— Я сегодня такая неловкая… Ужасно неудачный день. Я сегодня прямо как магнит для неприятностей… только вот страдают от этого другие. Хорошо хоть, что отца срочно вызвали. — Лея печально улыбнулась. — Держите ваш кофе. Сахару не рискну положить, уж извините. Вы, кажется, были программистом? Переквалифицировались в силовики?

— Эм, да, — почти не соврал Скайуокер, принимая кофе, оказавшийся ужасно горячим. — Спасибо.

— Энакин, воронка уменьшилась ещё на полметра. Винду вот-вот проспорит мне свой фиолетовый фонарик! — Комментарий Куй-Гона заставил его слегка улыбнуться.

— Значит, вы тоже пришли спросить меня, не видела ли я чего-то подозрительного, не замечала ли чего-то странного?

— Эм-м, — замялся Скайуокер. Вообще-то, именно об этом он и хотел сейчас спросить, вот только пришёл сюда совсем за другим.

— Так вот, мой ответ не изменился, и вам вовсе не обязательно было приходить сюда ночью. Но я вас не гоню, — поспешно прибавила она, взглянув на сделавшееся непроницаемым лицо Энакина. — По правде говоря, мне сейчас так жутко, что я уже жалею, что позволила всех распустить. Побудьте со мной немного, пожалуйста. — Последнюю фразу Лея произнесла так, что Энакин невольно вспомнил, что перед ним одиннадцатилетняя девочка, которой сейчас очень страшно и больно. И которую он должен убить…

— Хорошо, — кивнул он, не зная, что сказать. В горле его засел огромный ком. Энакин чувствовал, что должен что-то спросить, но…

— Расследование ведь не продвинулось, верно?

— А почему вы так уверены?

— С чего вы взяли, что я уверена?

— Мне кажется, вы знаете, что убило вашу мать, но молчите. Почему?

Чашка в руке у Органы лопнула, как, впрочем, едва не лопнули и барабанные перепонки Скайуокера.

— Энакин, что ты творишь?! Воронка скакнула! Черт возьми, делай дело, пока не поздно!!!

— Да… — тихо сказала она, глядя на то, как медленно стекает кровь по её ладони, капая прямо на стол, где уже была лужица разлитого кофе и лежали осколки битого фамильного сервиза. — Это я её убила.

— Что? — переспросил Энакин, в ужасе глядя на то, как глаза Леи медленно наполняются слезами.

— Это я… Я виновата… Мы… мы поругались… Сильно… Была причина… Она уехала сразу после этого, не дождавшись шофёра, который был на перерыве, и даже не пристегнувшись. Она была не в себе… Совершенно не в себе… — Эти слова нелегко давались Лее, всё её тело дрожало от едва сдерживаемых рыданий.

— Это… это случайность. Просто так совпало, — сам не веря в свои слова, прошептал Энакин, придвигаясь поближе и аккуратно беря её окровавленную ладонь.

— Нет, не случайность! — воскликнула Лея, и слёзы ручьями брызнули из её глаз, однако руку она не отдернула. Энакин принялся вынимать застрявшие в ранке осколки.

— Я не знаю, что у вас там творится, но, черт возьми, эта дрянь опять стабилизировалась и больше не растёт! Винду там орёт, чтоб ты кончал быстрее, но ты не слушай его, он тот ещё мудак временами… — вновь подал голос Джинн.

— Спасибо, — между тем тихо сказала Лея, когда Энакин закончил бинтовать. Магия магией, но оперативникам полагалось носить с собой и карманную аптечку. — Я узнала кое-что, что она от меня скрывала… Ото всех скрывала… И вышла из себя… Это я виновата…

— Что узнала? — мягко спросил Энакин. Почему-то ему казалось, что разгадка совсем близко.

— Всю жизнь… Всю жизнь она мне лгала! — голос Леи дрожал. — И отец мне не отец, и брат… у меня, оказывается, всё это время был брат! Брат-близнец! Которого она отдала в приемную семью сразу же после нашего рождения, потому что тот был слишком похож на своего настоящего отца! Она лгала мне, от… отцу, всем! — Тут глаза Леи яростно блеснули. — А всё оттого, что мать, видите ли, мечтала о грандиозной карьере, а с тем программистом ее построить было затруднительно! И тогда… тогда она нашла себе другого, влиятельного и богатого, вот только не знала, что уже беременна! А ты… — она посмотрела на Энакина тяжелым взглядом. — Где был ты? Она тебя искала сначала…

— Скайуокер, завязывай! Она опять вот-вот рванёт! — надрывался в наушнике Куай-Гон, но Энакин словно оцепенел.

— Человеку верь наполовину, Светлому — на треть, а Тёмному не верь совсем… — тихо пробормотал он, глядя расфокусированным взглядом перед собой. Ведьма его надула. Лея — его ребёнок. И Люк… Люк, по всей видимости, тоже. Скайуокер горько рассмеялся, отчего Лея недоуменно подняла бровь, а Джинн и вовсе переполошился, решив, что тот сошёл с ума.

Но Энакин не сошёл с ума! Напротив, он, наконец, всё понял. Эти ублюдки хотели, чтобы он убил собственную дочь? А черта с два им! Он всё понял… Люк — Иной, и он его сын, Лея — его дочь и тоже Иная… Так бывает, редко, но бывает! Избранный он или кто? Потому никто её не проклинал, она сама постаралась… Вот силища-то какая!

— Мастер Джинн, — обратился он к своему «диспетчеру». — Пробейте по базе результаты техэкспертизы, они должны уже были придти. Это очень важно.

— На кой-черт они тебе? — проворчал Куай-Гон, но все-таки результаты сообщил, а также прибавил, что механик признался дозорным в том, что его подкупили.

Следующие десять минут Энакин терпеливо втолковывал Лее, что она не виновата, что просто так оно получилось, что всё совпало, и что никакой пристёгнутый ремень и аккуратное вождение не спасло бы её мать с неисправными-то тормозными колодками. Всё это время Куай-Гон терпеливо докладывал о постепенном уменьшении воронки, однако голос у него при этом был какой-то странный… словно что-то случилось, но он не желал говорить, что именно. Это тревожило Энакина.

— Эм, Энакин, — осторожно начал Куай-Гон, когда воронка достигла всего лишь семи метров. — Мы тут дальше сами справимся, ты поезжай обратно к мальчику.

— Что случилось?! — бешено взревел Энакин, из-за чего начавшая было успокаиваться Лея вздрогнула.

— Там, в общем, Оби-Ван и Асока облажались, — неохотно признался Джиин. — Вампирша схватила Люка и требует тебя для переговоров. Срочно.

— Твою мать! — Энакин сорвался с табуретки. — Лея, я… Там, в общем, мне нужно срочно бежать. Но я вернусь! Обязательно вернусь! — прокричал он в дверях.

А у самого в мыслях было только одно: «Только бы успеть, только бы не опоздать…»

*

Но он опоздал. Случилось что-то ужасное, непоправимое… Он понял это, едва вихрем забрался по лестнице на крышу, отмахнувшись от виноватых Кеноби с Тано.

На крыше было холодно, и не только от пронизывающего насквозь ветра, но и от сгустившейся над ней Тьмы.

Там, помимо стоявшей на краю и ехидно ухмылявшейся своей жуткой пастью вампирши, его поджидали ещё двое Тёмных. Сам Палпатин и, что удивительно, жавшийся к нему Люк.

Люк, его сын, имевший ауру свежеинициированного Тёмного. Всё было кончено. Обретя дочь, он навсегда потерял сына, сына которого успел полюбить. И Завулон — таково было сумеречное имя Палпатина, — здесь для того, чтобы как следует позлорадствовать, поглумиться над ним. Глава Тёмных любил, безумно любил эти наполненные пафосом и торжеством Тёмных сцены…

— Завулон, какого черта ты здесь делаешь? Мальчик не принадлежал тебе! Он был под защитой Ночного Дозора, и ты не имел никакого права его обращать! — Энакин был зол, безумно зол, и в этот момент ему было плевать, что он, вообще-то, Светлый, и ему по религии не положено так злиться.

— Вообще-то, имел. Мальчик, как ты помнишь, был ничей, а твои бестолковые друзья сами его упустили. Ты должен быть благодарен мне, Скайуокер, что я спас твоего сына от голодной вампирши.

— Сына? — изумленно переспросил Люк, посмотрев на Энакина своими широкими синими глазенками так, что тот поперхнулся воздухом.

— Я… я… Я не знал, — только и смог выдавить он, будучи не в силах смотреть на Люка и злорадствующего Палпатина.

— Да ты впрямь отец года, Скайуокер! — криво усмехнулся своими ровными золотыми зубами Завулон. — Хотя, если ты отец года, то я тогда дед года! Смотри: сам ты Светлый, твой сын — Тёмный, а у меня, подумать только, единственный внук — Иной, и тот, стыд моей седой головушке, — шавка Йоды! Ну ничего, Скайуокер, из твоего сына выйдет толк, а с тобой пусть Йода мучается. Счастливо оставаться! — Эффектно взмахнув полами своей черной мантии, Палпатин вместе с пораженным Люком растаяли прямо в январском воздухе.