– А должна? – я возмущаюсь. – Тебе напомнить, что ты меня похитил?
– Если бы я хотел тебя сожрать, давно сожрал бы, – замечает он. – Давай, киска, не вредничай, тебе понравится, – я нехотя вытягиваю руку, и он обхватывает мое запястье. – Теперь закрой глаза.
– Это еще зачем?
– Закрой.
Я фыркаю и закрываю. Мне просто любопытно, что за ерунду он хочет сделать, и правда ли думает, что меня это должно соблазнить.
Он касается кончиком пальца моей раскрытой ладони: сначала ведет вдоль мизинца, потом вдоль безымянного, среднего, указательного, большого... Закручивает спираль по всей ладони, медленно и мягко, потом спускается к запястью. Ладно, надо признать, это ужасно приятно. Нервные окончания так и замирают от восторга, и я невольно прикусываю нижнюю губу, впитывая ощущения. Вит опускает на мою кожу второй палец, и они скользят по руке вверх, чтобы задержаться в сгибе локтя.
– Щекотно, – шепчу я. Он молчит. – Надеешься меня соблазнить? Не выйдет, – вообще-то, я вру, потому что мозг еще может рассуждать здраво, а вот глупое, податливое тело расслабляется все сильнее, полагая, видимо, что это прелюдия к сексу. Как бы не так!
Впрочем, я все равно протягиваю ему вторую руку, не открывая глаз и позволяя ему закончить начатое. Внизу живота постепенно закручивается твердый, ноющий комок, и я с раздражением замечаю про себя, что после этого массажного сеанса придется топать в душ и там засовывать в себя пальцы, чтобы уж расслабиться до конца и дать истерзанному телу разрядку.
– Ну ладно, хватит, я все поняла, – шиплю я сквозь невольный короткий стон, когда он обхватывает обеими ладонями мою стопу и принимается массировать ее без тени смущения или брезгливости.
– Что ты поняла? – он усмехается.
– Ты отлично знаешь, где находятся женские эрогенные зоны. Кожа за ушами, шея и плечи, ладони, сгибы локтей, теперь стопы...
– Ммм, – он наклоняется и неожиданно прикусывает зубами подъем стопы. Это немедленно отдается болезненно-сладким покалыванием в паху. Я дергаюсь, пытаясь вырвать ногу, но он не отпускает.
– Издеваешься?!
Он кусает меня за лодыжку, вызывая невольное «ох!», и я пытаюсь пнуть его второй ногой:
– Если ты хочешь меня трахнуть – давай, трахай! Это все равно будет изнасилование, даже если перед этим ты сделал мне массаж!
– Правда? – глаза у него смеются, и меня захлестывают одновременно два желания: ударить его или попросить не останавливаться, потому что между ног покалывает от его манипуляций. Но второе желание я старательно подавляю:
– Хватит! – я наконец выдергиваю ногу.
– Ты ведь возбуждена, – улыбается он с видом наглого кота, который спер банку сметаны. – Тебя и насиловать-то не придется...
– С чего ты взял, что...
– Да ладно тебе, мы ведь взрослые люди...
– Действительно! Именно поэтому я не намерена оправдываться!
– И не надо, – он кивает, наклоняясь между моих ног и кусая за обнаженное бедро. Я снова пытаюсь пнуть его, и он хватает меня за обе лодыжки: – Ну же... Ты ведь меня хочешь. Я не только массаж хорошо делаю, киска. Или ты планируешь дрочить одиноко в душе? Нам придется пожениться, но нам не обязательно быть при этом врагами. Ну, или ты можешь покусать меня из ненависти... Я разрешаю, – добавляет он, передразнивая меня саму, и я задыхаюсь, чувствуя, как краснеют щеки и как чешутся ладони в предвкушении того, чтобы залепить ему парочку увесистых пощечин.
7 глава
Я все еще дрожу под ним, чувствуя, как нарастает напряжение. Я была уверена, что все контролирую, что не подпущу его слишком близко, посмеивалась про себя – да какое соблазнение? – и так безбожно проиграла. От мысли, что он все-таки завел меня, меня захлестывает... нет, не ненавистью – обидой. Разве я не должна была презирать его? Держать на расстоянии? Я и пыталась – но все равно лежу под ним в одних шортиках, едва прикрывающих задницу, с раздвинутыми ногами и сладкой ноющей болью в паху. Браво, Марина! Это победа тела над разумом! Полное фиаско!
Тем временем, Вит продолжает уговаривать меня: не словами, а действиями. Снова кусает лодыжку, голень, касается нежными пальцами сгиба под коленкой, отчего между ног продолжает ныть и покалывать, и я чувствую, как те самые шортики бессовестно намокают. Я лишь надеюсь, что Вит этого не видит. Впрочем, ему наверняка и так это ясно: он совершенно точно хорош в соблазнении и умеет читать женское тело... Чертов ублюдок! Он заранее знал, что я не устою!
Его пальцы скользят выше, по внутренней стороне бедра, он кусает еще и еще... Я чувствую, как твердеют под бесформенной футболкой возбужденные соски. Все еще упрямо сражаюсь сама с собой. Мне кажется, еще мгновение – и я сброшу с себя это сладкое наваждение, сведу бедра, отползу подальше от этого змея-искусителя... Но его решительная, властная, чисто мужская энергетика сводит с ума. Французские мужчины, что попадались мне в последние годы, – другие: более утонченные, романтичные, нежные. Этот – не церемонится и берет свое. Как будто заранее знает, что я дам ему все, что он пожелает.
В конце концов, я шепчу слабым голосом:
– Я подам на тебя в суд за изнасилование...
– Ага, – он ухмыляется, задирая мою футболку и ныряя бессовестным языком в отверстие пупка.
– Но если отпустишь меня домой – не подам...
– Ага, – повторяет он, запускает пальцы под ткань, нащупывая мои груди, и я со стоном выдыхаю, ощущая, как торчащие, ноющие соски получают наконец долгожданную ласку. Мгновением позже он добирается до них губами, целуя по-очереди, посасывая, прикусывая до легкой боли и тут же зализывая языком... Я отчаянно впиваюсь в его волосы пальцами: то ли чтобы отодрать от себя, то ли чтобы не отпускать.
– Прекрати...
– Прекратить что? Это? – Вит всасывает мой сосок губами, а потом отпускает и дует. – Или это? – кусает за ключицу. – Или это? – добирается наконец до моего лица и целует в уголок губ. От него пахнет моей гречкой, а еще крепким табаком, бензином и мужским потом. Я заглядываю в его глаза: они чертовски зеленые и чертовски наглые. Ухмылка тянется от уха до уха, а потом он снова припадает к моим губам, уже по-настоящему, по-взрослому, целуя медленно и развязно, заставляя меня впустить в рот его проворный язык... Я хнычу жалобно в его губы, но мозг уже отключается, говорит мне прощальное «пока-пока», и я отвечаю на его поцелуй.
Утром я объясню ему, что ненавижу его больше всего на свете. Залеплю пощечину. Нет... две! три! Или снова попытаюсь задушить. Или вытащу пистолет у него из-под подушки и заставлю его отпустить меня...
Но сейчас у меня нет сил сопротивляться. Он нависает надо мной, как змей, напитавший меня своим ядом, скользит бессовестно руками по моему телу, отчего все нервные окончания звенят и тянутся к его пальцам.
Я впиваюсь в его обнаженную спину ногтями – пусть ему будет больно. Он в отместку тут же кусает меня за нижнюю губу, а потом быстро сдирает с меня футболку. Ложится животом на мой живот, пропускает мои волосы между пальцами, целует долго и требовательно...
Он точно с цепи срывается. Переступает грань. Был таким мягким, соблазнительно-неторопливым – но теперь, когда молчаливое согласие получено, он как будто забывает о своей нежности. Его руки мнут мое тело, оставляя красные следы. Губы всасывают кожу, оставляя засосы. Пальцы скользят по бокам, бедрам, ягодицам, оставляя горячий зуд.
Поцелуями он спускается обратно вниз – скользя языком по пульсирующим венам на шее, задевая возбужденные соски, лаская губами живот, косточки бедер, чувствительную впадинку между ними... Расстегивает кнопку на шортах, тянет вниз вместе с плавками, промокшими насквозь. Ткань скользит по ногам, и он отбрасывает ее куда-то на пол.
Я вся превращаюсь в тугой, напряженный комок нервных окончаний. Каждое его прикосновение выбивает воздух из легких и кружит голову. Он и вправду знает, что делает. Чертовски опасный тип. Подпустить его к себе было большой ошибкой... Лучше бы он оставил меня в подвале...