- Пришлите мне ваш фрегат в Нью-Йорк, Бен. Я поставлю его на камин, - ответил я Бену.

Дедушка постукивал палкой по краю платформы и молчал.

До отхода поезда оставалось десять минут.

Вдруг чей-то голос крикнул:

- Том Белли! Том Белли, где ты?

- Я тут.

Расталкивая толпу локтями, к нам пробивались Джек Гаррис, Фил Адамс, Перец Виткомб, Лангдон и Марден.

- Мы еле удрали от Мольбери, - сказал Джек.

- Прощайся, Том, - торопил дедушка. - Пора в вагон.

Я пожал мальчикам руки.

Перец Виткомб всхлипнул.

- Пожалуйста, не надо, Перец, милый, - сказал я, - а то я тоже зареву.

Дедушка обнял меня.

- Ну, прощай, Том. Если будет очень трудно за прилавком у дядюшки Сноу, забирай маму и возвращайся ко мне...

- Третий звонок, Даниэль, - сказала тетушка.

Я быстро расцеловался со всеми и вслед за мамой вскочил на площадку вагона.

Поезд тронулся.

Мальчики и Бен пошли рядом с вагоном. Поезд ускорил ход.

Мальчики побежали бегом.

Потом они стали отставать. Дальше всех бежали Перец Виткомб и матрос Бен.

Но их тоже обогнал поезд. Они остановились на самом краю платформы и махали шапками.

Еще долго я видел две черные фигурки, длинную и коротенькую.

27

Много лет спустя я снова попал в Ривермут.

Ривермут стал совсем другой: дома съежились и постарели, улицы стали короче и тише.

"Храм Грамматики" сгорел. Домик Бена закрасили желтой краской, железную трубу опять заменили кирпичной и сняли флаг. Он больше не похож на корабль.

Матрос Бен умер. Китти опять служит у дедушки.

Когда я проходил по Якорной улице, на пороге домика сидел старик в матросской фуфайке и вырезал ножом лодку. Совсем как матрос Бен.

Дом Нёттер затих. Нет тетушки Эбигэйль. Она похоронена на ривермутском кладбище за высокой чугунной оградой, где лежат все Нёттеры.

Дедушка рассказывал мне, что в ее комнате нашли восемьдесят семь флакончиков и коробочек от лекарств.

Сам дедушка большую часть года живет с нами в Нью-Йорке. В Ривермут он приезжает только летом.

Он стал совсем старенький, сгорбился и ходит с тростью даже дома.

Из моих школьных товарищей я нашел в Ривермуте только Переца и Конвея с Роджерсом.

Перец стал переплетчиком, как и его отец. Дома у него по-прежнему пахнет бумагой и клеем.

Мы с Перецем перебрали все школьные воспоминания. Я расспрашивал его о наших общих товарищах. Оказалось, что Фред Лангдон сделался мастером на заводе, Фил Адамс - консул в Шанхае, а Джек Гаррис убит на войне.

Конвей и Роджерс процветают. Они открыли в Ривермуте бакалейную торговлю и обвешивают покупателей направо и налево. Так ловко не умела обвешивать даже старая миссис Конвей.

Остальных товарищей мы потеряли из виду.

- А не знаешь ли ты, - спросил Перец Виткомб, - куда делась твоя лошадь? Помнится, ее звали Джипси.

Джипси стала артисткой. Дедушка продал ее директору странствующего цирка. Я видел ее через два года после моего приезда в Нью-Йорк в маленьком пригородном цирке. В афише она называлась:

Ученый

Арабский пони

ЗЮЛЕЙКА

из конюшни дамасского принца Шах-Гамана

Джипси была в красной бархатной попоне, расшитой блестками. Над челкой у нее качался белый плюмаж, а на шее висела большая бисерная кисть.

Публика аплодировала и кричала:

- Зюлейка, Зюлейка! Бис! Бис!

Джипси не обратила на меня никакого внимания, но я сразу узнал ее по белой лысинке на лбу.

На другой день, закрывшись от дяди Сноу толстой конторской книгой, я написал про Джипси длинное стихотворение.

Бедный дядя Сноу! Он говорил мне:

- Старайтесь, Томас. Я сделаю вас старшим приказчиком. Остерегайтесь только предаваться пагубной страсти к стихотворчеству. Поэты - самые беспутные люди в Америке.

Но я не сделался старшим приказчиком. Я стал одним из беспутных людей Америки.

Бедный дядя Сноу!.. Я обманул его ожидания.