Дождь прекращается.

Выходит солнце.

Сердце принимается стучать медленнее.

Эмма глубоко вздыхает, выдыхает и закрывает глаза, засыпая.

Тишина.

Комментарий к Диптих 35. Дельтион 2

Продолжение - 8 ноября.

========== Диптих 36. Дельтион 1. Post tenebras lux ==========

Post tenebras lux

после мрака свет

Когда Эмма открывает глаза снова, первое, что она видит, это потолок. Требуется довольно много времени, чтобы осознать: раз потолок – значит, помещение. Раз помещение, значит…

Перед глазами моментально проносится тот удар, что стал роковым. И лицо соперницы, искаженное радостью. Неужели она хотела ее убить? Или ей достаточно было победы?

– Воды, – шевелятся непослушные сухие губы. Эмма морщится от неприятных ощущений и повторяет чуть более громко:

– Воды, пожалуйста…

Она не знает, есть ли кто-нибудь рядом с ней, но желание пить затмевает все остальные мысли, поэтому, когда в рот ее льются капли живительной прохладной влаги, Эмма может только испытывать благодарность – все равно, к кому.

Много пить ей не дают, и она недовольно тянется вслед за исчезнувшим источником, однако при попытке сесть чувствует боль в животе и сразу же опускается обратно на ложе.

– Я жива? – бормочет она, уже зная ответ.

В прошлый раз у нее ничего не болело.

Привычно хмурое лицо Студия появляется из сумрака и нависает над ней.

– Ты жива, – подтверждает он и усмехается. – Хотя пару дней назад я бы поставил на то, что ты не выкарабкаешься.

Эмма потрясенно выдыхает, а Студий лезет холодными пальцами к ней и бесцеремонно ощупывает живот, причиняя еще немного боли.

– Болит? – интересуется он.

– Болит, – признается Эмма.

Студий кивает и убирает руки, что доставляет неимоверное облегчение.

– И будет еще долго болеть, – отчего-то одобрительно говорит он. – Но кризис миновал, слава богам.

Эмме нехотя вспоминает Одина из своего «сна». Ему тоже слава? Сомнительно.

Она снова просит пить, Студий отказывает и встает, собираясь уходить. Эмма спохватывается:

– А где Регина?

– Спит, надеюсь, – ворчит Студий. – Уж не думаешь ли ты, что она тут днюет и ночует подле тебя?

Он громогласно фыркает и уходит, а Эмма печалится о том, что именно так она и думает. Но у Регины, видимо, полно своих забот.

Эмма закрывает глаза, желая быстро уснуть, чтобы не мучиться ненужными размышлениями. Живот продолжает болеть, не слишком сильно, однако нудно. Хочется пошевелиться, что Эмма и делает с великой осторожностью. Потом замирает.

Сколько дней она провела вот так, находясь между жизнью и смертью? Студий ушел слишком быстро, нужно было его задержать и расспросить.

Помимо отсутствия Регины, Эмму также волнует, не захватил ли Завоеватель Рим и не пора ли претворять в жизнь покрывшийся пылью план. Хоть сейчас вставай и иди все выяснять!

Эмма кряхтит и ойкает, когда, неудачно пошевелившись, усиливает боль. Испугавшись последствий, она какое-то время лежит абсолютно неподвижно, затем позволяет себе снова дышать.

Интересно, как отреагировал Аурус на проигрыш своего гладиатора? Быть может, снова продал Эмму кому-то? Или ему сейчас нет никакого дела до того, что творится на арене?

Под собственные размышления Эмма засыпает, сама того не заметив, а когда просыпается, за окном уже светит солнце, и Регина, сидящая возле постели, смотрит с нежностью и заботой.

– Ты здесь, – выдыхает Эмма. В то же мгновение уставшее лицо Регины озаряется яркой улыбкой. Она склоняется и кладет прохладную ладонь на горячую щеку Эммы.

– Я здесь, – отзывается она, и нет никакого равнодушия в ее голосе, никакой отстраненности, разделяющей их обычно. Эмма, боясь спугнуть, замирает, не зная, как реагировать. Регина, не замечая или делая вид, что не замечает, продолжает улыбаться. Глаза ее светятся.

– Как ты себя чувствуешь? – спрашивает она вполголоса, и взгляд ее становится более озабоченным.

Эмма неловко улыбается в ответ, хотя больше всего на свете ей хочется повернуть голову и прижаться поцелуем к пальцам Регины.

– Ты здесь, значит, отлично, – заверяет она, прислушиваясь к ощущениям. Все вроде бы нормально. По крайней мере, пока что.

Регина верит ей, потому что склоняется еще ниже и прижимается губами к губам. Внутри Эммы что-то оживает – что-то, что было мертво до этого момента.

– Студий сказал, что ты не приходила ко мне, – бормочет она, когда поцелуй – такой живительный! – заканчивается. Регина удивленно моргает, потом хмыкает.

– Ох уж этот Студий… – она вроде бы смеется, но глаза в смехе не участвуют. Ей явно не нравится то, что она услышала от Эммы, и она сердится, говоря:

– Конечно, я не могла дневать и ночевать у тебя, у меня есть работа. Но я бежала сюда, едва у меня освобождалось время!

Она скрещивает руки на груди, отстраняясь от Эммы, и Эмма буквально чувствует, как волна чужого негодования накрывает ее с головой.

– Я не поверила ему, – говорит она успокаивающе, а сама не может сдержать радостную улыбку: Регина волновалась за нее! Это ли не проявление любви?

Эмме хочется верить.

Регина еще хмурится, но это не мешает ей взять предложенную Эммой руку и крепко сжать.

– Ты была при смерти, – все еще сердито произносит она. – Думаешь, я могла бы бросить тебя на произвол судьбы? Я слишком…

Регина осекается, однако уже поздно, и Эмма расплывается в очередной улыбке: широкой и удовлетворенной.

– Мне стоило почти умереть, чтобы ты это сказала.

В сердце разливается нежность. Хочется обнять Регину изо всех сил, но едва Эмма пытается это сделать, как живот снова напоминает о себе. Регина поджимает губы.

– Во-первых, не вздумай вставать! Во-вторых, я тебе уже это говорила!

Она вздергивает подбородок, а Эмма смеется, потому что нет никаких сил удержаться от смеха. Ей хорошо и спокойно, и будто бы не было того нелепого неправильного сна. Так и не было ведь!

– Мне кажется, нет, – она вновь шепчет, словно так ей удобнее.

Может, и говорила.

Эмма не помнит. Но сегодняшний день запомнит точно.

Регина еще пытается сердиться, однако у нее это плохо получается. В итоге она встряхивает головой и снова целует Эмму: пылко и страстно.

– Никогда больше не поступай так, – бормочет она в губы Эмме и прерывисто вздыхает. Эмма обхватывает ее за шею правой рукой.

– Не поступать как?

Ей не хочется разговаривать, ей хочется, чтобы Регина легла рядом, и они смогли бы прижаться друг к другу, ощутить тепло, обменяться еще сотней-другой поцелуев…

– Не умирай, – отзывается Регина глухо. Сердце екает. Эмма обнимает Регину крепче, прижимается лбом ко лбу.

– Никогда, – обещает она и твердо верит в это обещание. Верит в него и Регина, потому что поцелуи ее становятся крепче и слаще. Вскоре они уже обе тяжело дышат, и между ног Эммы давно могло бы зреть-наливаться желание, если бы не живот, постоянно напоминающий о себе.

– Прости, – Эмма откидывается на постели и страдальчески морщится во время очередного приступа. Регина взволнованно спрашивает:

– Совсем плохо?

Она вскакивает и исчезает прежде, чем Эмма успевает крикнуть ей вслед, что все нормально, поболит и перестанет.

Регина вскоре возвращается, но не одна, а со Студием. Тот деловито осматривает Эмму, цокает языком и строго велит:

– Постельный режим, понятно? – он смотрит на нее, затем на Регину и повторяет: – Понятно?

– Да, – хором отзываются женщины. Студий еще раз смотрит на Эмму, чуть прикрывает глаза и изрекает более благодушно:

– Полежишь пару дней, а там можно будет потихоньку вставать. Перевязки я тебе все это время делал сам, так что никаких воспалений быть не должно. Только естественный процесс заживления.

Он долго и нудно рассказывает о процессе восстановления, а Эмма смотрит только на Регину, любуется ею и хочет снова поцеловать ее и взять за руку. Едва дождавшись, пока Студий уйдет, она с нетерпением манит Регину к себе и с облегчением запускает пальцы в ее короткие густые волосы.