И она сделала широкий приглашающий жест.
Эмма сглотнула.
Теперь она снова не была ни в чем уверена. И злая улыбка Регины заставляла ее теряться все больше и больше.
– Да, – сказала она, заставив себя встряхнуться. – Я хочу знать правду. И я присяду. Обязательно.
Но сначала она заперла дверь. Чтобы никакой Робин, который должен был прийти и о котором явно забыла Регина, не помешал им.
Комментарий к Глава 9
Не уверена, что завтра у меня получится присутствовать здесь, поэтому главу выкладываю сегодня. Следующая, возможно, будет не 12 февраля, а немного позже. Спасибо за понимание))
Смотрите в следующей серии:
…
– Знаешь, что самое плохое?
…
– Вижу, ты не слишком-то мне веришь? Что ж, это неудивительно. Я бы тоже предпочла себе не верить.
…
- Может быть, ты не хотела меня благодарить, но ты благодарила.
========== Глава 10 ==========
В кабинете было тихо. Эмма отчетливо слышала стук своего сердца – или то было не ее сердце? Так или иначе, но любой звук в этой оглушительной тишине раздавался особенно четко. Звонок же мобильника и вовсе заставил Эмму подпрыгнуть в кресле. Звонили Регине, она, не сводя насмешливого и одновременно яростного взгляда с Эммы, заговорила в трубку:
– Да. Нет. Не сейчас. Перезвони позже.
Фразы были отрывистыми и сухими, ничего не значащими, однако каким-то образом Эмма без труда поняла, что звонил Робин. Внутри всколыхнулось что-то да тут же пропало. Робин сейчас не был проблемой. Проблемой было то, что так старательно замалчивала Регина. Эмма сидела, держа спину прямо, будто ожидала удара. А разве его не последует? И, может быть, даже не один.
Внутри Эммы то все застывало, то размораживалось и начинало гореть столь яростно, что становилось невыносимо жарко. Хотелось то раздеться, то одеться. То встать, то сесть. Эмма нервничала и невероятным усилием воли заставляла себя оставаться на месте. Давно, очень давно она так себя не чувствовала. Прислушавшись к своим ощущениям, Эмма поняла одну очень важную вещь: это было скорее хорошее предвкушение, чем плохое. Жаль только, что нервничать она от этого понимания не перестала.
– Я поняла, – бросила Регина напоследок и отложила мобильник. Чуть отодвинулась от стола назад. Сложила руки на коленях. Все это – не сводя с Эммы глаз. От ее взгляда стало неуютно – еще более неуютно, чем было. Она словно вынуждала Эмму встать и уйти – прямо сейчас. Пока еще не поздно. Пока не сказано ничего, что уже нельзя будет забрать обратно.
Эмма глубоко вдохнула. Так глубоко, что стало больно в груди. А потом проговорила, очень четко:
– Скажи мне правду, Регина. Просто… скажи правду. Я прошу тебя.
Она не могла уйти ни с чем. Да, Регина уже много чего сказала ей в запале, но «шестое чувство» свербело в голове Эммы и продолжало нашептывать о сомнениях в правдивости услышанного. Регина по-прежнему вела себя не так, как должна была бы по мнению Эммы. Она говорила одно, а взгляд ее выражал совсем другое. Раньше Эмма не зацепилась бы за это, но теперь… Теперь она просто не могла отойти в сторону.
Регина молчала так долго, столь упорно, что Эмма почти пала духом. Нет, эта женщина никогда не откроется. Бесполезно. Можно просить, можно не просить – ответов не будет. И когда Эмма, наконец, собиралась признаться себе в том, что сегодня снова будет как и всегда, Регина усмехнулась.
– Так что же вы хотите знать, мисс Свон? – она говорила подчеркнуто вежливо, держала себя на расстоянии, давала понять, что война в самом разгаре и что она не собирается прекращать ее просто потому, что Эмма попросила.
Эмма тоже усмехнулась, но гораздо более нервно.
– Правду, Регина, – повторила она. – Только ее. Ты же знаешь.
Сколько еще ей придется произнести вслух это слово?
Выражение лица Регины стало более злым. Напряженным. Взгляд колол. Эмма видела, что Регина все еще сомневается в том, стоит ли выкладывать карты на стол. Но как же без этого? Они зашли слишком далеко. И слишком мало говорили обо всем случившемся. Слишком мало правды. Настало время для нее.
Наконец Регина снова открыла рот:
– Вы хотите знать, ненавижу ли я вас, шериф?
Эмма неуверенно кивнула. Хотела ли она? Скорее да, чем нет. Понравится ли ей ответ?
Спина стала мокрой от пота, майка прилипла к коже. Захотелось снять куртку, но Эмма боялась пошевелиться. Кто знает, что именно сподвигнет Регину отказаться от всех предложенных возможностей?
– Да.
Эмма, погрязшая в размышлениях, не сразу поняла, что ей сказали.
– Да? – глупо повторила она, едва ли не съеживаясь в ожидании насмешек. Регина же лишь хмыкнула.
– Да, я ненавижу вас, мисс Свон. Хотите узнать что-нибудь еще?
Она смотрела с вызовом, который вынуждал Эмму отводить взгляд. С трудом удавалось смотреть в прежнем направлении. И все еще ворочалось внутри ощущение, что Регина врет. В чем именно? Как достучаться до нее? Как задать верный, нужный вопрос?
Регина сидела, прямая, как стрела. Строгая. Неприступная. По крайней мере, с виду. Перед ней Эмма чувствовала себя как школьница, пришедшая к директору по поводу плохого поведения.
Молчание затягивалось, на этот раз с подачи Эммы. Регина взяла карандаш и постучала им по столу.
– Вы молчите, мисс Свон? Неужели вас больше ничего не интересует?
Она издевалась, по тону ее слов это было отчетливо слышно. Издевалась, чтобы ненароком не выдать своих настоящих эмоций.
Эмма сглотнула.
– Ладно, – она постаралась, чтобы ее голос звучал твердо. – Ты меня ненавидишь. Я верю.
Она действительно верила, потому что чувствовала это. По коже ползало именно такое ощущение. Возможно, она испытывала его и раньше, но всегда откидывала как что-то неправильное. За что было ее ненавидеть, в самом-то деле? До того, что они проделали на лестнице? Она не была виновата в материнстве. Более того, она хотела помочь, а не навредить. Неужели она не заслужила откровенности в свой адрес? Почему Регина с ходу решила опустить ее на самое дно своим отношением?
Эмма вынуждена была признать: несмотря на то, что сама бы так никогда не поступила, решать за Регину она не вправе. Каждый поступает так, как считает нужным. В зависимости от своего взгляда на вещи. Эмме может нравиться, может не нравиться, но пресечь чужой поступок она, по большей части, не в состоянии. Особенно, если не догадывается о нем.
Регина приподняла бровь, ожидая продолжения. И Эмма продолжила, с едва ощутимым отчаянием в голосе:
– Но во что я не верю, так это в твою тираду насчет «стокгольмского синдрома».
Она ударила наугад, не будучи до конца уверенной в своей правоте. Да, Регина врала, это было очевидно, но насчет чего конкретно? Здесь Эмма не стала бы делать ставки, однако с чего-то следовало начать. Почему не с этого?
Регина чуть побелела. Сжала губы так, что они почти превратились в тонкую нить, хотя с их пухлостью еще следовало постараться, чтобы так получилось. Поймав себя на том, что смотрит на них слишком пристально, Эмма поспешно перевела взгляд чуть выше.
Глаза Регины все еще были злыми. Очень злыми. А общее выражение лица Эмма никак не могла считать. Ей казалось, что Регина хочет выложить всю правду и одновременно жаждет убить того, кто от нее эту правду требует. В принципе, одно другому не мешало никак. Глаза ее могли бы извергать карающие молнии, укрыться от которых было бы невыносимо трудно. Какое счастье, что она продолжала оставаться обычным человеком.
– Что же мешает вам поверить?
Вкрадчивость в голосе Регины была обманкой, Эмма отлично это понимала. А еще она понимала, что близка к тому, чтобы вынудить Регину сорваться. Вот только сорвется ли она в пропасть правды или же в лаву еще большей ненависти и лжи?
– Ты мешаешь, – кивнула Эмма, заставляя себя оставаться спокойной. – Твое поведение.
Она говорила максимально открыто. Выкладывала то, о чем давно думала. В самом деле, очень сложно понять, как себя вести, если человек напротив не позволяет тебе считать его настоящие эмоции. Ты бы, может, уже давно валялся в ногах и просил прощения, но человек показывает тебе, что все в порядке, что не надо ничего делать, что ты можешь расслабиться и заниматься своими делами. А когда ты действительно начинаешь заниматься своими делами, человек приходит в ярость: это совсем не то, что он от тебя ожидал! В результате никто не может быть удовлетворен, никто не может обрести покоя. Что же это за глупая игра такая, в которой никогда не будет настоящего победителя?
