, хотелось немедленно найти убийцу. Она чувствовала, что единственное, что могло ей дать силы жить дальше – это надежда когда-то увидеть того, кто отнял жизнь у ее девочки, и уничтожить его. Другой цели отныне у нее не было. Она постаралась донести это до адвоката, но он лишь согласно покивал – конечно, это достойная цель. Но чтобы ее добиться, надо оставаться на свободе.

Она никак не могла понять, о чем он толкует. Самое страшное с ней уже произошло. У нее отняли цель ее жизни, оправдание ее существованию. Что еще могли с ней сделать? Почему она должна была опасаться полиции? Адвокат потратил много времени, чтобы донести до ее сознания следующее:

Именно ее муж, а заодно и она, стали главными подозреваемыми по делу. Следователь убежден, что попасть в дом никто посторонний не мог. У него есть для этого некоторые основания: дом был заперт, через высокое и узкое подвальное окно никто пролезть не мог, да и открыли его, похоже, уже после убийства. Письмо с требованием выкупа было написано на листах, вырванных из блокнота самой Натальи. Сумма, указанная в нем, точно совпадала с премией, полученной недавно Ремизовым, и об этом факте мало кто знал. Труп остался в доме, хотя похититель должен был его вынести. И самое главное – никто не позвонил, чтобы потребовать выкуп. То есть все свидетельствовало о том, что убийца находится внутри дома. Более того, он никуда не торопился. Девочку сначала чем-то оглушили, вероятно, электрошокером. Какие-то красные точки на подбородке есть, но эксперты не уверены, что они от шокера. Может быть, вырубили просто мощным ударом по голове – там травмы имеются, и тяжелые. Потом связали ей руки и заклеили скотчем рот, и лишь потом завернули в одеяло и отнесли в подвал. Возможно, травмы черепа появились от удара, когда девочку резко бросили на пол. В любом случае, ее развязали, сняли скотч и потом задушили каким-то приспособлением, сделанным из ее же скакалки. А потом преступник оставил убитую девочку в подвале и пошел наверх писать записку. Все это заняло никак не меньше четверти часа… Ни один посторонний не стал бы спокойно разгуливать по дому, зная, что в спальне на втором этаже спят хозяева.