— Всей бы душой, но нету. Последний пароход с углём был ещё в сентябре, два так до нас и не дошли, а один в Корсаковском посту разгрузился, где его война застала. Вот там почти триста тысяч пудов отменного суматранского кардифа, может сами там и возьмёте?

— Рад бы, Ваше Превосходительство, но мне туда не дойти с тем, что у меня осталось, того и гляди разморозим корабли, и кто тогда отвечать будет, за ремонт и небоеготовность в условиях войны двух новейших кораблей императорского флота?

— Да, Вы никак мне угрожать вздумали?!

— И в мыслях не имелось! Мыслю вслух и пытаюсь проблему решить. Вы не можете дать, мне нечем топить, а отвечать всё одно кому-то придётся. — Самое мерзкое, что уклад структуры и иерархии флота такой, что, к примеру, прямой начальник Гаупта может отдать приказ "Срочно и немедленно!", на который Гаупт наложит резолюцию "Не имеется возможности!" и даже пальцем не шевельнёт для исполнения приказа и будет по местным канонам в своём праве. То есть, меня не переставало шокировать, что в местной армии и флоте командиры, если вдуматься, не отдавали приказов своим подчинённым офицерам, а вроде как советовали и просили что-либо сделать. И чем выше были звания начальников, тем вежливее звучали приказы, и тем больше возможности к не выполнению этих просьб было у подчинённых. Так, словно, начальнику было ужасно стыдно, что у него на одного орла на погонах больше и, не смотря на терзающее его чувство вины, он просто вынужден просить своего подчинённого что-нибудь сделать, ведь больше и просить то некого, ведь нет больше такого ценного, замечательного и достойного другого! То есть, к примеру, приказ командующего армией командиру корпуса звучащий как: "Срочно выдвинуться к городу "Н", там принять бой и задержать продвижение неприятеля!", на самом деле имеет ввиду: "Всемилостиво прошу, если это никак не повредит вашим ближайшим планам, и когда вы посчитаете возможным послать пару полков, или сколько сочтёте нужным в сторону города Н, где разведка (вот ведь придурки!) заметила солдат противника…". И командующему остаётся только молиться, чтобы у командира корпуса было желание куда-то двигаться и с кем-либо воевать, а он не маялся тяжёлым похмельем после вчерашней пьянки или не озаботился желанием пощупать нижние юбки новой актрисульки в местном театре.

То есть в отношениях между офицерами существовало параллельно несколько слоёв отношений, с одной стороны полковник, конечно, может отдать приказ поручику и поручик обязан его исполнить, но поручик может послать полковника вместе с приказом, если посчитает приказ или форму его отдачи, да, что угодно, не вместным для своей чести, увидит нанесение обиды роду, ещё что-либо или просто не захочет и вспомнит, что хоть полковник и князь и даже светлейший, но род поручика в бархатной книге писан на двадцать строчек выше, что сразу ставит поручика выше полковника на голову. Вот и выходит, что Макарова, как "боцманского сына" по дворянским канонам мог послать в пешее сексуальное путешествие даже мичман, ведь толпа высокородных предков у мичмана от Рюрика считается. И тем выше личность и заслуги Степана Осиповича, которому подчинялись, не чинясь из-за заслуженного уважения. И не выполнить приказ такого уважаемого адмирала было некрасиво, и мичмана осудили бы все остальные господа благородные офицеры.

И если вы подумали, что здесь Россия явила свою очередную только ей свойственную дурь, я вас ужасно огорчу. В той же Англии или Франции до самого конца девятнадцатого века офицерский патент покупался за деньги. То есть дворянин платил деньги за чин, при этом он мог купить чин, как ротного командира, так и полковника, после чего надеть соответствующий мундир и начать командовать вверенным подразделением. А выпускники всяческих офицерских школ и даже академий, в массиве армии составляли лишь малую часть офицерского корпуса. К слову, и привилегий перед купившими патент не имели, скорее даже наоборот, ведь чины даровал монарх, а возможность шепнуть и подсуетиться у родовитого с деньгами на патент гораздо больше! И при чём здесь знания и полководческие умения? В частности, именно против этой несуразности, прежде всего, был, если вдуматься, направлен Петровский "табель о рангах", который для своего времени был удивительно революционен и, в частности, позволял сержанту Преображенцу бить в морду и спускать пинками с лестницы родовитого столбового боярина, как раз на основании более высокой строчки в табели. Вот с учётом всего этого и выходит, что позиция адмирала Гаупта бронирована со всех сторон, и он сейчас изображающий перед Николаем придурка просто развлекается, и ничего Николай сделать не сможет, можно только уговорить и убедить, вот только чем и как? А Гаупт уже прекрасно понял, что нечего нам ему противопоставить:

— Господин капитан! Не надо суетиться и спешить. Вот вскроется лёд, обещали по железной дороге нам удоканского угля подбросить, там правда не кардиф, но за неимением гербовой…

— Ваше Превосходительство! А может есть возможность к Корсаковскому посту пароход за углём отправить?

— Да, нет такой возможности. Вот адмирал Макаров уже три реляции в Морской комитет представил, что нам в порт нужно в Англии ледокольный пароход закупить, но вопрос так и висит без решения, а до Корсакова могут такие льды встретиться, что затрёт и разломает даже броненосец, куда там пароходу.

— Ваше Превосходительство! А если я пообещаю Вам, что если вы нас отбункеруете, то выйду в море, поймаю и приведу Вам японский угольщик, ведь сейчас в Японию много угля везут и самого лучшего кардифа!

— Пароход с углём, это было бы хорошо, кто же спорить с таким станет? Но только как же вы можете обещания подобные давать и как я буду выглядеть таким обещаниям поверивши?! Это же если известно станет, меня на смех поднимут, что совсем старик из ума выжил!

— Почему же на смех? Ваше Превосходительство! Я слов на ветер бросать не привык и такого отношения не заслужил! — Николай только чуть подпустил стали в голос, но Гаупт среагировал мгновенно:

— Ну, что ты право! Ни единым словом не умалил я ваших заслуг, которыми вся Держава гордится! — Да! Не объедешь на хромой кобыле такого старого тёртого зубра, вон как моментально перехватил возможное обострение!

— А как же гордиться Державе, если мы тут с пустыми бункерами до лета обсыхать будем?

— То не ведомо мне, господин капитан! Видите сами, что всей душой и радением во славу Отечества и флота русского, только уголь на огороде не растёт и взять мне его негде… — Адмирал однозначно дал понять, что аудиенция закончена и далее ничего для решения вопроса сделано быть не может!

Уже выходя Николай чертыхнулся! Вообще не нужно было сюда соваться, как услышал от Сергея Николаевича, что тут затык. Так и надо было ехать в салон мадам Лафунди и уже по наезженной тропке задействовать силы женского легиона. Но Николаю, как мужчине этот путь, хоть и давший однажды благоприятный результат, был глубоко антипатичен. Хоть я пыталась закинуть удочку, едва услышала слова старпома, и даже уже прикинула, что смогла бы подкинуть портнихе из вариантов кроя или бельевой фурнитуры, но Николай источал уверенность, что личный визит к адмиралу снимет все вопросы. Не снял, чего уж теперь…

А ведь Камимура сейчас уже скорее всего пенит воды Японского моря своими кораблями и приближается к Владику. Конечно, безусловно здорово, что Рейценштейн поднял все силы и минирует Уссурийский залив, но ведь одно дело просто не дать нормально отстреляться и совсем другое, если бы удалось выйти и потопить у Камимуры ещё парочку кораблей, чтобы создать безоговорочное преимущество нашего флота над японским, ведь даже чуть сместившийся сейчас в нашу пользу численный паритет далеко не даст гарантии в реальной победе прямого столкновения, ведь сопоставлять выучку японских моряков и последствий нашего "вооружённого резерва" невозможно в принципе. То есть для уравнивания шансов с учётом умений наших комендоров желательно иметь минимум двукратный перевес в бортовом залпе, а лучше даже больше, ведь попадать наших артиллеристов, можно сказать, никто и никогда не учил.