Следующий автобус до города должен был подъехать только через полчаса. Я дошел до остановки, которая стояла прямо через дорогу от больницы, и уселся на треснувшую скамейку. Сырое дерево отдавало неприятным запахом, а в проеме между двумя отделенными частями доски вытягивались к солнцу ростки какой-то зеленой травы. И если во дворике больницы каждый цветочек имел свое место, газон не поднимался выше определенного уровня, декоративные елочки стояли рука об руку, не смея двинуться в сторону, а дорожки, вымощенные белым камнем, блестели чистотой, то за пределами черной ограды все пустело и приобретало самый примитивный вид. Я достал из кармана пачку сигарет и повертел ею в руке.

«После этого места даже не знаешь, хочешь ты курить или нет»

Я смотрел на кованные ворота с витыми прутьями и острыми золотистыми наконечниками. Роскошь и блеск. Но для кого это делалось?

Я все же закурил. Положил пачку обратно и пустил кольцами сигаретный дым. Что-что, а курить я мог с крайней изысканностью и настоящим наслаждением, хоть и делал это крайне редко. Если бы существовал конкурс на самое эстетическое выкуривание сигареты, я, без сомнения, одержал бы победу. Профессионализм, как говорится, не пропить. Рассеявшись, дым открыл моему взору окно Доктора, которое располагалось прямо в центре всего здания на третьем этаже. Удивительно, но кроме окна мне удалось разглядеть и его силуэт сквозь белоснежную сетчатую тюль.

«Он же не следит за мной?»

На самом деле, я чувствовал этот тяжелый взгляд из-под седых, заросших бровей с самого утра. И даже, когда он наивно отворачивался к окну, я знал, что не остаюсь без наблюдения, ощущал, как он пожирал меня своим строгим профилем, впалыми от чрезмерной худобы скулами и торчащим кончиком носа. Однако в таких делах, которые стали частью его жизни, и вправду стоит быть на чеку. Понимая это, я не чувствовал дискомфорта.

Автобус приехал раньше, чем я предполагал. Я поспешно бросил окурок на землю, придавил его ногой и забрался внутрь, где было практически пусто. Только водитель и старый мужчина, уткнувшийся в шарф и храпящий на весь салон. До этой остановки никто не доезжал, всем всегда нужно было куда угодно, но только не в психиатрическую больницу. Я сел в самом конце, надел наушники, включил по громче музыку и закинул голову на спинку сидения. И даже когда мы отъезжали от больницы, я чувствовал взгляд Доктора на своем затылке. Мне хотелось обернуться, но я сдержал себя в руках. Утонул в песнях The Neighborhoods и погрузился в собственные мысли.

***

Как только я открыл дверь, стеклянные книжки, висящие под потолком на толстых нитях, звонко зазвенели, перестукиваясь и отскакивая друг от друга. Запах бумаги, напечатанной свежими красками, прямиком добрался до носа, я сделал глубокий, как бездна, вдох и слился с этим блаженным ароматом в самом что ни на есть экстазе.

– Ты опоздал!

Я поднял голову. На балконе второго этажа стоял мой… мой, скажем так, Приятель. Крепкие руки сжимали в ладонях перила, готовые треснуть от любого напряжение. Белая свободная рубашка закатана до локтей, джинсы запачканы какой-то неизвестной мне субстанцией, а волосы, как обычно, стоят непреклонным дыбом. Если в общем, то выглядел он в точности, как Дев Патель – британский актер индийского происхождения. Думаю, вы слышали о таком. Фильм «Миллионер из трущоб» стал культовой картиной прошлого десятилетия. Практически все фильмы, в которых он играл, основаны на реальных событиях, отчего само его лицо в каждой картине внушало неизмеримое доверие и сопереживание. Практически тоже самое можно было сказать и о моем Приятеле.

Он спустился вниз, похрамывая на правую ногу (кстати, о причинах это хромоты, я так и не узнал за долгие годы нашего общения. Он не рассказывал, я не спрашивал) и сел за стол, заваленный беспрецедентным количеством бумаг.

– Я был в больнице.

– Я знаю, чем ты занимаешься, – сказал он, – можешь не упоминать, но не забывай, что у тебя есть работа, за которую тебе платят.

– Ну, за ту работу, которую я выполняю в больнице, мне тоже платят.

– Чем же? Остатками с обеда? – Безобидно усмехнулся он.

– Нет.

– В любом случае, мне сегодня без тебя не обойтись, раздевайся и быстрее принимайся за работу. Все бумаги уже на столе. Осталось только, не вставая с места, разобрать их до последней.

Все это время он ни разу не взглянул на меня. Такая уж у него была привычка. Смотрел в глаза только при необходимости разглядеть зрачок, иначе куда угодно в даль, но только не на тебя. Он считал, что, когда люди придумали ложь, глаза остались единственным доказательством нашей непорочности. И чтобы не расстраиваться или не разочаровываться в своих близких, он предпочитает принимать иллюзию правды, нежели выискивать ее настоящую сущность.

– Откуда столько бумаг? – Спросил я, вешая пальто во встроенный за дверью гардероб для работников.

– Сегодня поступило много переводов. Такое чувство, что всем вдруг приспичило прочитать все свои письма на другом языке.

– Ты серьезно?! – Возмутился я, с грохотов упав на стул и чуть не сбив небольшую горку помятых листов. – Переводческая деятельность вообще не наша специализация.

– Слушай, почему ты такой тяжелый на подъем? Ты ведь в идеале знаешь несколько языков. Совсем не сложно, я думаю, перевести несколько крохотных текстов общего характера. Что тебе стоит?

– Я не хочу ручаться за переводы личных текстов на другой язык. Это тебе не твои экономические кейсы решить. Для этого надо знать не только слова и грамматику, но и саму культуру страны, откуда происходит язык.

– Зачем это?

– А затем, чтобы случайно не перевести сомнительную шутку в оскорбление. Каждый народ, да что уж там, каждый человек воспринимает внешний мир в рамках своей культуры и ценностей, которые в ней заложены. И это совершенно естественно. Откуда мне знать, например, что подразумевают греки под выражением «смотри по сторонам». Угрозу? Предупреждение? Страх? Предвидение какое-то?

– Ты маячишь не в ту степь, приятель, вещи имеют ровно столько смысла, сколько значимости ты в них вкладываешь. Слышал про трудовую теорию стоимости?

– Да.

– Ну вот, а это мой аналог – смысловая теория вещей. Ну что, как тебе? Только что придумал.

– Оно и чувствуется.

– Что, стоит доработать?

– Откуда мне знать, честное слово. Это же твоя теория, я не могу прочесть твои мысли. Вот и сейчас, мы сидим с тобой в одной комнате, общаемся уже который год, но я все равно не могу знать твои мысли наверняка. А ты просишь меня пропустить через себя мысли других культур. Лингвистическая порнография какая-то.

Он томно вздохнул.

– Ты возьмешься за переводы или нет?

– А у меня есть выбор?

– Вот и отлично, – бросил он небрежно, словно делал мне практически несоизмеримое ни с чем одолжение, как если бы бросил кусок колбасы надоедливой дворняге.

Стоит, наверное, рассказать, как именно мы с ним познакомились. Произошло это около двух лет назад. Я тогда заканчивал первый курс на факультете журналистики в университете ***. Он учился там же, но на другом факультете (на каком именно, он до сих пор умалчивает), поэтому и предпосылок для нашего знакомства не было ни одной. После окончания весенней сессии и сдачи всех экзаменов, университет решил провести небольшую символическую вечеринку в честь окончания учебного года и, скажем так, внести это в список традиций. Вечеринка проходила в каком-то популярном баре в центре города, который арендовали на всю ночь специально для наших студентов. Не помню точно, что именно побудило меня пойти, но я все же собрался и поехал к полуночи к этому месту. Очередь у вдоха стояла практически на весь квартал. Охрана проводила тотальную проверку документов, чтобы случайно не стать причиной разгрома заведения или хуже того – расстрела студентов. Частая мировая практика массовых расстрелов поставила на уши практически весь наш город, и, если бы остальные города, страны и континенты взяли с нас пример ведения борьбы с терроризмом, в мире стало бы чуть меньше зла, чем было. Но никто не хотел думать об общем благе, всех почему-то беспокоила собственная одинокая шкура.