— Тогда давай, — сказал он. — Поедем в Норвегию и увидим северное сияние и полночное солнце. Поедем в Амстердам и возьмем напрокат плавучий дом. Поехали в Рим и нас вышвырнут из музеев, за то что мы спрятались там. Давай поедем в Берлин и будем голосить песни на пределе наших легких в каком-то гостиничном номере. Давай поедем в Париж и будем смеяться под дождем, пока наши глаза будут плавать в палитре красок. Давай исчезнем, но в этот раз сделаем это вместе, потому что я не знаю, смогу ли я еще раз вынести всё это, если потеряю тебя снова. — Его радужные слова вылетали изо рта, словно мыльные пузыри, мягко приземляясь на ее щеки, осушая последние слезы любовным поцелуем.

Гарри улыбнулся ей, и вдруг, как будто услышав как ее позвали, улыбка выглянула из уголка ее рта, зная, что ее наконец нашли.

У окна стоял старик, а в его чахлых руках была чашка чая, пока он смотрел, как мальчик и девочка идут по газону. Их руки были переплетены, связывая друг друга вместе, как белая шелковая лента, а их губы играли друг напротив друга, словно лепестки роз, танцующие на легком ветерке. Ветер поднял их волосы. Золотое солнце и темно-коричневая земля летали около их лиц, пока они улыбались друг другу.

Облака собирались на горизонте, и пара красных листьев вальсировала под их ногами. Шторм приближался. Старик чувствовал это в своих израненных жизнью костях. Приближалась буря, которая разорвала бы вишневое дерево до самых корней.

Комментарий к 4.6

комментарии и критика приветствуется, как всегда

========== 4.7 ==========

Позвольте рассказать мне о том, как они ехали. Когда они оставили позади себя корни цветов и услышали, как ветер поет в их окнах. Когда облака свисали с небес и обещание дождя отдавалось эхом от земли. Когда они не заботились об изменениях погоды, потому что внутри машины светило солнце, а его рука покоилась в ее.

Их пальцы были переплетены и она целовала его кожу, её губы были накалены сладкой летней жарой, когда асфальт сменился гравием, а дома деревьями. Они ехали и ехали. Мимо домов и людей, которых они любили, мимо брошенных велосипедов и мест, которые так много для них значили. Они ехали и ехали, пока огни города не замерцали в зеркале заднего вида, и они не оставили всё позади.

В конце концов, они остановились на том месте, где дорога разделилась на две части.

— Направо или налево? — Спросил он, глядя прямо на солнце. Девушка улыбнулась ему и вытянула руку, чтобы убрать кудряшку за ухо.

— Ты выбираешь. — Ответила блондинка и ее губы приземлились на его. — Ты выбираешь.

— Налево, — Сказал Гарри, когда губы Аделаиды отлетели от его. — Давай следовать за нашими сердцами.

И поэтому они свернули налево и почувствовали, как бьется их сердце в груди, когда город становился все дальше и дальше, а будущее приближалось. Мили пролетели как часы, а часы как секунды. Машина молчала, единственные песни, звучавшие в их ушах, — сладкие вздохи и биение сильных сердец. Он никогда не слышал песни прекраснее этой.

Разговаривали ли они? Я так не думаю. Они были слишком заняты ощущением того, как внутри их грудных клеток расцветали цветы, самые дикие и самые совершенные. Почки превращались в цветы, и когда их зеленые стебли обвились вокруг ребер и стали такими переплетенными, что было невозможно понять, где кончалась кость и начиналась флора. Они выросли такими сильными, такими большими, что едва могли дышать, но они не возражали, они совсем не возражали.

Она прислонилась головой к окну и увидела, как листья проносятся мимо нее. Они летели быстро, слишком быстро. Ветер усиливался, девушка чувствовала его сквозь стекло. Это было так, как будто оно дрожало, дрожало под напором природы. Он пел песню, песню разрушения и душевной боли. Это было грустно, сердце было мучительно печальным, но она не знала слов, и для нее это звучало прекрасно. Капля дождя упала на оконное стекло — прозрачная слеза, блестящая в угасающем свете. Небо становилось темнее, с каждым мгновением заходящего солнца, скоро деревья исчезнут в ночи и мир станет совершенно черным.

— Гарри, — позвала Аделаида. — Я думаю, мы должны найти место, чтобы переночевать, и как можно скорее. Буря приближается. — Когда слова выпали из ее рта, сильный ветер испустил рев, сотрясший даже корни деревьев. Кудрявый юноша ухватился за руль, и дрожащие деревья в его глазах искали ее голубое небо. Он нашел его, но в тусклом свете цвет потускнел, и вскоре он уже не мог их разглядеть.

— Думаю, это хорошая идея. — Сказал он и почувствовал жар заходящего солнца на лице, когда она улыбнулась ему. Вскоре они увидели звезды, появляющиеся на горизонте, — пульсирующие огни небольшого города, и когда они ехали по заброшенным улицам, они слышали медленное дыхание незнакомого города. Он приветствовал их.

Вскоре перед ними стоял небольшой отель, из окон которого, словно материнская улыбка, струился мягкий желтый свет. «Войдите, » — говорил свет. — «войдите и найдете убежище.»

Дождь лился за окном, его капли падали на стекло, как на барабан, или, может быть, это был звук душа, он не мог понять. Гарри почувствовал мягкую кровать под своим телом и услышал тихий звук ее голоса, летящего из ванной. Она пела песню, которую он слышал раньше, песню, которая каким-то образом сочилась под его кожей и застряла там, как чернила на его груди. Слова исчезли, но тень мелодии все еще осталась.

Гостиничный номер был маленьким, деревянная мебель разбросана по полу: книжная полка, комод, кровать, шикарный зеленый стул. Это был весь их мир, состоящий в тот момент, или, может быть, не совсем весь.

Шум в душе затих, осталось только барабанная дробь дождя и гул ветра. Он слышал, как сохнет её кожа, и представил, как её мокрые волосы цепляются за шею, её черные ресницы, украшенные каплями воды, её щеки, покрасневшие из-за тепла. Его сердце билось в его груди, пока он представлял это, но затем дверь открылась и ему больше не нужно было мечтать об этом.

Она стояла перед ним, ее золотые волосы потемнели от дождя и только белое полотенце было накинуто на ее тело. Гарри улыбнулся ей и подошел. Большая рука ласкала ее щеку, его кончики пальцев высушивали ее кожу так же, как он высушивал ее слезы ранее.

— Ты. — Сказал он и коснулся своими губами ее лба. — Самый. — Гарри поцеловал ее щеку. — Прекрасный. — Он поцеловал ее в шею, пропуская между пальцами волосы. — Человек. — Мурашки появились на ее коже, когда на нее опустились его губы. — Во. — Он поцеловал ее ключицы. — Всем. — Он поцеловал ее сердце. — Мире. — Он поцеловал ее душу. — Внутри и снаружи. — Юноша поцеловал ее губы.

Белые ленточки, которые их связывали, едва касались их кожи. Они не были тянули. Они не притягивали их друг к другу. Ленточки просто находились с ними, украшая их сердца, соединяя вместе. Она обняла его, почувствовала его мышцы под своими ладонями и услышала, как его сердце билось о ее губы. Она поцеловала его. Он поцеловал ее. Она поцеловала его.

И когда они упали на кровать, ветер разразился песней, и корни вишневого дерева заскрипели.

Блондинка стянула его футболку через голову, а он откинул белое полотенце на пол. Обнажённая девушка лежала под ним, и поцелованная солнцем кожа пульсировала светом ее жизни. На теле Аделаиды появились новые рисунки, новые веснушки и новые шрамы. Он поцеловал их, он поцеловал их всех, словно его губы были кистью, а ее тело — холстом. Ее имя упало с его губ и приземлилось между простынями, когда его штаны спустились, приземляясь на пол. Там они и лежали, когда снаружи пронесся шторм и по комнате гулял теплый летний ветер.

Они слышали, как дует ветер, когда их тела движутся в унисон, и это никоим образом не напоминает туманный путь, по которому они двигались. В их действиях не было грубости, только любящие объятия и мягкие поцелуи. Ее руки погладили его спину, не оставив ничего, кроме призрака отпечатков пальцев, а он ласкал ее грудь, чувствуя мягкую кожу и серебристые шрамы под пальцами.

— Это не так. — Прошептала она ему на ухо, когда внутри них шелестели цветы от слабого ветра. — Я не самый прекрасный человек во все мире. Это ты. — Аделаида снова поцеловала его. Их губы снова танцевали светло-красный вальс, пока они любили друг друга, и в этот момент казалось, что ничего не изменилось. Казалось, что они вернулись в ее комнату, когда желтая краска расположилась на стенах, а цветы только-только распустились. Это было похоже на то, как было в первый раз — словно цветы никогда не умрут.