Наутро, когда мы проснулись, это сонное дремотное болото проснулось. Оказывается, нас вчера покормили на кухне гусарского караула, теперь нас привели в куда более цивильную точку местного общепита. Хотя, мне было параллельно, что и чем есть, да и наедаться перед дорогой не было желания, мы быстренько чего-то похватали, запили двумя стаканами чая и пошли искать, куда нашего пациента откантовали, а что выполнили всё побуквенно, у меня почему-то никаких сомнений. На подходе к апартаментам меня ждал сюрприз, передо мной возник очередной из этих с ментиками и без таковых, заступил дорогу и отказался пропускать. Скандалить не было желания, но болтаться здесь до скончания века не хотелось ещё сильнее. Пока мы внутри пытались разрешить дилемму бить или пусть живёт, появился полковник, и мы ощутили на себе, что такое быть его любимым чадом, то, что нас не сажали на горшок, думается, объясняется его случайным недосмотром. Этот пароксизм любви и заботы пришлось вытерпеть и, наконец, нас допустили к телу нашего визави. Цесаревич выглядел замечательно, судя по застрявшим в усах и куцей бородке крошкам, он недавно покушал, а, сейчас полусидя с любопытством, разглядывал нас.
— Ваше Императорское Высочество! Позвольте мне доделать начатое, это единственное, что сдерживает моё отбытие.
— Николай Оттович. Я правильно запомнил?
— Да, честь имею.
— Вы так торопитесь, едва вчера приехали и уже обратно?
— Так точно. Ваше Императорское Высочество.
— Хорошо! Доделывайте. Но потом поговорим.
— Как вам будет угодно, только боюсь, что вас разочарую, я всего лишь случайный инструмент божественной воли, что может знать молоток о планах столяра?
— Об этом тоже поговорим позже. Что вы хотели? — я полезла в карман и достала второй крестик на синей нитке. Протянула Цесаревичу:
— Вот этот крестик мне велено передать вам, для Императрицы. Когда будете передавать нужно сделать то же, что сделал я, когда передавал ваш крестик вам. То есть нужно надеть крестик на шею, после этого положить ладонь правой руки на лоб и прочитать молитву. Какую молитву не имеет значения, наверно желательно православную. Эти крестики нужно носить не менее пары лет и желательно не снимать. После можете делать с ними, что захочется. С этим всё. Вчера я озвучил рекомендации вашему доктору. Сейчас хочу повторить их вам, вы вчера уснули. Первое, вы уже здоровы, болезни в вас больше нет. Второе, требуется время на реабилитацию, организм сильно пострадал от болезни. По минимуму, транспортабельны без всяких ограничений, вы станете через десять-пятнадцать дней. Не перегружая себя, выезжайте хоть через четыре-пять дней. Окончательное восстановление наступит через месяц-полтора. Третье, сейчас вы, наверно, уже заметили, вам хочется есть. Прошу вас учесть, что ваш организм вам сам скажет, чего вам захочется, озвучивайте любые ваши желания и пусть их удовлетворяют, даже если это будет мышьяк или керосин. Организму нужны строительные материалы, он их и будет требовать. Слышали наверно, как беременных на солёненькое тянет, причина та же самая, только там плод, а у вас ваш собственный организм. То есть питаться! С завтрашнего дня встаёте и максимум двигательной активности. Не бойтесь перегрузить организм, он сам прервёт чрезмерные нагрузки, скорее всего вы просто кратковременно потеряете сознание, этим узнаете пределы нагрузок. Купаться и загорать без ограничений. После реабилитации у вас не будет никаких ограничений, вы сможете вернуться к полноценной жизни. С женщинами на год лучше воздержаться. Мне сейчас пришла мысль, боюсь, что она тоже не моя, было бы не плохо, если бы вы взяли с собой вашу матушку, и совершили в этот год паломничество по святым местам, к примеру, начать с Валаама или Соловков и далее на юг. Если вы начало запланируете на середину августа, это будет оптимально по строкам. По поводу Императрицы, ей следует знать, что через год возможно наступление так ожидаемой ею беременности. На этом всё, что бы вы ещё хотели узнать?
- А вы не составите мне компанию, я бы хотел побольше узнать обо всей этой истории.
— Я понимаю ваше желание, но меня ждёт служба, у меня довольно короткий срок выделен для этой поездки, а главное, меня дома ждёт любимая женщина и дети, а мне очень не хочется отрывать время, которое я могу побыть с ними, пока служба опять не разлучит нас, такова доля моряка.
— Тогда хотя бы расскажите, как к вам попали эти крестики и как вы встречались со святым старцем.
— Извините, ваше Императорское Высочество! Но мне очень трудно это вспомнить, как только я передал вам второй крестик, мои воспоминания словно смывает волной. Я уже даже с трудом вспоминаю, как поехал в Афон, а старца уже вообще вспомнить не могу. Извините меня, ваше Императорское Величество! — И изо всех сил постарались сделать глупое и виноватое лицо… Все бывшие вокруг, а таких было шесть человек, что меня умилило, Агафон старательно бубнил в углу, притащив свою неизменную кафедру. Другие кроме дышавшего мне в ухо полковника мне были незнакомы, да и не интересны. — Я как-то очень устало себя чувствую, позвольте я присяду тут в уголке?! — тем временем протянула щуп и подтолкнула "Чехова", который с таким азартом кинулся к пациенту, но был практически оттёрт седовласым в мундире с шитыми обшлагами, да и ещё двое захороводили, только полковник оглядывался на меня, а Агафон бубнил, наверно вместо включённого фоном "Ретро ФМ"… В общем, мне удалось тихонько присесть на стул у дверей, а через десяток минуток сформировать на себе кокон пустоты, и выйти наружу. Спокойно посетив выделенную мне комнату, мы собрали наши вещи и на въезде воспользовались одним из "припаркованных" экипажей. Не знаю, как здесь принято, да и Николай не особенно рвался меня просвещать, я просто добавила фельдфебельские нотки в совершенно невинную фразу, что он сейчас нас отвезёт к причалам. Что он и сделал. В порту нас, как оказалось, ожидала миноноска, ведь других команд её капитан не получал, что нас безусловно обрадовало и мы отбыли, но на всякий случай в Одессу, откуда сразу отправлю его бункероваться в Севастополь и пусть ищут меня на наших просторах.
Вообще, в этой ситуации "подход к снаряду" гораздо менее важен, чем "отход". И я объясняла Николая очевидные для медика вещи. Ведь, здесь классическая ситуация: "Мы любим людей за то добро, которое им сделали, и ненавидим за то добро, которое они сделали нам." И здесь совершенно не важно венценосец или сапожник с Молдаванки. А тем более в ситуации спасения жизни. И то, что в разработанной мной конструкции на первое место выпячено ПРОВИДЕНИЕ, то с нас вообще взятки гладки. А дальше будем развивать тему очаговой амнезии, тут, правда, пришлось объяснить ещё и про амнезию, но подумав, Николай согласился, что это наверно лучший вариант. Тем более, что никаких прямых приказов нам озвучить не успели, а раз так, то мы в своём праве выполнять ранее полученный, то есть следовать согласно выданной подорожной. Тем более, что у нас столько ещё дел, в которых мы оба ни ухо-ни рыло…
Глава 09
Одесса нас встретила теплым моросящим дождём и духотой с рыбным духом. Уже через час, после того, как миноноска развернулась на шестнадцать румбов*, а местный лодочник ловко рулил между стоящими на рейде судами, другими лодками и разными баркасами, мы тронулись дальше уже по сухопутью. В этот раз мы не промокли, не смотря на дождь, так как за истекшие сутки волна улеглась. Всю дорогу мы обсуждали с Николаем сделанные в крестики закладки. В принципе, я могла бы и не посвящать его в подробности и малейшие нюансы, но доверие это дорога в оба конца, так, что, даже понимая, что встречу весьма вероятное если не неприятие, то уж несогласие по частностям точно. Вот и разговаривали, то есть я объясняла, чем именно руководствовалась, решив сделать именно так, а не иначе. В какой-то момент едва не сорвалась в очередной раз, упёршись в стену неприятия им допущенной мной бесчестности. В общем, тот ещё разговорчик получился, с разбегом тем от сравнения с божескими заповедями, до здравого смысла. А моя отповедь возведённой в его мировосприятии некоей высшей умозрительной категории по имени МОРАЛЬ, которой нигде, кроме мозгов его и подобных ему романтиков в природе не существует, а в реальной жизни, нравится ему это или нет, но придётся эту благоглупость попирать или игнорировать весьма часто, потому, как она, как и любые другие искусственно синтезированные конструкции, вне придуманного идеального сказочного мира не существует. И как не грустно ему будет это осознать, но не существует морали вообще, а существует куча разных моралек и моралюшек у каждого сообщества, каким бы малым и незначительным оно не было и при этом во главе всего стоит психологический абсолют: "Любым своим действиям любой индивидуум должен придать позитивный окрас, иначе произойдёт нарушение целости его личностной матрицы и встанет вопрос его дальнейшего существования." В результате пришлось объяснять, что даже маньяк убийца педофил для себя придумывает мораль, что он своими действиями спасает своих жертв от ужасов злобного взрослого мира, его грязи и растления. В общем, весело провели время, а Николай, как не пыжился. Так и не нашел возможности мне обоснованно возразить, ну куда против навыков демагогии и попирания любых догматов нашего развращенного и аморального двадцать первого века. А заело его даже не то, что именно я вложила в императивных посылах, а сам факт, что я вмешалась в жизнь помазанника божьего. Блин, человек ведь физику хорошо знает и в курсе, что Земля не на трёх китах и стаде слонов, но вот такая архаичная упёртость. И после бурной перепалки, когда он просто не желал ничего слушать, а упирал на то, что надо вернуться и всё всем честно рассказать, его даже не притормаживало, что по моим прогнозам он проживёт минут тридцать в лучшем случае, это же покушение на императорскую семью в чистом виде. В результате, мне надоело, и я скинула ему куски своих воспоминаний в нарезке из военных фильмов, из "обыкновенного фашизма", историю Хатыни, расстрел в Екатеринбурге, сценку с претендентами на российский престол из "Неуловимых", избранные куски из Моондзунда, горящие кишлаки Афгана, скачки горцев на площадях шариатского Грозного, война на востоке Украины, визги правозащитников, гей-парады в Париже и Берлине, в общем, всё до кучи, что меня бесило, всё и вывалила и отключилась. Когда на подходе к "Жемчужине у моря" я вынырнула, он, почувствовав это, извинился, что, придя из такого ужасного времени, я имею право на очень серьёзные претензии к ним — предкам, так, что он постарается не лезть с морализаторством.