– Сюда, сюда, милая! – воскликнула миссис Уочоуп. – Поговорите со мной! Когда доживете до моего возраста, поймете, что для нас, старых перечниц, очень важно общаться с молодыми женщинами вроде вас, тогда все подумают, будто нас еще рано сдавать в утиль. Но сначала возьмите свое вязание, терпеть не могу, когда кто-то глазеет на мою вышивку и думает, до чего она уродлива. Только возвращайтесь сразу и никуда не исчезайте, хорошо?

Анджела охотно исполнила ее просьбу, миссис Уочоуп, несмотря на властные манеры, была приятной женщиной и, кроме всего прочего, могла рассказать о Дорне и об истории жившего там семейства. Излишне упоминать, что она была прекрасно осведомлена обо всех старых домах Шотландии и знала про них каждую мелочь: кто на ком женился, кто у кого купил поместье, за какую цену, когда и по какой причине. Шотландцев никто еще не упрекал в пренебрежении к своим корням.

– Позвольте спросить, что вы делаете в «Блэруинни»? – спросила миссис Уочоуп, когда Анджела присоединилась к ней с вязанием. – Ясно, что не для лечения. Глядя на вас, не скажешь, что вы болели хоть раз в жизни. И уж тем более вы не похожи на человека, которому нравится проводить время в обществе старых грымз, собирающихся в этом отеле. Давайте я озвучу вам свою версию, а вы пока сочините какую-нибудь правдоподобную историю, если не хотите сказать правду. Я думаю, что один из вас – не знаю, кто именно, – решил написать роман о провинциальных нравах и приехал сюда, чтобы изучить здешних чудаков и простофиль. Так и вижу, как вы с мужем смеетесь, обсуждая нас за ужином. «Кто эта старая ведьма?» – спрашиваете вы, глядя на мой столик. Нет, умоляю вас, не говорите мне, что не пишете роман, я буду страшно разочарована.

Анджела решила, что честность – лучшая политика. Миссис Уочоуп чрезвычайно порадовал ее рассказ.

– По-моему, это прекрасный способ зарабатывать деньги, – заметила она. – Я всегда восхищалась теми, кто ухитряется надувать страховые компании, потому что люди, ими заправляющие, настоящие людоеды, и у них зимой снега не выпросишь. Значит, Дональд Ривер обратился в «Бесподобную»? Ну, еще бы, он всегда любил выжимать деньги из чего угодно. Премилое местечко этот Дорн! Вы там не бывали? Непременно попросите мужа свозить вас туда. Этот несчастный молодой человек… Странная история, не правда ли? Впрочем, в нем всегда было что-то неправильное, все считали его не совсем нормальным. Вы, конечно, знаете, что с ним случилось в детстве?

– Нет, я вообще ничего не слышала о Риверах, пока мой муж не занялся данным делом.

– Ну, да, вы ведь с Юга. Так вот, это история, которую я обычно не люблю рассказывать, не потому, что осуждаю сплетни, а просто терпеть не могу использовать длинные слова, если не уверена в их произношении. Короче, когда Колину было лет пять, выяснилось, что он пироманьяк. Надеюсь, я правильно сказала? Только не спрашивайте, как это пишется, я все равно не знаю.

– Жаль, потому что потом я хочу посмотреть в словаре, что это означает.

Миссис Уочоуп рассмеялась.

– Люблю честность! Раньше я сама часто проверяла длинные слова, если встречала их в книгах, но в последнее время все они значат нечто столь ужасное, что я предпочитаю не смотреть. Краснею до ушей и читаю дальше. Впрочем, пиромания – кажется, звучит так, – к ним не относится. Это вполне респектабельная вещь, хотя и не совсем удобная для общества, особенно для страховых компаний. Так называют непреодолимое желание поджигать все на свете, например, дома, и самое удивительное в том, что вы потом ничего не помните. Нечто вроде лунатизма, но в другом роде. Пару раз Колина поймали за этим занятием, когда он был еще мальчишкой, и всех это очень расстроило, потому что Дорн может вспыхнуть от одной спички, как сухой хворост, а там есть много чего ценного, как вы понимаете. Позднее, правда, стали говорить, что он «из этого вырос», и его отправили в школу как обычного ребенка. Ничего ужасного вроде не произошло, хотя вначале все считали, что ему придется ходить с огнетушителем на спине, ну, знаете, как те, кто что-то рекламирует на улице. Согласитесь, трудно понять, вырос человек из чего-то или нет. В любом случае Колин всегда ходил подавленный и нелюдимый, и Дональду Риверу приходилось с ним тяжело. Доктор Парвис говорил, что его надо усыпить. Вы знаете доктора Парвиса? Он просто помешан на правде. По-моему, это какая-то болезнь, правдомания или как там ее еще назвать. Причем часто более опасная, чем пиромания.

– Я слышала, что упоминали про какое-то семейное проклятие, – заметила Анджела. Ей хотелось, чтобы миссис Уочоуп продолжила тему Риверов.

– Насчет того, что старший сын никогда не сможет получить наследство? Да, есть такое, – произнесла миссис Уочоуп. – Хотя, если вспомнить, как много старших сыновей проматывают состояние, я бы назвала это скорее благословением. Если уж на то пошло, наследовать поместье в наши времена – само по себе проклятие. Возьмите хоть Генри Ривера – это тот самый кузен, которому достанется поместье, – на ком он женился? На натурщице, если не ошибаюсь. В любом случае на особе, на которых в прежние времена никто не женился. Я знаю, что Дональд Ривер всегда упрекал его в этом. Потом она умерла. Так вот, ему придется много попотеть, чтобы как следует управлять поместьем, разумеется, после того, как он оплатит наследственную пошлину. Если бы поместье унаследовал Колин, и если бы он при этом не женился, Генри Ривер разорился бы на одних налогах. Кстати, этот кузен – тот еще подарочек, тоже своего рода проклятие. Вряд ли кто-то в поместье мечтает о подобном хозяине. У него жуткий характер, и всегда был такой. Правда, при Колине поместье разорилось бы, это точно, если бы только он не завел бы себе жену, которая позаботилась бы и о хозяйстве, и о нем самом. Раньше ходили слухи, будто Колин влюблен в дочь доктора Парвиса. Он вдовец, и всегда им был, то есть я хочу сказать, что он уже овдовел к тому времени, когда сюда приехал. Девочка у него премиленькая, но я не думаю, что тут было что-то серьезное. Она стала бы для Колина неплохой женой, если бы удержала его от бутылки. Ну, все, дорогуша, очень мило, что вы согласились со мной посидеть и поболтать, но, увы, мне пора идти в своей номер и немного отдохнуть. Я забочусь о цвете лица так же ревностно, как реставратор о памятнике старины. Вы, конечно, думаете, будто я покрываю его какой-нибудь новомодной штукатуркой, как обычно делают с ветхими домами? Уверяю вас, это не так. Увидимся позднее, и, пожалуйста, не обсуждайте меня с мужем за ужином, я от этого так нервничаю, что забываю, какой рукой брать нож. А, вот и ваш муж. Попросите его как-нибудь свозить вас в Дорн непременно.

Бридон и Парвис уже возвращались со своей прогулки.

– Я вас хотел спросить еще кое-что, – сказал Бридон, – хотя и по другому поводу. Возможно, вы не знаете ответа или не захотите отвечать. А вопрос такой – знают ли в обществе о том, что Дональд Ривер написал в своем завещании? Это существенный момент.

– Трудно сказать наверняка, мистер Бридон. По крайней мере, ни для кого ни секрет, что в ту скверную ночь, когда ему стало совсем плохо, – то есть в воскресенье, – старый джентльмен сделал свои распоряжения, а его дворецкий и я были свидетелями. Вряд ли он хотел, чтобы его завещание стало известно, иначе обратился бы к мистеру Хемертону. Впрочем, какой смысл строить догадки?

– Итак, – произнес Бридон, опустившись в плетеное кресло, – ты избавилась от императрицы Евгении.

– О, мой милый, мы ошибались на ее счет – она совсем не унылая старуха. Даже лучшие детективы порой попадают пальцем в небо. Она говорит без умолку, но совсем не глупо и в хорошем стиле, просто ходячий Мэйфер. С ней приятно общаться. К тому же интересуется семьей Риверов, которых знает чуть ли не с пеленок. Не думай, что только ты потратил время с пользой.

– Выкладывай. Как ты хорошо знаешь, мне трудно чем-то удивить. Что она сказала о Риверах?