Мы с дедушкой отправились за ней.
В кухне возле плиты стояли матрос Бен и Китти. Китти уткнулась лицом в куртку матроса Бена и громко всхлипывала. Бен гладил ее по голове своей большой красной рукой, у него тоже были мокрые глаза.
- Извините, сэр, - сказал матрос Бен дедушке. - Она наконец нашлась!
- Этого только не хватало!.. - воскликнула тетушка, никого не слушая. - В моем доме она целуется с матросами. Вон! Чтобы ноги вашей тут не было.
- Охотно, мисс Нёттер, - сказала Китти. - Вот только соберу вещи. Это мой муж.
- Муж? Врет! - закричала тетушка.
- Попрошу вас, мисс... - Матрос Бен шагнул к тетушке.
Но дедушка отстранил его рукой. На лбу у дедушки появилась большая морщина.
- Успокойтесь, Эбигэйль, и уходите к себе в комнату.
- Я не позволю!.. - крикнула тетушка.
Она взглянула на дедушку, разом осеклась и вышла из комнаты.
- Мистер Бенжамен, Китти, - сказал дедушка. - Пойдемте ко мне и расскажите, в чем дело.
Мы уселись вокруг стола. Я примостился поближе к Бену и уставился ему прямо в рот.
- Одно скажу, - начал матрос Бен и стукнул по столу широкой ладонью. - Пусть меня смоет шквал, если я оставил свою жену по доброй воле. Я ее крепко люблю и любил.
Китти покраснела, как морковь, и стала крутить в руках уголок передника.
- Может, Китти вам рассказывала, что мы после свадьбы поселились в Нью-Йорке, в гостинице против доков. Хорошие это были деньки. Лучших и во сне не видать. Надо вам сказать, что мать моя отдала канат на тот свет раньше, чем я научился звать ее. Мне не было и пяти лет, когда отец первый раз взял меня с собой на шхуну. С той поры я и шныряю по морям. Так вот, жили мы с Китти душа в душу три месяца. На четвертый увидел я, что деньги, - хранили мы их в Киттином чулке, - убывают, как вода в отлив. Тут я оробел: какая, думаю, работа на суше? А оставлять бедную мою Китти страх как не хочется. Каждый день крейсирую я в доках: ищу, как бы подзаработать. Ничего не попадается. И вот в одно утро на насыпи No17 окликает меня какая-то каналья в белой шляпе, делает мне знаки, зовет. Я подхожу.
- Здравствуй, старина, - говорит он мне.
- Здравствуй, сэр - отвечаю я.
- Что? Работы ищешь? - спрашивает.
- Ищу, - говорю я. - Да только ее что-то и в подзорную трубу не видать.
- Пойдем. Может, за стаканом эля что-нибудь и сыщется.
И пошел я за ним как дурак в кабачок "Трех морских свинок". Поставил он передо мною бутылку и говорит:
- Скажу без лести: много я на своем веку матросов перевидел, но такие плечи и бицепсы вижу в первый раз. Это просто грех, чтобы такой человек пропадал в матросах или еще хуже того - в грузчиках. Бьюсь об заклад на пятьдесят долларов - быть вам боцманом, и я даже знаю, на каком судне. Ночью из Нью-Берфорда выходит китолов "Буревестник". На нем как раз не хватает одного человека.
- Не подходит, - отвечаю. - Я крепко пришвартован к суше. Я человек женатый.
А он мне:
- Вот и пользуйтесь случаем. Место хорошее. Подарков сколько жене навезете из плавания!
А сам все подливает мне элю да подливает. Чокнулись мы раз, чокнулись другой - под ногами пошла самая что ни на есть килевая качка, и в голове осел такой туман, что маяка не разглядишь. И уж не знаю, что там дальше было. Помню, какую-то бумагу я подписывал, в шлюпку спускался... Очнулся я на "Буревестнике". "Буревестник" дует на всех парусах, и контракт мой подписан на три года.
- Ах, разбойники! - стукнул по столу дедушка.
Китти тихонько всхлипнула и вытерла передником глаза.
Матрос Бен продолжал:
- Уж какое этот было плаванье, я и рассказывать не стану. Человек я крепкий, но между нами скажу, по ночам иной раз ревел, как малый ребенок. Как подумаю, что осталась моя бедная Китти одна, без копейки денег, так просто глядеть на свет не хочется. Кончились наконец три года. Вошли мы в Бедфорд. Я забираю свое жалованье и сразу же отправляюсь в Нью-Йорк. Как полоумный бегу к гостинице, расталкиваю прохожих. Батюшки! - нет гостиницы. На ее месте огромный каменный дом. Говорят, два года тому назад построен. Я в полицию.
- Где Дан Шекфорд, хозяин береговой гостиницы?
- Умер в прошлом апреле.
- Как же мне разыскать теперь мою жену? - пристаю я ко всем.
Сказали мне, чтобы я дал объявление в газетах. Дал... Никто не откликается. Пропала моя Китти. Целый год я толкался в Нью-Йорке. Искал по гостиницам, на улице каждую женщину оглядывал - не Китти ли? Вышли деньги. Пустился я опять в плаванье. В каждом порту расспрашивал, не знает ли кто ирландку Китти Коллинс. Никто не знает. И если бы не мастер Том, - закончил матрос Бен свой рассказ, - так бы до самой смерти мы и не встретились с Китти.
Дедушка встал и подошел к маленькому шкафчику в углу комнаты.
Он достал другую бутылку мадеры и сам ее раскупорил.
- По такому случаю следует выпить, - сказал дедушка и налил четыре стакана.
- Здоровье мастера Тома, - пробасил матрос Бен.
22
Матрос Бен поселился с Китти в маленьком домике на набережной и навсегда остался в Ривермуте.
Домик Бен выкрасил в два цвета: снизу - черным, сверху - зеленым, а на крыше укрепил мачту с подъемным флагом. Домик стал как настоящий корабль.
- Смотрите, мистер Бенжамен, - шутил дедушка, - он того и гляди уплывет в море.
Внутри было тоже как на корабле: камбуз (так Бен называл свою кухню) и каюта. Добрую половину камбуза занимал очаг, по стенам висели медные, ярко вычищенные кастрюли и сковородки, а в углах стояли удочки, лежали свернутые каната и сети. В каюте стол был привинчен к полу, вместо кровати - висячая койка, под окном матросский сундук, а на стене полка с разными редкостями. Когда я приходил в гости к Бену, он снимал все редкости с полки и раскладывал их на столе. Там был моржовый клык с вырезанным на нем эскимосом, челюсть акулы, китайский божок и панцирь большой черепахи. В рамках из ракушек висели картинки: кораблекрушение и битва с пиратами. В домике Бена пахло рыбой и морской травой.
Я познакомил с Беном всю нашу компанию, и мы целыми вечерами торчали в корабельном домике.
Бен чудесно вырезал из дерева кораблики. Настоящий фрегат, с мачтами, с полной оснасткой, висел у него в каюте на крючке, ввинченном в потолок.
