Произнося эти слова, медсестра извлекла из чемодана таблетки и тонометр. Затем она присела рядом с Валерией и измерила той давление и пульс, а затем, спросив доктора о чем-то на латыни и получив его утвердительный ответ, протянула девушке таблетку.

– Выпейте, она должна вам помочь.

Валерия молча взяла пилюлю и положила ее в рот.

– Спасибо вам, – поблагодарил я медсестру. Она улыбнулась мне, но глаза ее по-прежнему выражали боль и глубокую грусть.

– Мы были здесь неподалеку, патрулировали на празднике на случай, если кому-то потребуется медицинская помощь, – пояснила она. – Узнав о случившемся, комиссар попросил приехать на место происшествия нас с доктором. Это ужасное убийство, как же мне жаль месье Габена!

Натали злорадно усмехнулась и, бросив недовольный взгляд на медсестру, сквозь зубы процедила:

– Месье Габена? Хватит притворяться, ты, лживая змея! Ты вешалась на него весь прошлый год, не перестала мечтать о нем, даже когда он решил жениться на мне. Ну и подлая же ты тварь, Беатрис!

– Натали, прошу тебя! Тело Пьера еще не остыло, не гневи Бога! – в ужасе прошептала Валерия, и Натали брезгливо отвернулась, сощурив глаза.

Медсестра, к которой относились грубые слова Натали Арно, однако ничего не сказала и, закрыв чемоданчик, встала рядом с доктором. Только сейчас я заметил, что на ее лице появились красные пятна от волнения. Девушка выглядела расстроенной и смущенной. Мне она показалась знакомой, но раньше мы точно не могли встречаться. И тут я понял. Она была очень похожа на Настеньку – главную героиню советского фильма-сказки «Морозко». Такой же кроткий взор и тихая печаль на лице, и какая-то неуловимая утонченная красота. Наверное, все медсестры должны быть вот такими «настеньками», чтобы вызывать у пациентов чувство спокойствия и умиротворения. Да, как приятно было бы болеть рядом с такой очаровательной сиделкой! Но если слова Натали были правдой, то Беатрис тоже была неравнодушна к Пьеру, а значит, сейчас страдала не меньше, чем Натали. И получилось бы ужасно некрасиво, если бы соперницы устроили ссору или скандал в такой момент, поэтому я мысленно поблагодарил сдержанную медсестру за ее стойкость и умение держать удар. Как Натали ни старалась спровоцировать ее своими вызывающими презрительными взглядами, Беатрис оставалась молчалива и бесстрастна.

Двое полицейских тем временем закончили осматривать место происшествия, и по их лицам я догадался, что ничего особо подозрительного они не обнаружили. Жандармы приказали мне, Натали и Валерии ждать комиссара, а сами покинули палатку, оставив третьего жандарма внутри следить за порядком и сохранностью возможных улик.

Через полуоткрытую дверь я видел, что у входа теснились люди и полицейские пытались уговорить их покинуть территорию, прилегающую к сцене и нашей палатке. Сквозь кольцо обороны все же прорвались Лорентин и Робер, объяснив, что они выступали на концерте и в шатре находятся их личные вещи. Однако дальше порога их не пустил оставшийся для охраны полицейский, поэтому музыкантам пришлось стоять у входа.

– Ничего не понимаю! Что здесь, черт побери, происходит? – прохрипел Лорентин. – Помощник комиссара сказал нам, что произошло убийство. Но кто убит?

– Ваш друг и коллега Пьер, – ответил я. – Мне очень жаль. Когда я пришел сюда, он уже истекал кровью и был мертв уже по меньшей мере несколько минут.

Лорентин вытаращил глаза и просто оцепенел.

– Валерия! Этого не может быть! Просто не может быть! – вскрикнул Робер. – Мы стояли с Лорентином там на сцене и поняли, что что-то произошло, но решили исполнить одну из наших старых вещей, чтобы потянуть время. А потом приехала машина доктора и полиция. Мы не знали, что и думать. Все на улице недоумевают: убийство, да еще и в День музыки! Да и кого могли убить? Но мы и подумать не могли, что Пьера. Боже, какой ужас!

Парня немного трясло, но я не мог не заметить, что он вздохнул с облегчением и быстро облизал пересохшие губы, увидев труп. Как будто хотел убедиться, что Пьер действительно мертв. «Бред! – подумал я. – Какая нелепая мысль. С чего это вдруг жениху Валерии радоваться смерти своего друга?»

Лорентин между тем все же уговорил полицейского у входа пропустить его, прошел внутрь и вздрогнул, заметив доктора, склонившегося над телом мертвого Пьера. Клавишник быстро подошел к Натали и молча обнял ее. Мне показалось, что между ними тут же возникла какая-то невидимая связь, как это бывает между родственниками или близкими людьми, которые понимают друг друга безо всяких слов. Натали будто растворилась в объятиях Лорентина, а он словно окутал ее заботой и любовью, отгородив от всего ужаса произошедшего. Мне стало неловко пялиться на этих молодых людей. Не зная, куда еще бросить взгляд, я стал наблюдать за работой доктора. Он, по всей видимости, уже закончил свои первичные обследования и попеременно то качал головой, то потирал руки. В конце концов доктор поднял что-то с пола и положил в карман, что-то маленькое и белое, похожее на обрывок бумажки или лоскуток одежды, но толком мне не удалось рассмотреть. Сняв перчатки, Кюре встал и отошел к Беатрис, прошептав ей пару фраз, от которых она вспыхнула, но ничего не ответила и осталась стоять бледной тенью.

– Доктор Кюре, – обратился к нему клавишник Лорентин Перрен, слегка отстранив от себя Натали, но продолжая держать ее за руку. – Что вы обо всем этом думаете?

– Вас так интересует мое мнение, молодой человек? – доктор пристально посмотрел на Лорентина. – Тут и так все ясно. А детали прояснит комиссар.

– Но ведь он еще не приехал, – настаивал Лорентин. – Вот я подумал, что вы сможете пролить свет на произошедшее, ибо в это просто невозможно поверить! Убийство Пьера – это просто чудовищное преступление. На него мог решиться только сумасшедший! Наша группа существует уже пять лет, и весь тот успех, которого мы добились, – это полностью заслуга Пьера. Он был не только нашим другом, но и талантливым композитором, лучшим саксофонистом, которого я знал. Это невосполнимая потеря для нашей группы и дружной творческой семьи. Я глубоко поражен и опечален, как и все ребята…

Его искренние слова скорби бесцеремонно прервал маленький толстый мужчина, с трудом протиснувшийся в дверь шатра:

– Не многовато ли здесь народу?

Мы все в недоумении воззрились на странного коротышку.

– А вы кто такой? – с вызовом бросил ему Лорентин Перрен.

– Комиссар Филипп Дюпен к вашим услугам, – представился незнакомец, и я понял, что мой отпуск снова превращается в детективное расследование.

Оказавшись в центре внимания, комиссар, однако, ничуть не смутился.

– Я не занимаюсь поиском сумасшедших, молодой человек, – обращаясь к Лорентину Перрену, продолжил новый персонаж. – Но уверяю вас, по большей части все зверские убийства совершаются вполне нормальными людьми вроде нас с вами. Поэтому не тешьте себя пустыми иллюзиями, что какой-то псих, сбежавший из сумасшедшего дома, оказался случайно именно в этом месте, именно в то самое время, когда потерпевший был один, и ни с того ни с сего отправил его на тот свет. Наверняка тут мы имеем дело с тщательно продуманным убийством, не так ли, док? А что скажете вы, жандарм Оливье? И почему, я вас спрашиваю, столько посторонних на месте происшествия, а?! Это что, все подозреваемые, сговорившиеся размозжить своему приятелю голову?

Коротышка брюзжал, как старый дед, хотя, как мне показалось, на вид ему было не больше пятидесяти – лысый, с небольшой седой бородкой, он сразу напомнил мне Айболита из сказки Чуковского. Только тот был добрый и всех лечил шоколадками, а этот – беспощадный и злой, как Бармалей, который вот-вот съест нас за плохой проступок или сделает очистительную клизму, чтобы полегче было вытрясти признание.

Жандарм у входа, покраснев, начал было что-то лепетать, но толстяк жестом остановил его, заметив, что из глубины шатра выступил доктор Кюре.

– Комиссар Дюпен, давненько мы с вами не виделись, – промурлыкал доктор, пожимая руку неприятному полицейскому. – Если мне не изменяет память, в прошлый раз мне доводилось осматривать труп с похожими повреждениями черепа. Это было… дайте подумать… лет пять назад.