Когда я поднимаю взгляд, я замечаю, что он тоже меня увидел.

Его глаза застывают на мне, пока он стоит в очереди, темные и непостижимые. Эта энергия между нами… Я не могу понять, что это. Притяжение? Химия? Все, что я знаю? От этого у меня перехватывает дух, а мое сердце начинает биться чаще. Тот факт, что он проник и в мои сны, заставляет меня жаждать вновь это прочувствовать все сильнее и сильнее. Это помогает мне выбраться из моей реальности и познать нечто новое и волнующее, что дарит надежду и жизнь.

Я наблюдаю за ним, пока он оплачивает свой кофе и сладкий рулет, а потом приближается к моему столику шаг за шагом. В зале еще десять столиков, абсолютно свободных, но он выбирает именно мой.

Черные ботинки останавливаются прямо рядом со мной, и я изучаю, как его джинсы облегают бедра, поднимаю взгляд к его сказочно прекрасному лицу. Он все еще не побрился, поэтому щетина сегодня проступает более явно. Это делает его еще более брутальным, более мужественным.

Я ничего не могу поделать с тем, что, не отрываясь, разглядываю, как его светло-голубая рубашка облегает мужественную грудную клетку, как расслабленно ремень держит его джинсы. Это подчеркивает его гибкость, стать и силу. Я с жадностью ищу глазами его взгляд и нахожу в нем заинтересованность.

– Это место занято?

Господи всемогущий! Он говорит с британским акцентом! В мире нет ничего более сексуального, и я даже прощаю ему этот старомодный утомительный способ знакомства. Я улыбаюсь, глядя на него снизу вверх, мое сердце бешено колотится.

– Нет.

Он все еще не двигается.

– Тогда могу я присесть? Я могу поделиться своим завтраком.

Легким жестом он указывает на приторный, щедро посыпанный пеканом рулет.

– Конечно, – отвечаю я спокойно, почти профессионально скрывая факт, что мое сердце буквально выпрыгивает из груди. – Но от завтрака я откажусь. У меня аллергия на орехи.

– Тогда мне больше достанется, – усмехается он, устраиваясь в кресле напротив.

Он ведет себя так естественно, как будто каждый день подсаживается к незнакомым девушкам в больнице. Я же не могу прекратить вглядываться в его темные, практически черные, глаза.

– Часто бываешь здесь? – иронично спрашивает он, развалившись в своем кресле.

Мне не удается сдержать смешок: теперь он просто следует по списку типичных фраз для знакомства, но все эти клише звучат потрясающе, рождаясь на его губах.

– Частенько, – киваю я. – А ты?

– Здесь варят лучший кофе поблизости, – отвечает он, если, конечно, это можно считать ответом. – Но только давай не будем никому рассказывать. А то они всем разболтают, и очереди станут километровыми.

Я встряхиваю головой, не в силах бороться с улыбкой.

– Хорошо, пусть это останется нашей тайной.

Он пристально смотрит на меня темными блестящими глазами.

– Прекрасно. Я люблю тайны. Они есть у всех.

Я с трудом могу дышать, потому что в нем есть нечто завораживающее. То, как он произносит фразы и как сияют его глаза; то, каким знакомым он кажется, потому что присутствовал в моих грезах, о которых могу знать только я сама.

– А что ты скрываешь? – спрашиваю я, не задумываясь. – Какие у тебя тайны?

Он ухмыляется.

– Не думаю, что ты бы хотела их знать.

Я бы очень хотела.

– Меня зовут Калла, – быстро исправляю я свое невежество.

Он отвечает мне улыбкой.

– Калла – как название траурного цветка?

– Именно, – вздыхаю я. – Я живу в доме, где находится похоронное бюро. Так что видишь: ирония для меня не потеряна.

Сначала он приходит в замешательство, а потом на его лице отражается понимание.

– Значит, ты заметила мою футболку вчера, – делает вывод он, его голос звучит мягко, его рука свисает с потрескавшейся спинки кресла.

Он не обращает никакого внимания на мои слова: я живу в доме с мертвецами. Обычно люди моментально подскакивают, когда узнают об этом, они почему-то сразу делают вывод, что я странная, нездоровая или мрачная. Но не он.

Я быстро киваю.

– Забудь. Просто вспомнилось.

Потому что я запоминаю все, что с ним связано.

Уголок его губ подрагивает, как будто он вот-вот улыбнется. Но лицо остается спокойным.

– Я Адэр Дюбрэй, – говорит он мне, словно удостаивает меня дара или великой чести. – Но все зовут меня Дэр.

Никогда не встречала более подходящего имени. Оно звучало как-то по-французски утонченно, хотя говорил он с британским акцентом. Он как некое необъяснимое явление. Чудо, в темных глазах которого мерцали слова: «Дерзни, брось мне вызов». Я сглатываю.

– Рада познакомиться, – говорю я, и это чистая правда. – Почему ты в больнице? Уверена, ты пришел сюда не за кофе.

– Хочешь, я расскажу тебе о своей любимой игре? – задает вопрос Дэр, уходя с темы.

Мой рот слегка приоткрывается от удивления, но я вовремя сдерживаю себя.

– Ну, давай.

– Двадцать вопросов. Таким образом, у нас будет возможность лучше познакомиться.

Я выдавливаю из себя улыбку, хотя его ответ меня раздражает.

– Значит, ты не любишь говорить о себе?

Дэр ухмыляется.

– Это моя наименее любимая тема для беседы.

Но она такая интересная!

– Значит, я задаю тебе вопросы, на которые ты должен ответить? Всего двадцать?

Он кивает в ответ.

– Вот мы и прояснили правила.

– Хорошо. Использую свой первый вопрос, чтобы узнать: что ты делаешь в больнице? – я приподнимаю голову, глядя ему прямо в глаза.

Уголки его губ снова вздрагивают.

– Посещаю человека. Разве не ради этого обычно приходят в больницу?

Мое лицо вспыхивает, и я не могу с этим справиться. Его ответ очевиден. Как очевидно и то, что я теряю голову. Этот парень мог пригласить меня позавтракать вместе с ним, только если сам того хотел, а по блеску в его глазах я могу сделать вывод, что он уж точно не собирается отсюда сбегать.

Я делаю глоток кофе, изо всех сил стараясь не расплескать его на одежду. Если сердце так выпрыгивает из груди, это было бы не удивительно.

– А ты? Что ты здесь делаешь? – спрашивает Дэр.

– Это твой первый вопрос? Потому что я хочу честной игры.

Он широко улыбается, на его лице искренняя заинтересованность.

– Конечно! Я хочу использовать свой вопрос.

– Я пришла сюда со своим братом. Он посещает… групповую терапию.

Внезапно я понимаю, что чувствую себя странно, говоря об этом вслух. Потому что в этих словах роль Финна как будто становится меньше. В реальности же его роль в моей жизни очень велика. Он лучше большинства людей, добрее и чище душой. Но что может знать об этом незнакомец? Незнакомец просто повесит на него ярлык «сумасшедший», и таков будет его вердикт. Я пытаюсь справиться с желанием пуститься в объяснения, и каким-то чудом мне это удается. Это не касается незнакомого человека.

Как ни странно, Дэр не задает вопросов. Он просто кивает, как будто это самая обыденная на свете вещь.

Он делает глоток кофе.

– В любом случае, может, это провидение? То, что ты и я оказались здесь в одно время, я имею в виду.

– Провидение? – поднимаю я одну бровь.

– Это судьба, Калла, – объясняет он.

Я закатываю глаза.

– Я знаю, что это. Может, я и не учусь в частной школе, но я не тупая.

Он усмехается, обнажая свои белоснежные зубы; это выглядит так очаровательно, что меня пробирает дрожь.

– Рад за тебя. Так значит, ты студентка, Калла?

Почему мы говорим об этом? Мне не терпится узнать, почему ты считаешь, что это провидение. Но я сдержанно киваю.

– Да. Осенью я уезжаю в Беркли.

– Неплохой выбор. – Он снова делает глоток. – В таком случае провидение, должно быть, ошиблось. Если ты уезжаешь. Потому что я, напротив, собираюсь остаться здесь. Ну, после того, как мне удастся найти жилье. Здесь не так просто найти хорошее.

Он очень уверен в себе и открыт. Мне даже не кажется странным, что незнакомец начинает говорить со мной о таких вещах ни с того ни с сего, внезапно. У меня ощущение, что мы знакомы всю жизнь.