– Так значит, Грейнджер? – Пэнс перекинула одну ногу через другую, устраиваясь поудобнее. Только сейчас Драко заметил, какая она на самом деле крохотная, просто тонет в этом бездонном кресле.

Он помотал головой, вдруг понимая, что улыбается.

– Глупо, да?

– Да, – ответила Пэнс и рассмеялась. – Всегда казалось, что у тебя есть вкус.

– Зря ты так думала.

Они пили чай. Словно ничего не происходило, словно они сидели на заднем дворе в поместье Малфоев и ждали, когда им подадут свежую выпечку. Он даже чувствовал вкус этого чая – мятный, душистый вкус. Драко никогда не любил чай с добавками, но сейчас ему нравилось. Пар от чашки опутывал его и пьянил.

И вдруг… Его стало так много – это пара, он разросся и загустел, и сквозь клубы, сквозь толстые слои серого дыма он увидел лицо Грейнджер.

Первая мысль – откуда кровь? Откуда у нее кровь? Во что эта идиотка опять вляпалась?

Но она стояла перед ним – буквально в шаге, трогала окровавленными пальцами его лицо и шептала его имя. Шептала пересохшими губами – не один и не два раза.

Драко-Драко-Драко-Драко-Драко.

Имя слетало с ее губ, а он не мог понять, почему слышит его так отчетливо, почему так хорошо видит ее, но не может потянуться в ответ, не может коснуться ее щеки.

Тень. Отпусти меня, Тень. Выпусти.

Пэнси исчезла. Гостиная Слизерина развалилась на кирпичики, теперь он был там – с ней, с ними, но все еще словно был связан по рукам и ногам.

Тень. Ты слышишь меня, глупая дура?

Конечно я слышу, Малфой. Я всегда тебя слышу.

Тогда помоги мне. Выпусти меня. Дай мне помочь ей. Ты же моя, а я твой, помнишь? Ты была со мной весь этот год, ты помогала мне, ты служила мне.

Ее голос вдруг оброс цветом. Он стал плотным, настоящим. Если раньше Драко слышал голос Тени, как свой собственный, то теперь он был чужим, новым. Каждый звук походил на мерзкое бульканье, и хотелось заткнуть уши руками.

Тень рассмеялась.

Я служила, Малфой. Служила. Но не тебе.

Драко почувствовал невыносимую боль под ребрами. Безысходность отнимала его душу. Он бы выбросился из окна. Если бы смог бороться с ней – выбросился бы, не задумываясь. Но тело не подчинялось ему.

На свете нет ничего страшнее, чем видеть, как твои руки хватают единственного человека, которого ты позволил себе полюбить. Хватают и швыряют в стену. Потом целятся палочкой и…

– Ну же, Грейнджер, давай, убей меня, убей! – закричал он и вдруг… услышал эти слова. Они прорвались и вылетели из его рта, они были такими плотными, живыми, настоящими, что Драко почувствовал, как облегчение накрывает его горячей волной.

Получилось.

Грейнджер вскинулась. По ее щекам потекли слезы, и он был уверен, что ее губы произнесли «Прости», и только потом заклинание.

Драко никогда прежде его не слышал. Он не знал, что оно означает, но принял его на себя, как должен был. Принял его с благодарностью, потому что, когда палочка рассекла воздух, он уже знал – слова долетят до цели.

– Сектумсемпра!

Умирая, Драко думал о Пэнси, о Забини с его шоколадными батончиками, о том, что хотел бы однажды потанцевать с мамой под ее пластинки и еще хотя бы один единственный раз зарыться пальцами в волосы Грейнджер.

Все кончено.

Кончено, наконец-то.

Потолок, вращаясь, опустился на него, и наступила тишина.

Тишина.

Громкая, как гроза и стук поезда о рельсы. Такая тишина была Гермионе в новинку.

Она не заметила, как волшебная палочка выпала из ее рук.

Пальцы тряслись, испачканные в крови, но это была малая часть.

Кровь была повсюду. И если бы это была кровь самой Гермионы, было бы не так страшно, но нет.

Малфой истекал кровью. Она вытекала из его тела, окрашивая пол, остатки разбитой горгульи, плитку и ступеньки в темно-бордовый цвет.

Колени стукнулись о твердую поверхность.

Гермиона вытянула руку вперед.

– Д… Драко?

Она поползла к нему. Через лужи крови она ползла к его телу, не веря, все еще не веря, что сделала это.

Чтобы подняться на ноги не было ни сил, ни времени. Она ползла.

Малфой издавал звуки, но они были настолько тихими, что ей пришлось подползти впритык, коснуться ладонью его груди и поднести ухо к его губам.

Это были не слова – булькающие стоны.

Один, второй, третий. Но вскоре его рот приоткрылся, и… он затих. Кровь под ее пальцами была такой липкой и теплой, что Гермиону едва не вывернуло. Она схватила Малфоя за плечи. Она начала трясти его.

Он, должно быть, пошутил! Он решил разыграть ее и сейчас встанет, поднимется на ноги, скажет: «Какая же ты дура, Грейнджер!» или «Ведешься на детские шутки, грязнокровка!» Ей останется только обидеться на него и, задрав подбородок, уйти.

Вот сейчас.

– Прочь! – услышала она и, вздрогнув, обернулась.

Снейп шагал в ее сторону, размахивая руками, мантия его, соприкоснувшись с лужей крови Малфоя, окрасилась в этот ужасный цвет.

– Я, – Гермиона посмотрела на профессора. – Я убила его.

Эти слова слетели с губ, но их значение все еще не достигло ее разума. Она держала его мокрую рубашку в своей руке.

– Мистер Крам, уведите ее. И поживее. Они идут.

Она не видела Виктора, только чувствовала его руки на своих плечах. Не слышала его слов – ощущала дыхание.

Он попытался поднять ее, оторвать от пола, но Гермиона не могла отпустить плечи Малфоя, она словно приклеилась к ним.

– Гермиона.

– Я убила его.

– Гермиона, нам нужно уходить.

– Я убила его.

Виктор силой оторвал ее от пола и поднял на руки. Пелена тумана вернулась.

Кровь, кровь, везде кровь.

Мертв. Он мертв.

Она убила его.

ОНА УБИЛА ЕГО!!

Когда они уходили, сквозь пелену тумана она видела, как Пожиратели смерти обступают обескровленное тело Малфоя, и густая, злая тьма прячет его от нее.

====== Эпилог ======

Траур. Он цвета ночи и одинаковых черных галстуков на всех учениках. Он незримо, тихо, осторожно нависает над каждым, кто выбирается из своей гостиной, чтобы пройти по коридору, сделать вдох и попрощаться. До следующей осени, когда все будут делать вид, что ничего не произошло.

В школу придут новые ученики – совсем юные, счастливые и с румянцем на пухлых щеках. Они будут с нетерпением ждать распределения на факультеты, рассматривать горящими глазами волшебный потолок в Большом зале и уплетать приготовленные домашними эльфами лакомства.

Все будет так, как шесть лет назад, когда Гермиона вошла в замок и поняла – вот оно. Это полностью ее место, это ее новый дом, здесь она найдет настоящую себя, без подделок и недомолвок. Здесь не придется думать, что с ней что-то не так, здесь она будет лучшей. Любимицей учителей, верным другом, первоклассной волшебницей.

Но для того, чтобы все снова стало так, как было, должно пройти лето, а раны – хоть немного остыть.

В Большом зале сейчас только горстка учеников. Многих студентов забрали родители, когда стало известно о случившемся с Пэнси и с Дамблдором. Остальные собирали вещи и желали друзьям счастливых каникул. За длинными столами сидели только те, кому действительно хотелось быть здесь, а не где-то еще.

Гермиона нашла Гарри за гриффиндорским столом. Перед ним стояла тарелка с нетронутым завтраком, лежала стопка газет и золотой медальон, за которым они с Дамблдором охотились в ту трагичную ночь. Гарри смотрел на него невидящим взглядом, плечи его были низко опущены и сам он осторожно дышал.

Гермиона и Рон переглянулись, а потом опустились на скамейку напротив него.

Гермиона попыталась улыбнуться, но это далось ей с таким трудом, что показалось, будто губы тут же покрылись мелкими трещинками.

– Это подделка, – произнес Гарри, кивнув на медальон.

Рон взял вещицу в руки и осторожно повертел в пальцах.

– Как ты узнал? – спросила Гермиона.

– Внутри записка. Кто-то украл настоящий крестраж много лет назад.

Он вздохнул и обхватил руками чашку с горячим шоколадом. Пальцы его дрожали.