– А что насчет Найнеки? – Адан кивнул в сторону женщины на руках черного гиганта.

Таша вздрогнула, как от пощечины. И в тот же миг бросилась вперед. Блеснули острия занесенных клинков.

Жрец океана за спиной Адана щелкнул пальцами.

Таша рухнула на колени, как подкошенная. Лицо налилось кровью. Так и не выпустив из рук клинков, она зашлась в долго хриплом кашле. Жрец океана, довольно кивнув, снова сцепил руки на груди и замер возле орла молчаливой статуей.

Ого. Они и такое умеют?

Разъяренная Таша, тяжела дыша, поднялась на ноги.

– Я обещала Богам, Адан, что ни один Сын Бога не ступит на остров живым.

Адан глядел на нее так, словно видел впервые, хотя, безусловно, это было далеко не так. Они были хорошо знакомы.

– Я тоже многое обещал Богам, Таша, – ответил он ей. – Но Боги не услышали меня. Как и моих убитых братьев.

– Уходи, не то пожалеешь.

– Я уже пожалел, – еще одна кривая ухмылка. – Но уйти не могу. Без меня твои люди не выберутся с острова. Оставаясь здесь, ты обрекаешь детей на гибель.

– Теперь Сыны Бога вспомнили о детях?

– Когда Львы будут здесь, детям не жить, ты знаешь это. Заметь, я не говорю «если». Я говорю «когда».

Таша молчала. Адан продолжал:

– Сейчас армии Львов разъединились. Они грабят Нуатл, но скоро Вождь снова соберет войска. Мы последние, кто еще оказывает им сопротивление. Он придет к нам. И вот почему мы должны быть вместе. Сейчас. Потом будет поздно.

– Ты утопил наш остров. Лишил выбора. А теперь изображаешь спасителя? Так всегда поступают Сыновья Бога, не так ли?

Это был странный и жестокий метод привлечь на свою сторону союзников, в этом я была согласна с Ташей.

– Я дала этим людям свое слово, Адан, – говорила она. – Обещала, что они больше никогда не окажутся под властью Сыновей Бога или Нуатла. Они поверили мне.

Тихий свист повторился дважды. Адан даже успел криво усмехнуться, как если бы успел разгадать коварные планы стоявшей перед ним женщины.

Сначала жрец, а потом, спустя секунду, и Адан рухнули на моерую землю.

Две женщины позади них опустили устройства для метания дротиков. Два дротика с желтыми перьями, словно их выдернули из груди птички Чори, торчали из спин прибывших на остров мужчин.

– Ты убила их? – спросила я Ташу.

– После всего, что с ним сотворили Львы, это было бы слишком легкой смертью.

В ее глазах горел огонь мести. Я уже видела этот огонек, когда впервые встретила Ташу. Сейчас пламя разгорелось в полную фанатичную мощь. Всем своим сердцем она ненавидела Сыновей Бога, Адан это знал. По сути, ему нечего было терять, когда он решил утопить остров. И он, конечно, знал, чем Сыновья заслужили такую Ташину ярость. Я до сих пор не знала. Знала только то, что один из них наконец оказался в ее власти.

Я слишком благоволила Нуатлу, но Таша ничего не могла с этим поделать. Не швырять же и в мою спину отравленным дротиком? Просто так. Для надежности. По взгляду, холодному, как серое низкое небо, было понятно, что Таша не исключает и такой вариант развития событий, стоит мне пойти ей наперекор.

Она отошла от меня, и я услышала, как она велела женщинам укрепить те веревки, что они прихватили с собой. Не нужно было спрашивать, кому они предназначались.

Она подозвала к себе сгорбленную седую старушку, обвешанную ожерельями из тонких птичьих косточек, которая все это время стояла рядом с Эйкинэ. Шаманку Ру, вспомнила я. Вместе с ней Таша направилась к Шейззаксу, который, не шелохнувшись, до сих пор держал на руках так и не пришедшую в сознание женщину.

Эйкинэ, улучив мгновение, снова подошла ко мне. Лагерь забурлил и пришел в движение. Большинство старательно отводили глаза и от гигантского орла и от всадников, лежащих в грязи.

– Кто эта женщина, которую спас Шейззакс?

– Мать Таши.

– И она благоволит Сыновьям Бога? – удивилась я, вспоминая, как взъярилась Таша, когда Адан намекнул на ее мать.

– Когда-то ее мать была избранницей самого Аталаса.

– Подожди… но тогда…

– Таша его дочь.

Все встало на свои места.

Я покосилась на Адана. Этот изуродованный худой мужчина претерпел и не такое, в этом Таша права. Но ему кое-что известно. И я обязательно должна узнать правду.

Эйкинэ перехватила мой взгляд и покачала головой:

– Лучше не вмешивайся.

Конечно, я согласилась.

К тому времени, как небо вспыхнуло кровавым закатом, острова больше не было. Из воды торчали только макушки деревьев, а течения крутили между ними водовороты. Если подобное стихийное бедствие сотворил один лишь Кадмар, то на что способны остальные жрецы океана?

К вечеру поток людей иссяк. На вершине было не протолкнуться. Всюду лежал спасенный скарб, на ветках были развешаны мокрые шкуры. Земля под ногами тоже набрала воды, от мехов растекались лужи, и в них плескались дети.

В последний раз мы спустились вниз и вернулись с листьями, которые удалось нарвать, не сходя с горной тропы. Адан лежал в прежней позе, связанный по рукам и ногам крепкими веревками. И хотя свободного места на вершине почти не было, обитатели острова держались поодаль от Сына Бога и его орла.

Ничего из случившегося не возмутило гигантскую птицу. Орел Анкхарата не был таким спокойным. Он норовил показать характер даже во время полетов, как часто жаловался Анкхарат, а вот орлу Адана, казалось, достаточно сказать: «Довези меня до острова» – и можно будет спать всю дорогу. Теперь меня уже не удивляло, что птицам не давали имен. Я понимала Нуатл лучше. Имя означало привязанность, любовь, преданность, заботу и даже близость к Богам. Одним словом, многое. А для Сыновей Бога орлы были лишь атрибутом власти, а чувства – неприемлемы в любом их проявлении.

Когда со строительством шалашей было покончено, женщины острова впервые согласились принять помощь Безмолвных сестер. Они принялись плести корзины и веревки из тех лиан и листьев, которые мы им приносили.

Вся запасная одежда, которую все-таки удалось высушить, досталась детям. Их переодели и уложили в просторном шатре из шкур животных, наброшенных на древесный каркас. Он был единственным, даже у Таши такого не было. Остальные шалаши были из веток и листьев.

Лепешки, которые захватили из лагеря при бегстве, тоже раздали детям. От сырости лепешки набухли и есть их стало проще.

Взрослым досталась рыба, которую мужчины раздобыли с помощью копий ниже по склону.

Моему более сильному, чем голод, желанию – высушить одежду – не суждено было сбыться. Таша запретила разжигать костры. Рыбу ели сырой. Старшая из Безмолвных сестер приняла три рыбины из рук мужчины, и это тоже случилось впервые.

В с сумерках мы молча съели разделанную каменным ножом рыбу. Вокруг было бесконечно много воды, но пить было нечего. Ту опресненную воду, что удалось добыть, отдали детям. Капли медленно проступали с подвешенных на деревьях кожаных мешков, наполненных океанической водой и смесью глины с камнями. Желающих было куда больше, чем чистой воды.

Впервые с того дня, как Тигр поделился со мной едой, я вновь ела сырую рыбу. Теперь я понимала, сколько мужества требовалось, чтобы разделить со мной пищу. В тот миг Тигр и остальные считали меня уроженкой Нуатла. Они имели полное право убить меня там, на берегу Спящих Драконов. Этот мир никогда бы не узнал обо мне, отдай они мое тело на растерзание хищникам.

Мирозданию было угодно, чтобы я выжила, влюбилась и примирилась со своим прошлым. А потом, обретя счастье, разом его лишилась и снова оказалась посреди океана, на стремительно уходящем под воду отрезке суши, с сырой рыбой в руках и без малейшего намека на то, чего ждать дальше.

Я ела и понимала, что путь смирения и труда, которым я решила следовать, себя исчерпал. Другие женщины Нуатла оставались частью этого общества, которым правили предрассудки, страхи и закосневшие традиции, но не я.

После сестры забылись под скатом шалаша, прижавшись друг к другу. Ко мне, несмотря на усталость, сон не шел. Трава и земля отсырели от мокрой одежды, и холод никак не давал расслабиться. Хотелось лечь удобней, но меня зажимали с обеих сторон другие. Одна из сестер надрывно плакала во сне, другая храпела.