— Да, потому что в былые времена вы лишь трепали языком, а теперь вам действительно нужно что-то делать. — Из-за истощения, которое распространилось по ее телу, словно смертельный вирус, Аделаида почувствовала, как в ее сердце вспыхнула новая искра, когда она заговорила. Сначала оно было маленьким, пламя подпитывало умирающие бревна последнего пожара, но вскоре на него было брошено новое бревно, и огонь вырос до высоты десяти метров, прожигая дыру в крыше.
Еще один вздох слетел с уст директора, и она сказала:
— Наварра, я была готова позволить тебе вернуться в класс, если бы ты извинилась перед мистером Даутоном за свое поведение, но, видя, что ты не проявляешь никаких признаков сожаления, у меня нет выбора, кроме как отправить вас домой на оставшуюся часть дня. Если вы не покинете школу немедленно, то ваша отсрочка будет продлена!
Директор потянулась за ручкой, но Аделаида закричала:
— Осторожно! — И женщина убрала руку, увидев испуганное выражение ученицы. — О, нет, уже слишком поздно. Вы уже сломали. — Аделаида вздохнула и ее глаза стали мертвыми, когда она посмотрела на женщину перед ней.
— Что сломала? — Спросила та.
— Свою мораль. Но, учитывая, что у вас их две, люди, вероятно, не заметят разницы. — Бросила Аделаида и хлопнула дверью, выходя из офиса.
Комментарий к 3.5
если вы забыли:
1.1 - в этой главе Лея говорила о проблеме с раздевалками.
для тех кто путает:
пол - биологическое понятие, а гендер - социальное. гендер не обязан совпадать с биологическим полом и гендерная идентичность не дается от рождения.
и вы хоть иногда оставляйте, пожалуйста, хоть какие-нибудь комментарии, а то у меня складывается ощущение, что это тут ваще никто это не читает. критика приветствуется как всегда
========== 3.6 ==========
Ранний летний ветерок настиг окно. Петли зашептали, когда оно открылось. Растения на подоконнике шуршали листьями, играя на ветру, но в этот момент разум Гарри был погружен в сотню страниц, рассказы из его детства открылись перед его глазами, когда она листала книгу.
Белоснежка, спящая красавица, Золушка — все это были истории, которые он знал наизусть. Голос его матери звучал в его ушах, когда он вспоминал, как она читала для него каждую ночь, перед тем как он ложился спать. Они застряли в его памяти: счастливые принцы и принцессы улыбались и танцевали, потому что жили долго и счастливо. О, как он страстно желал, чтобы эти слова сказали ему, а потом он жил бы долго и счастливо.
Это было самая красивая комбинация слов, о которых он только мог думать. Долго и счастливо. Это не был бесконечный аспект времени, который привлекал его, это было именно то счастье, которое всегда тянуло за струны его сердца. Долго и счастливо.
Он задавался вопросом, означает ли это, что они будут счастливы каждую секунду каждого дня, или же это означает, что независимо от того, насколько дерьмовым был их день, они всегда будут засыпать с улыбкой на лице. Гарри не знал этого в этот момент, но однажды, он надеялся, узнает.
Входная дверь хлопнула, и этот звук вырвал его из мыслей. Брови юноши нахмурились, и он задумался, кто так резко ворвался в дом и почему этот кто-то так рано вернулся. Но когда резкий звук пятидюймовых каблуков, ударяющихся о паркет, достиг его ушей, Гарри понял, что это не легкий летний ветерок, а холодное зимнее утро пронеслось по его коже.
— Ты рано. — Произнес он, как только Эбигейл вошла в комнату. На ней была черная юбка карандаш и две верхние пуговицы ее красной блузки были расстегнуты, показывая небольшую складочку между грудью.
— Я собиралась на ланч, но потом поняла, что проголодалась по кое-чему другому. — Сказала Эбигейл, снимая обувь, когда шла к Гарри. Диван прогнулся под ней, когда ее колени нашли свое место по бокам его бедер. Ее вес был на нем и ее бедра прижимались к его, а помада пачкала его губы.
— Ты так скучала по мне? — Спросил Гарри, и слова утонули в его красном рту.
— О, заткнись. — Женщина улыбнулась, ее ногти впились в его плечи, а губы заскользили по его шее. Его глаза были полуоткрыты, ее прикосновения парализовывали его, и каждый поцелуй высасывал энергию.
Ее руки двигались по его груди, а пальчика двигались быстро, когда она расстегивала его голубую рубашку. Когда пуговицами было покончено, головы двух влюбленных птиц на его груди выглянули наружу и их черные перья шуршали на ветру. Рот Эбигейл открылся, а ее губы образовали смазанную букву «О».
— Что ты сделал со своей прекрасной кожей? — Спросила она с испугом, который пробежал по ее лицу.
— Я нашел то, что мне очень понравилось, так что я решил оставить это с собой навсегда. — Сказал Гарри, изучая ее лицо и позволяя словам выплеснуться из его рта. Губы юноши были покрыты тонким слоем красного цвета, окрашивая его кожу ото рта до скулы. Это ощущалось жирным, неестественным на его коже. Он надеялся, что это будет легче.
— Почему ты сделал это? — Спросила женщина, ее брови нахмурились, когда она посмотрела на чернила.
— Потому что это показалось правильным. Потому что мне казалось, что я наконец-то принял решение. — Сказал Гарри, убирая темные волосы с ее лица. Она медленно отодвинула голову, уклоняясь от его прикосновения.
— Я бы хотела, чтобы ты не принимал такого рода решения без меня. — Сказала она, откинувшись назад, а ее глаза уставились на него.
— Почему я должен спрашивать тебя? Это мое тело. — Его брови отражали ее, когда они соединились вместе.
— Нет, это не так. — Сказала Эбигейл. Когда слова донеслись от ее рта до его ушей, они подули на него и снегопад обрушился на его кожу.
— Прошу прощения? Да. Это так, это мое тело, ты не владеешь им. — Сказал он. — Тебе бы понравилось, если я утверждал, что владею твоим телом, чтобы говорить тебе, что ты можешь делать с ним, а что нет?
— Конечно, нет. Я бы никогда не позволила тебе. — Ответили она.
— Но ты все еще ожидаешь, что я позволю тебе владеть моим телом? — Она не ответила. Его слова повисли в воздухе и он почувствовал, как снег на его коже тает, когда маленький огонь зажегся внутри него.
— Это потому, что ты не в состоянии владеть чем-либо. — В конце концов сказала она. Ее вес на нем внезапно почувствовался как тысяча тонн.
— А ты? — Пламя лизнуло его слова, и она почувствовала жар на своем лице.
— Да. Да, я могу. Это то, что ты хочешь, чтобы я сказала? — Женщина встала, а диван вернулся к своему исходному состоянию, когда ее вес покинул его.
— Нет, это не то, что я хочу услышать. Я хочу, чтобы ты поняла, что никто не может владеть другим человеком, что никто не имеет право говорить тебе, что ты можешь делать, а что нет. — Слова вырывались из его рта, как из пистолета, порох прилип к его губам, и вспышки освещали его глаза, когда он говорил это.
— Ты временами думаешь как ребенок, Гарри. Конечно, некоторые люди должны быть ответственными, иначе общество развалится. — Сказала Эбигейл, застегивая рубашку и вытирая размазанную помаду.
— Я говорю не об обществе, ты знаешь это. Я говорю об простом уважении и основе человеческих отношений. Ты не можешь владеть чьим-то телом, так же, как ты не можешь владеть чьим-то разумом. Люди могут дать тебе части своего тела или проблески своей души, но ты никогда не сможешь полностью владеть кем-то, точно так же, как ты никогда не сможешь узнать кого-то полностью. — Он затаил дыхание, слова текли из его губ так быстро, что он не мог дышать. — И как ты можешь ожидать, что кто-то даст тебе часть себя, если ты никогда не ответишь тем же.
— У меня нет времени на это, Гарри, я должна вернуться к работе, потому что это то, что делают действительно взрослые люди. — Сказала она, и ее слова еще долго звучали в его ушах после того, как она покинула комнату.
Пламя, которое начало облизывать его горло, распространялось по его коже, лизало его челюсть, и внезапно его грудь загорелась. Угли полыхали огнем в его легких, и это отражалось в его глазах. Гарри вытер губную помаду с щеки, яркий цвет превратился в нежный, розовое свечение, как огонь внутри него, превратилось в ад, поглотившем все на своем пути.