Проснулась я уже в темноте, как выяснилось, проспала больше трёх часов. Когда на мостике я упала бесчувственной тушкой, проинструктированный Феофан меня подхватил, и с Верещагиным отнесли меня в каюту. Потом, выполняя отданные приказы, Феофан отозвал Клёпу, а принявший командование Волков сумел вывести нас из-под огня, но до первого взрыва уже оставались секунды, так, что мы поймали в корму только один снаряд, который разворотил одну трубу нашего палубного аппарата и повредил вторую. Ранило троих бывших поблизости, но не серьёзно, больше они пострадали от контузий. От взрыва второй торпеды японца просто разломило на две части, и он быстро затонул. Оставшийся пятый японский крейсер, как позже выяснилось, им оказался крейсер капитана второго ранга Ямайи "Акицусима" развернулся и успешно бежал, а пустили ко дну мы в этой атаке флагман вместе с контр-адмиралом Того-младшим "Идзуми", крейсера "Сума", "Сайэн" и новенькую только со стапеля "Цусиму". Две торпеды от нас схлопотала "Сума", но и по одной крейсерам третьего ранга более чем достаточно. Так, что сразу после взрыва "Сумы" Колчак и вскоре подошедший на "Фемиде" Тремлер, занялись спасением плавающих японских моряков, а Волков повёл нас за миноносцами, которых гонял до самой темноты, но двое из восьми сумели в ночи уйти, как и два транспорта, которые сбежали от "Аскольда", тоже воспользовавшись наступившей ночью.
Как стало известно позже, из двух миноносцев один сумел дойти до острова Цусима, второй так и сгинул, и даже после войны, его судьба осталась неизвестной. Дошедший миноносец номер тринадцать из седьмого дивизиона миноносцев округа Курэ, своей судьбой опроверг несчастливость своего номера. Оба сбежавших транспорта с экипажами, имевшимися на борту солдатами десанта и переданными спасёнными из воды японскими моряками, благополучно сумели добраться до английских владений Вей-Ха-Вей, где им устроили пышную встречу, как героям и потом переправили в Японию, вместо того, чтобы по закону интернировать вместе с судами. Среди спасённых и переданных на суда японских моряков сумел спрятаться контр-адмирал Сукэдзи Хосоя, командующий седьмой эскадрой и скомандовавший затопить повреждённый броненосец береговой обороны "Фусо", которого газеты каким-то непостижимым вывертом европейского сознания возвели в ранг "Победителя Макарова в битве при Хай-Ян-Дао". Единственный, не пожелавший самостоятельно тонуть, и не затопленный командой броненосец "Ясима", шансов довести который до порта и восстановить не виделось, потопили двумя торпедами по приказу Макарова. Из стремления к точности, уточню, что выпустили в него целых пять торпед, но только две последние дошли и взорвались. Ночь наша эскадра провела в дрейфе, благо погода позволила спокойно заниматься восстановлением кораблей и тушением пожаров. Нашими трофеями стали в результате шесть японских транспортов, на которые, как я уже сказала, передавали всех спасённых японских моряков, которые потом перегнали к острову Сан-Шан-Тао, который уже превратился в своеобразную тюрьму для японских солдат и моряков. С пароходов разоружёнными под присмотром наших матросов высадили всех на остров и выгрузили всё имеющееся на транспортах продовольствие, а сами пароходы под охраной старичков "Разбойника" и "Джигита" позже перегнали во Владивосток, в бухте Артура и без них было тесновато. Вместе с ними вернулись во Владик и два номерных миноносца застрявших здесь с самого начала войны.
Итогами "битвы при Хай-Ян-Дао", как этот бой вошёл в историю, стала потеря с нашей стороны эскадренного броненосца "Победа", все остальные принявшие в битве наши корабли вернулись в базу своим ходом. Возможно, больше всех пострадавшие в бою "Ретвизан" мог развить ход всего около пяти узлов, а "Полтава" под вымпелом контр-адмирала Моласа не больше восьми, могли бы в сопровождении крейсеров дойти отдельно. Но Макаров принял решение всем идти вместе, поэтому путь до Артура растянулся больше, чем на сутки. Нам потом рассказывали, что входившие своим ходом и втаскиваемые "Силачом" побитые, но победившие русские корабли встречало всё население Артурской базы. На причалах и кораблях играли оркестры, а в Артурском храме три дня служили благодарственные молебны, службы по погибшим православным воинам и во спасение и выздоровление раненых, из которых нам пришлось поучаствовать только в одном в последний день.
Все участники линейного боя не могли не заметить резкого перелома характера боя, после которого практически он был закончен, и многие моряки утверждали, что в этот момент в небе видели лик Богородицы с красным знаменем, на котором видели лик Спаса Нерукотворного Образа. Не возьмусь сказать, что в этих рассказах, правда, а что результат религиозной экзальтации, но отрицать вероятное явление божественной сущности с моим жизненным опытом не возьмусь никак. Может правда, местная богиня в образе православной Богородицы явила свой лик, а может, морякам в угаре дыма стрельбы и пожаров просто показалось, но главное, что это связывают с нашей победой.
Как только я проснулась, дежуривший у постели Феофан помчался доложить об этом свирепствовавшему в моё отсутствие Волкову, вот уж не думала, а он потом признался, что очень испугался за нас и ответственности и так пытался скрыть свою растерянность от экипажа. Чувствовала я себя сносно, поэтому, даже не перекусив, прыгнула в катер и поехала с докладом к адмиралу. Воодушевлённый победой Степан Осипович пребывал в самом приподнятом настроении, не смотря на своё ранение и тяжёлые потери на эскадре. Вместе с без малого восьмистами погибшими на "Победе" потери убитыми составили больше полутора тысяч матросов и офицеров, погибли командиры "Полтавы" и "Ретвизана", тяжело ранены адмиралы Молас и Иессен, ранено больше половины оставшихся в живых, к счастью тяжёлых меньше трёхсот*. Сам адмирал ранен в плечо и скользящее ранение в теменную область головы, я тут же прощупала, подлечила и убедилась, что раны пустяковые. А вот как обосновать, что буду обходить все лазареты на кораблях? Тем более, что любой командир всегда очень болезненно реагирует на появление на борту командира другого корабля, если сам не пригласил в гости, а таковых в эскадре только двое или трое, так, что придётся ограничиться ими, своих троих раненых я подлечила перед выездом к командующему.
Макаров тем временем заставил рассказать про наш ночной бой, про то, как развивался бой днём, как мы потопили "Иватэ" и канонерку, как взяли трофеи и почему рванули к эскадре, а потом про всю атаку на крейсера Того-младшего. Граматчиков всё-таки сумел на меня обидеться, ну, что поделать с его болезненной обидчивостью, ведь в его понимании, у него крейсер первого ранга и если мы рядом, то я автоматически ему должна подчиняться, но Макаров уже вроде разрешил этот вопрос, напомнив Константину Александровичу о Георгиевском статусе нашего корабля. Ну, что ж, посмотрим, как дело будет дальше. Я доложилась, конечно, не упоминая о своём участии в линейном сражении, что, увидев, как начался разгром японской эскадры, я увидела тяжёлое положение отряда Иессена и рванула к нему, где помогла, чем могла. Но видимо из-за бывшего ранения и от напряжения в конце боя потеряла сознание, и преследованием и уничтожением миноносцев во исполнение отданного ранее приказа занимался уже принявший командование лейтенант Волков.
- Николай Оттович! Я про этот Ваш приказ уже услышал от Волкова и Верещагина, не объясните, чем это было продиктовано? И откуда вы тогда могли знать о нашей победе?
- Ну, про победу, предполагал из расчёта сил. А приказ отдавал, потому, что опасался, что до конца боя могу свалиться...
