– Да.

Крам помотал головой, будто не веря.

– И кого же?

Драко проглотил рвущийся наружу крик.

Все сходилось. Как детская картинка, как страницы старого фолианта. Страницы нумеровались в голове сами по себе, оставалось сложить их в стопку и, наконец, прочесть.

– Меня, – ответил он.

Лицо Крама застыло, превратившись в маску. Несколько мгновений он смотрел на Драко, не моргая, после чего открыл дверь в комнату и отступил на шаг.

– Мне нужны подробности.

Драко послушно шагнул внутрь.

Гермиона вспомнила свое первое патрулирование в Хогвартсе. Со значком на груди, с гордо вздернутым подбородком она шагала по коридорам, а Рон семенил следом и ворчал на новые порядки. Его не устраивало, что они должны обходить школу вместе со слизеринцами, Гермиона была полностью с ним согласна, но не горела желанием это обсуждать.

– Трудности закаляют, – сказала она тогда и, кажется, даже поверила в собственные слова.

Сейчас же она шла по коридору и не видела перед собой ничего.

Месяцы, как страницы календаря, пробежали перед глазами и исчезли. Гермиона не листала этот календарь, не вчитывалась в строчки, но все равно в ее памяти отложились многие моменты. Страшные моменты. Прекрасные моменты.

Как долго еще Хогвартс будет таким? Год? Пять лет? А, быть может, неделю? Как долго он будет помнить, что Гермиона Грейнджер была старостой девочек от факультета Гриффиндора, что у нее были отличные оценки, и она с лучшими друзьями много раз боролась здесь со злом. Останется ли от Хогвартса хоть что-то, когда начнется война, а в том, что она начнется, можно было не сомневаться.

Она провела ладонью по щербатой стене. Прижалась к ней, стараясь прислушаться. В Хогвартсе у стен есть уши. Они слышали, как она звала на помощь, когда Малфой сбросил ее с башни? Слышали, как в Пэнси вселилось нечто, что теперь давит ее изнутри? Могут ли они рассказать это другим ребятам, что придут в школу десятью годами позже?

Она думала о Малфое. О том, что случилось утром. По школе еще разлетался смех и крик, разговоры и слухи. И будут разлетаться, пока Хогвартс-экспресс не увезет их отсюда. Любопытство заставляет учеников болтать и слушать, придумывать свои версии и расширять чужие. Что скажут о Малфое завтра за завтраком? И будет ли он достаточно силен, чтобы выслушать все это?

Гермиона тряхнула головой. Мысли о Малфое налипали на нее, как колючки чертополоха. Он был потерянным, ясный суровый взгляд смазался и потемнел. Как бы сильно она не ненавидела его временами, ей бы не хотелось больше видеть его таким. Наверное, он приснится ей ночью – с этой испариной на лбу, потрескавшимися губами и безумным видом. Его горячие руки, отбрасывающие ее ладони. Он пытался отпихнуть ее, но, в конце концов, она победила.

Она победила в битве над Малфоем, ему пришлось говорить с ней, обнимать ее, слушать ее рассуждения.

Эта мысль размазала по губам Гермионы рассеянную улыбку. Ей было стыдно, что она улыбалась, потому что ничего хорошего в утренней ситуации не было, да и в будущем ничего светлого не предвиделось. Но она позволила себе маленькую вольность – просто порадоваться одному моменту.

Она дошла до лестницы и шагнула вниз. Ступеньки хрустнули под ногами. Гермиона подумала, что сейчас ей снова предстоит прокатиться, но лестница продолжала крепко стоять на месте. И вдруг что-то привлекло внимание Гермионы, что-то внизу. Этажом ниже, освещаемый только серебристым светом луны, лежал человек. Он свернулся клубочком, словно замерз или спал. Черная мантия накрывала его, подобно одеялу.

Гермиона ускорила шаг и приблизилась. Последняя ступенька бесшумно исчезла из-под подошвы.

– Извините, – осторожно позвала она. Во рту пересохло от нервов. – Кто здесь? Здесь нельзя находиться после отбоя. Я староста.

Человек не шевельнулся. Гермиона огляделась. Тревога собралась у нее в животе и поднялась к горлу. Она потянулась за палочкой, крепко сжала ее, вытянув перед собой.

Подошла совсем близко, осторожно присела, чтобы коснуться плеча рукой.

Ничего.

Гермиона набрала воздуха в легкие.

Беспомощный крик застыл у нее в груди, когда она перевернула тело.

Черные волосы, пухлый рот, приоткрытый в застывшей просьбе, и главное – глаза. Большие, испуганные и остекленевшие, застывшие навсегда.

Это была Пэнси. Она была мертва.

====== Глава 26 ======

Гермиона никогда прежде не слышала в Хогвартсе такой тишины. Она была осязаемой, густой и тяжелой, давила на плечи и грудь, больно впивалась в ребра. Сквозь эту тишину невозможно было пробиться и внутри что-то с силой сжимало оледеневшие органы.

Гермиона никогда прежде не видела, как плачут слизеринки, за исключением Пэнси, а теперь… Они плакали из-за нее. Не все, только студентки старших курсов, но их слезы были настоящими. Под небом, что грозилось вот-вот обрушить на их головы тонны воды, они впервые, пожалуй, на памяти Гермионы, выглядели такими хрупкими и живыми.

Гарри взял ее руку в свою и крепко сжал пальцы. Гермиона сделала маленький вдох, сжала в ответ. Левое плечо прижималось к горячему плечу Рона, но холод все равно забирался ей под кожу, он сковывал все тело и, казалось, она в жизни так сильно не мерзла.

Слизеринцы стояли в стороне от остальных. Они были, как черная стена, непоколебимая и крепкая – никто не шевелился, только грудь Дафны сотрясалась в безмолвных рыданиях.

– Ты в порядке? – прошептал ей Гарри.

Гермиона вдохнула полной грудью. В воздухе ощутимо пахло грозой.

– Нет. Я могла спасти ее.

Ей было больно об этом говорить. И скорее всего это не было правдой на сто процентов, но сейчас эмоции в ней бушевали так сильно, что она готова была найти свою вину везде, даже там, где ее не было.

Профессор Дамблдор, стоя на узеньком помосте, говорил речь. Голос его, усиленный заклинанием, разносился по окрестностям замка, долетал, наверное, даже до Запретного леса и не было шанса прослушать хоть слово.

– Нет, не могла, – настаивал Гарри. – Ты пыталась, но мы оба знаем, что ты не смогла бы. Это черная магия. Сильная магия. Ты безупречна в заклинаниях, Гермиона, но ты ничего не знаешь о таком.

А ей хотелось бы знать. Нет, не так. Она должна была знать.

Все шесть лет в школе она наивно полагала, что черная магия ее не коснется и обращаться к ней ей не следует. А нужно было. Если бы она уделила этому время, а не зацикливалась на учебниках по нумерологии, травологии и зельеварению, то, возможно, смогла бы сделать хоть что-то.

А ведь она искала средство. В какой-то момент она была уверена, что вот-вот приблизится к разгадке, но опоздала. Возможно, будь у нее больше времени, прояви она больше упрямства… Черт побери.

Она чувствовала на себе взгляд Рона и совесть придавливала ее к полу. Он ведь ничего не знал. Целый год он купался в неведении и непонимании, и если Гарри было известно хоть что-то, то Рон не имел никакого понятия о том, что происходит. Она лгала ему в глаза весь год и продолжала называть себя его другом.

Но сейчас он ни о чем не спрашивал, ничего не говорил. Просто прижимался к ней плотнее и внимательно смотрел на директора.

– Мисс Паркинсон была отличной ученицей, прекрасной старостой и хорошим другом, – паузы, которые профессор расставлял между предложениями, были слишком громкими, они оглушали своей тишиной. Гермиона сделала маленький вдох и тошнота снова напала на нее, ударяя с размаху. – На наших глазах она становилась сильной волшебницей, которая могла бы вместе с нами противостоять злу. Но зло сделало это с ней раньше.

Шепот волной прошелестел по толпе. Студенты боялись, не понимали, злились и отказывались верить. Черная магия в Хогвартсе означала, что директор не справляется со своими обязанностями, к тому же семья Пэнси уже связалась с Министерством, чтобы доложить о произошедшем.

Гермиону восхитило то, как стойко держался Дамблдор, учитывая обстоятельства. Гарри выпустил ее пальцы, и Гермиона вытерла вспотевшую ладонь о мантию.