- Может быть, - несколько виновато произнес воин Господень, - ты все-таки не пойдешь?

  Мальчик посмотрел на него с обидой:

  - Что значит - не пойду? Я же твой ученик. Надеюсь, хотя бы в этот раз ты научишь меня чему-то полезному, потому что размахивать палашом и орать молитвы я все равно не буду.

  - Если так, то чего ради ты за мной таскаешься? Плыл бы домой. Твои сородичи, наверное, места себе не находят.

  - Если так, - передразнил своего товарища Юко, - то они его не находят на океанском дне. Жаль это признавать, но ундины вытащили только меня. Больше никто не согласился... на такую цену.

  Под его светлыми ресницами странно двигались потемневшие голубые радужки.

  - Ладно, - вздохнул Тристан. - Шутки шутками, а пора спускаться. Держись.

  Он протянул узкую ладонь, и ее тут же обхватили чужие крохотные пальцы.

  В коридоре было тесно и пыльно, в железных скобах на стенах все еще торчали факелы. Никто ими не пользовался, и нетронутая ветошь стала пристанищем сотен пауков: между ней и стеной они свили свою смертоносную невесомую сеть, надеясь, что однажды в подземелье все-таки занесет хотя бы одну-единственную блудную муху. Некоторые сдались, и в переплетении зыбких нитей виднелись их собственные высохшие трупики; Тристан кривился и кусал губы, не в силах избавиться от смутного ощущения тревоги. Пока еще смутного.

  Далеко не всякий воин Господень пойдет в надежно запертые подвалы, зная, что в них царит вполне себе внушительная зараза. Далеко не всякий пойдет искать в этих подвалах демона, зная, что и монахини, проводившие в монастыре куда больше времени и привыкшие называть его своим домом, предпочли бы уехать и навсегда забыть об угрюмой западной башне.

  Потом коридор закончился, и Тристан с облегчением выдохнул.

  - Ответь, - обратился к нему Юко, - что нас окружает?

  - Лестницы, - пояснил воин Господень. - Сотни каменных лестниц. Они переплетаются между собой, и вниз можно пойти разными путями. Кое-где на камне, - он внимательно огляделся, - что-то вроде фресок. На них... должно быть, это звезды. Но они почему-то живые... и улыбаются.

  - Я не понимаю, чему ты радуешься.

  Тристан улыбнулся:

  - Я понял, где мы. А это уже половина победы.

  - Ну-у, - протянул Юко, - я бы так не сказал. По-моему, неважно, где именно мы находимся. Гораздо важнее, что у нас нет ничего, кроме твоего палаша и какой-то глупой книжицы.

  Его собеседник посерьезнел:

  - Ну-ка повтори.

  - У нас нет ничего, кроме твоего палаша и какой-то глупой книжицы, - послушно произнес мальчик. - Постой, неужели ты обиделся? Но, Тристан, это же и правда глупо! Ты можешь пользоваться этим чертовым фолиантом, сколько угодно, а что делать мне? Я, забери меня Дьявол, не вижу ни зги даже в летний полдень! Я, забери меня Дьявол, почти забыл, как он вообще выглядит!

  Повисла тишина. Разве что откуда-то издали до ушей ребенка доносилось некое подобие стука.

  - Нельзя, - очень тихо и очень сердито заявил Тристан, - порочить святое слово. Даже если пока что тебе не дано им пользоваться. Эта книга, - Юко различил, как размеренно шелестят ее страницы, - вечно будет моей надеждой. Моим спасением. А ты, - он сложил руки на груди, бросив мальчика наедине с его слепотой, - мало того, что называешь его глупым, так еще и поминаешь черта и Дьявола там, где их, мягко выражаясь, опасно поминать.

  - Ладно, - не менее сердито проворчал его спутник. - Да будет, как говорится, воля твоя, Тристан. Давай сюда ладонь и перестань кипятиться. Я боюсь темноты.

  - Угу. Через три шага ступеньки.

  Спускались молча. И чем дальше их уводила широкая каменная лестница, тем более горячим и сухим становился воздух; соленые капли теперь скользили не только по лицу Тристана, но и по лицу Юко. Фрески на сводах не менялись: все те же небесные огоньки с кривыми усмешками и бусинками-глазами; экзорцисту чудилось, что они следят за ним и его спутником, и что они заранее осведомлены, какая судьба их ждет.

  "Сейчас вы развернетесь, - обратился к воину нежный, почти материнский, голос, - и убежите. Как убегали до вас монашки. Но вы будете правы, и никто не посмеет вас упрекнуть. Хотя..."

  В таких ситуациях Юко обычно говорил: Тристан, не надо его слушать. Но сейчас Юко злился, и ему было все равно.

  "Здесь хорошо пахнет, - вынужденно признал голос. - Но вы ошибаетесь. Немного ошибаетесь. Впрочем, я желаю вам не оступиться".

  Чужая узкая ладонь ослабла и выпала бы из пальцев Юко, если бы он их не сжал.

  - Тристан? - обеспокоенно позвал мальчик. - Ты в порядке?

  ...Болели разбитые колени. Он бы страшно хотел забыть, как это неприятно и муторно - падать.

  - Тристан?

  - Все нормально, - хрипло пробормотал он. - Не беспокойся.

  Фляга с водой, прихваченная из монастыря, была пуста. Ни единой капли. Он спрятал ее обратно в сумку и рассмеялся, но это был неправильный, искаженный, зловещий смех. Совсем не подобающий экзорцисту.

  - Юко, ты что-нибудь слышишь?

  - Да, - растерянно согласился мальчик.

  Тристан потер свой аккуратно перевязанный лоб:

  - Далеко?

  Мальчик опустился на корточки рядом с ним.

  - Да. Он там, где заканчиваются лестницы.