Между прочим, именно в Констанцу и сослали несчастного Овидия Назона. Тогда, правда, город носил другое имя — Томы, но не суть… Прибыв на место ссылки, гордый Овидий незамедлительно начал слать в Рим императору льстивые письма, в коих слезно умолял забрать его отсюда. Что же не понравилось гению римской словесности на курорте? Об этом он написал пронзительные стихи. Я приведу их целиком, дело того стоит. А вы обращайте внимание на климатические особенности курортных мест. Но прежде одно необходимое замечание: Петром в те времена называли Дунай. Итак, Siquis adhuc istic meminit Nasonis adempti, Et superest sine me nomen in Urbe meum, Suppositum stellis numquam tangentibus aequor Me sciat in media vivere barbaria (Далее только перевод.) Если кто-нибудь еще помнит отнятого у вас Назона и мое имя еще живет без меня в Городе, — пусть тот знает, что я живу под созвездиями, никогда не касавшимися моря, посреди варварства. Меня окружают дикое племя савроматов, бессы и геты, о, сколь недостойные моего дарования имена! Все-таки, пока стоит тепло, мы защищены водами Истра: он отвращает войны течением своих вод. Когда же печальная зима покажет свое задубелое лицо и земля станет белой от мраморного льда, когда Борей и снег не позволяют жить под Арктом, тогда становится очевидным, что эти племена угнетены озябшим полюсом. Везде лежит снег, и чтобы солнце и дожди не растопили его, Борей укрепляет его и делает вечным. Таким образом, не успевает еще растаять прежний, как выпадает другой, и во многих местах он обыкновенно остается два года подряд. И такова сила разбушевавшегося Аквилона, что он сравнивает с землей высокие башни и уносит сорванные крыши. Люди защищаются от жестоких морозов шкурами животных и сшитыми штанами, из всего тела только лицо остается у них открытым. Волосы при движении часто звенят от висящих на них льдинок, и белая борода блестит, покрытая инеем. Вынутое из сосуда вино стоит, сохраняя его форму, и пить его дают не глотками, а кусочками. Что ж? Рассказывать ли мне, как скованные морозом застывают ручьи и из озера вырубают хрупкие воды? Даже Истр, который не уже, чем папироносная река, и впадает в огромное море многими устьями, застывает от ветров, сковывающих его голубые воды, и невидимыми водами ползет в море. И там, где проходили корабли, теперь ходят ногами, и кони топчут копытами волны, твердые от мороза. И по новым мостам поверх катящихся волн сарматские быки влекут варварские возы. Едва ли мне поверят, но поскольку обманывать нет никакой корысти, то мое свидетельство следует воспринимать совершенно достоверным: я видел, как огромное море застыло подо льдом и гладкий покров сковывал неподвижные воды. И я не только это видел: я ступал на твердую водную гладь и, не замочив ног, стоял над волнами. Если бы у тебя, Леандр, некогда было подобное море, то не узкий пролив был бы причиной твоей смерти. Не могут дельфины, изогнувшись, выпрыгивать на воздух: суровая непогода сдерживает их попытки. И пусть Борей гудит, размахивая крыльями, никакого волнения не вызовет он в застывшей пучине; плененные стужей корабли будут стоять в мраморе, и весло не сможет рассекать затвердевших вод. Я видел, как рыбы, будто связанные, застыли во льду, но часть их еще и тогда оставалась живой. И вот, только дикая сила неистового Борея уплотнит или морские, или текущие в реке воды, тотчас же ровный от жестоких Аквилонов Истр переезжает враг-варвар на быстром коне. Враг, сила которого в коне и далеко летящей стреле, разоряет на широком пространстве соседнюю землю. Одни из жителей разбегаются, и поскольку никто не охраняет поля, враги растаскивают необерегаемое имущество — жалкое деревенское добро: скот, скрипучие телеги и прочие богатства бедного поселянина. Других угоняют в плен, связав им руки за спиной; напрасно оглядываются они на свое село и дом. Третьи, несчастные, падают на землю, пронзенные крючковатыми стрелами, ведь летучее железо пропитано ядом. Чего враги не в состоянии унести или увезти с собой, то они уничтожают, и варварское пламя сжигает невинные хижины. Даже и тогда, когда стоит мир, жители трепещут, боясь войны, и никто, налегая на плуг, не взрыхляет почвы. Эта страна или видит врага, или боится, не видя его, и заброшенная земля бесцельно простаивает, застыв в пустом оцепенении. Здесь сладкая виноградная гроздь не прячется в тени листьев и клокочущее молодое вино не наполняет глубоких чанов. Страна лишена плодов, и Аконтию не на чем было бы здесь написать слова, чтобы их прочла его любимая. Здесь видишь только голые поля без зелени и без деревьев… О места, в которые не следует приезжать счастливому человеку! И вот, хотя так широко раскинулся огромный мир, как раз эта земля избрана для моего изгнания! |
