– Уходи отсюда! Левашовы увидят – горя не оберешься! – произнес Юшка, подходя к незадачливому рыболову. Тот обернулся и вопросительно посмотрел на юношу.

– Я ведь не сетью и не бреднем ловлю. Неужели, за карася величиной с ладошку может последовать какое-то наказание? – удивленно произнес подросток. – Я этого не знал.

– Теперь знаешь! – уверенно произнес Юшка. – Уходи немедленно!

– Интересно, далеко ли вы собираетесь уйти!? – послышался знакомый голос. – Вчера ловить не решились, а сегодня все же отважились! Позвольте, по такому случаю, проводить вас к нашему двору! – перед ними, словно выросший из-под земли, стоял Прокл.

– Да не ловили мы твою рыбу! – уверенно произнес Юшка. – Мы только смотрели, как она нерестится.

– Смотрели, говоришь! А это что? – и Прокл показал лежащего на берегу небольшого карася. – Может, он сам сюда проник, решив подкормиться на этой лужайке!?

– Это мой карась! – уверенно произнес подросток. – Я его поймал и оставлю себе.

– Что ты сказал? – удивленно и с нарастающим возмущением произнес Прокл. – Это я здесь решаю, кто и что может себе оставить! Вот до чего дошла наглость человеческая! Ворует и даже не смущается. Ну, погоди, сейчас ты у меня по-другому заговоришь! – Прокл схватил подростка за шею и, не смотря на его сопротивление, потащил в сторону своего дома.

– Отпусти! – попросил Юшка, но ответа не последовало. Прокл всё также тащил пойманного воришку, не обращая на заступничество своего земляка.

– Ещё раз прошу, отпусти. Это моя вина!

– Если виноват, то тоже будешь наказан, а пока разберемся с этим юнцом. Он, явно, не из нашего села, и нужно будет узнать, как и по какой причине оказался здесь этот незнакомый мальчишка. Ты посмотри, как он нагло себя ведет. Я никому не позволю красть нашу рыбу, тем более в присутствии именитых гостей, – наконец отозвался Прокл. Он все также тащил свою сопротивляющуюся жертву к дому и не желал больше разговаривать.

Не отдавая себе отчета, Юшка догнал обидчика и, с силой, толкнул его в спину. Боярский племянник, явно, не ожидал такого неожиданного поворота событий и, отпустив подростка, бросился на своего обидчика. Тот увернулся и его соперник, потерял равновесие на скользкой траве, с воплями упал в пруд.

– За мной! – крикнул Юшка, и, увлекая ничего не понимающего подростка, стремительно бросился с ним в сторону мельницы. К сожалению, а возможно и к счастью, далеко уйти они не смогли. Со стороны хозяйского дома, им наперерез, уже бежали несколько расторопных, боярских, слуг. Вскоре и Юшка, и его новый знакомый были пойманы и помещены в холодный подвал.

– Я не знал, что у вас здесь так строго, – удивленно произнес подросток, немного освоившись в темноте. – Когда нас отсюда выпустят?

– Не знаю, но думаю, что не скоро. Сидеть нам с тобой здесь, пока обоз не уйдет. При посторонних пороть, я думаю, не будут, – с грустью, ответил Юшка.

– Нет! Я, определенно, не хочу, чтобы меня пороли! Какое они имеют право со мной так поступать!?– подросток подошел к двери и, не взирая на уговоры Юшки, начал настойчиво колотить ее ногами. Всё было тщетно. Снаружи стояла полная и безраздельная тишина. Тяжелый металлический замок был вполне надежен и не требовал никакой дополнительной, охраны

– Зря стучишь. До вечера вряд ли откроют. Видимо, ты ещё никогда не был узником таких подвалов, – добродушно произнес Юшка, наблюдая, как его товарищ по несчастью упорно пытается привлечь к себе внимание.

– Был я узником, но там никогда не пороли. Я добьюсь, чтобы меня немедленно выпустили отсюда! – и подросток, с ещё большим упорством продолжил колотить в тяжелую, дубовую, дверь.

Наконец, снаружи послышались чьи-то неторопливые шаги, дверь распахнулась и на пороге появился один из боярских слуг.

– Что за шум? Вот я тебе сейчас плетью попотчую!

– Ты не смеешь со мною так разговаривать. Веди меня к княгине, я ей сам всё объясню!

– А почему именно к княгине? Просись сразу к Великому князю Ивану Васильевичу! Ещё раз услышу хотя бы единый шорох, выпорю, не дожидаясь вечера! – и с этими словами дверь снова плотно закрылась.

– Зря ты так сказал. Эти люди боятся только своего хозяина и никакая княгиня им не указ, да и нет у нас здесь никакой княгини, – грустно произнес Юшка. – Да если бы и была, то вряд ли бы стала заступаться за неизвестного ей маленького бродяжку, а за меня и подавно.

– Я не бродяжка, я…, – но внезапно открывшаяся дверь заставила подростка замолчать.

– Эй, малец, выходи! – раздался знакомый голос слуги, но интонация, с которой он это теперь произнес, говорила о том, что что-то за это время изменилось и изменилось совсем не в худшую сторону.

– Прощай, Юшка! Может быть, мы с тобою ещё и встретимся, – произнес подросток, и, сопровождаемый отчего-то вдруг очень подобревшим слугой, скрылся за дверью. К вечеру, когда обоз ушел, отпустили и оставшегося в подвале второго узника. На удивление, его, как и полагается в таких случаях, не стали ни пороть, ни ругать и только Трофим, встретив его на пороге собственного дома, лишь укоризненно покачал головой, но тоже ничего не сказал.

Время прошло незаметно. Долгие летние дни, достигнув своего апогея, постепенно пошли на убыль. Жара исчезла, уступив место мягкой осенней прохладе, и на березах появились первые желтые листья. Затем, постепенно, пропали и они. Небо всё чаще стало затягиваться серыми, плотными облаками, сквозь которые лишь изредка пробивалось неяркое и совершенно уже не греющее солнце.

Холода в этот год наступили рано. Снега ещё не было, но земля уже значительно промерзла. На окраине, да и в самом селе сейчас было шумно и многолюдно. Сюда, как и сотни лет назад, съезжались со всей округи ремесленники, ткачи, гончары, земледельцы и прочий работный люд, в надежде купить или продать тот или иной товар. Расположенное на перекрестке дорог, это место издавна привлекало внимание многих торговых караванов. Купеческие обозы, движущиеся со своими товарами от Верхнего Волока на Новый Торг, пересекались здесь со своими конкурентами из Москвы, Микулина, Старицы и даже Твери, хотя она и стояла в стороне от этих, основных, торговых путей.

Сельчане, а вместе с ними и Юшка, тоже принимали активное участие в этой ярмарке, которая ежегодно проводилась в конце октября. Торг начинался здесь в день памяти великомученика Дмитрия Солунского, чье имя носила сельская церковь, и продолжался целую неделю.

Юшка стоял в ряду торговых людей и, как умел, предлагал покупателям свой товар. Рядом с ним находились несколько мешков ржи, оставшейся от нового урожая, лежали на земле кочаны свежей капусты, а на сколоченном наспех прилавке ещё недавно красовались несколько выделанных шкур куниц, которых ему удалось поймать буквально за неделю до торга. Клюква, лесные орехи и связки сушеных грибов лишь дополняли этот незатейливый ассортимент недорогих сельских товаров.

Погруженный в свои дела, юноша давно уже забыл о том событии на берегу пруда, но оно вдруг вновь, в этот холодный осенний день, напомнило ему о себе.

– Как торговля? – раздался приятный женский голос и Юшка, подняв голову, увидел Дарью – дочь сельского священника. Небольшого роста, одетая в лисью шубку и укутанная большим шерстяным платком, она выглядела ещё ребенком, хотя ей уже и исполнилось четырнадцать лет.

– Идет понемногу! – улыбнувшись, ответил Юшка. – Народа сегодня достаточно, так что надеюсь к вечеру полностью распродать свой товар. Беличий мех уже продал, а вот на грибы пока ещё покупателей на нашлось. Видно много этого товара на ярмарке, да и год был грибной, сами насобирали. Ты себе что-нибудь присмотрела?

– Нет. Я просто хожу и наблюдаю, как торгуются люди. Есть, конечно, интересные вещи, которые бы я хотела приобрести, но они слишком дороги.

– Не переживай! Никогда нельзя иметь все что хочется. Мне вот тоже хочется купить кожаные сапоги, как у Прокла, но, как и в твоем случае, они тоже слишком дороги для меня.