– Чую немалую магию!

Артуриан подобрался; взгляд, что вонзился в зрачки Мэла, стал хищным.

– Чуешь?

– Всей своей обгорелой задницей! – добавил Ринн, сверкнув щербатой улыбкой.

Артуриан усмехнулся, провёл рукой по седоватым, не по возрасту, волосам.

– Что ж, твоя задница ни разу нас не подводила… Но, боюсь, после этого приключения она станет ещё обгорелей.

Запрокинув голову, Мэл Ринн расхохотался на всю пустошь, и даже на лице Джеймса появилось подобие улыбки.

– Поздравляю, друзья, – Артуриан спешился и, выдернув из ножен меч, обвёл спутников сверкающим взглядом. – Мы добрались до владений Огненной девы.

***

Продвигались пешими, быстро и молча. Закреплённые на спинах щиты давили добротной тяжестью, воздух дышал июльским пеклом и становился горячей с каждой секундой. Вереск, что багряным, как в стихе Артуриана, ковром лежал под ногами, сперва почернел, а потом и вовсе пропал. Его сменили камни, булыжники и вся в трещинах земля, жар которой чувствовался и сквозь толстую подошву сапог.

Общались знаками – но ни один из воинов не сдержал удивлённого восклицания, когда все трое одновременно увидели его.

Отбрасывая узкую тень, в огромном, покрытом змеистыми трещинами камне, красовался Меч.

До него оставалось порядка тридцати футов. Воины знали, чего надо было ждать, – и всё же оказались не готовы.

Стоило слову «Калибурн» лишь пронестись в их сознании – подземное пламя струями ударило наружу, образовав кольцо, огненное озеро вокруг камня с мечом.

А над ним…

– Будь я проклят! – хрипло выдохнул Мэл Ринн, запрокидывая голову.

В воздухе, почти касаясь босыми ступнями рукояти меча, зависла девушка: лицо белей парного молока, копна огненно-рыжих волос… И платье, словно вымоченное в свежей крови, сшитое из сотен длинных лент, концы которых свисают до самой земли.

Её звали Нинэйн. Прекрасной и ужасной Огненной девой, чьё пламя охраняло Калибурн от посягательства недостойных. Нинэйн была ведьмой, отвергшей милость Королевы Моргейны, не выдавшей Меч её сыну – Мордретту… Огненная дева не знала пощады и не давала поблажек, поэтому пророчество о том, что добывший Калибурн станет Королём, оставалось только пророчеством.

Но трое, что пришли сегодня, хотели всё изменить.

Джеймс увидел, как алые губы презрительно изогнулись.

– Охотники за Мечом… – шепнула Нинэйн, и в этом шёпоте послышался треск поленьев в раскалённом камине. – Охотники за смертью…

Она взмахнула широкими рукавами. Вниз посыпались почерневшие, обугленные кости и черепа, один из которых прокатился к ногам самого Артуриана. Он посмотрел на чёрный, ухмыляющийся оскал, перешагнул череп и, вскинув подбородок, сверкнул глазами на ведьму.

– Я пришёл по праву.

– Так докажи его, – прошептала Нинэйн, и треск поленьев обратился в треск вековых дубов от лютого лесного пожара.

Огненный вихрь ударил в то место, где только что стоял Артуриан. Мэл Ринн, спасший господина, сбив его с ног, выставил перед собой щит и двинулся на ведьму.

– Добудьте Меч! Я отвлеку её!

Нинэйн вскинула бровь, заметив две серебряные, крест-накрест полоски на его щите.

– Серебро?.. – прошелестела Нинэйн. – Жалкий человек, ты думаешь, это спасёт тебя от моего пламени?

– Красивая. А какая дерзкая… – улыбнулся на это Мэл.

И одним движением скинул капюшон.

– Единожды опалённый огнём уже не боится его, дева, – с гордостью сказал Мэл Ринн; единственный глаз, устремлённый на ведьму, неистово сверкал. – Я видывал ярость Драконов. Что мне твоё колдовство? Ударишь, – хитро добавил он, – как погладишь…

Пламя бешено взревело в ответ.

***

Отблески огня пляшут на дымчатой стали, будто вихрь крутятся в глазах. Озеро жидкого пламени вокруг камня с Мечом: ни переплыть, ни достать… Ни уйти невредимым.

Джеймс облизывает треснувшие губы, кивает Артуриану – и прыгает вперёд. Огонь, шипя лесной кошкой, отскакивает от серебряных полос, но тотчас кусает справа и слева. Артуриан за спиной: исступленно, зло вертит щитом, сыпет проклятьями сквозь зубы. Жарко, но пока не горячо. Пламя бьётся не в полную силу: Нинэйн кружит над одним Мэлом Ринном, и завитки волос непрерывно хлещут его безжалостным огнём…

Мэл смеётся, хохочет сквозь боль:

– Ни в чёртовых горах Каледона… ни в Эринионе, зелёном, точно проклятый изумруд, не видывал я лица прекрасней, чем твоё, дева!..

Нинэйн корчится, искры бешенства летят из глаз.

– Быстрей!

Горят перчатки, горит одежда. Плавится на щитах серебро. До камня – совсем чуть-чуть, лишь бы не утонуть, не сгореть в этом жерле вулкана…

Амулет яростно стучит вторым сердцем, отражает все колдовские атаки. Но силы заканчиваются, перед глазами уже не Меч – красно-чёрная мошкара.

– Мой принц… – зов хриплым и чужим голосом.

Артуриан подставляет плечо; в щёку и золотые волосы уже вцепился огненный пёс. Щит плачет серебряными слезами, и пламя вот-вот выжжет его дотла.

Ноги оступаются.

Они летят вниз; огонь, ликуя, распахивает жаркие объятья…

Удар о камень. Далёкий крик.

Рой красно-чёрной мошкары: в глазах, в огне, всюду…

…А сквозь него – чёткая ладонь на рукояти Меча.

– Мой король… – улыбаются треснувшие губы.

И пламя гаснет.

Всё гаснет.

***

Ножны цвета камня медленно, осторожно касались распростёртого тела. С головы до пят, с правого плеча – на левое и обратно…

И вот вздрогнула рука. Нога. Задрожали ресницы.

Внезапная судорога по всему телу.

Ридделл очнулся, широко распахнул дымчато-серые глаза. Увидел протянутую ему ладонь.

А над ней – совершенно чужого человека.

Но, нет.

Не чужого…

– Как ты, мой друг?

Участие в ястребином взгляде. А сам еле держится на ногах, пытается улыбаться, хоть от боли сводит обгоревшее лицо…

Джеймс тяжело поднялся. Глаза нашли Калибурн, скользнули по серой поверхности ножен.

– Вы… – начал было он – и замолчал, не сумев договорить.

Всё было ясно без слов.

Легендарные ножны, что умели вернуть дух в уставшую плоть. Камень, что хранил крепко вонзённое лезвие. Если бы не это…

Джеймс покачнулся, схватился за амулет, до боли вдавив его в руку. Зрение вмиг затуманилось, перед ним вспыхнуло снежно-белое лицо дочери – и раскололось, будто весенний лёд.

«Я жив. Я вернусь!..»

– Обязательно вернёшься, – сказал Артуриан, и Джеймс вздрогнул, осознав, что мыслил вслух.

Тем временем принц – нет, король! – крепко пристегнул ножны к поясу. Поморщился, проведя рукой по изуродованному лицу… А после – горестно усмехнулся.

– Захочет ли твоя дочь быть со мной? Теперь? С такой-то моей красотой?

Джеймс почувствовал на губах улыбку.

– Мужчина не должен быть красив, – произнёс он, кивнув головой туда, где, закончив схватку, беседовали Мэл Ринн и Нинэйн: она – такая же надменная, он – ещё обгорелей…

– Мужчина, – добавил Джеймс, – должен быть героем.

Артуриан тихо рассмеялся. От него тоже не укрылся заинтересованный взгляд непокорной Девы, что парила над Мэлом, не сводя с бывшего противника глаз.

– Героем, – согласно кивнул Артуриан, оглаживая рукоять Калибурна, и вновь повернулся к Джеймсу. – Теперь нам по…

Договорить он не успел.

Позади, далеко в лесу, послышалось надрывное ржание.

– Блейк! – встрепенулся Джеймс, и тревога бешено забилась в висках, когда…

…Дайана поняла, что ей не послышалось.

За пределами Хокклоу и правда ржал конь.

Стрелой к окну! Скорей! Скорей, чтобы увидеть…

…Как в замке, впервые за полгода, открываются ворота.

***

На гобеленах весело искрится золотая канитель, обычно серый камень будто светится изнутри праздничным, алым… Дайана подмечает всё это краешком глаза и, не останавливаясь, проносится мимо: по гулким коридорам и вниз, вниз, вниз, через две ступени разом, с улыбкой столь счастливой, что ноют зубы…

«Вернулся. Вернулся!»