Несколько времени спустя, на новом сейме, созванном в Баварии, многие прелаты и знатные германские владетели также заявили желание стать под знаменем священной войны. Между епископами были: епископ Пассаусский, Ратисбонский и Фрейзингенский; между знатными владетелями: Владислав, герцог Богемский, Одо-акр, маркиз Штирийский, Ренард, граф Каринтийский. Фридрих, племянник императора, принял крест несмотря на слезы своего старого отца, который умер от горя. Св. Бернар посетил все города по Рейну, начиная с Констанца до Мастрихта; везде многочисленные чудеса дополняли действие его речей; толпа слушала его как пророка, почитала как святого. Несколько раз одежда его была разрываема толпой слушателей, спешивших разделить между собой обрывки ее, чтобы сделать из них знак их странствия в Св. Землю.

Возвращение св. Бернара во Францию произвело всеобщее оживление. Успех его проповедничества в Германии, решение, принятое императором Конрадом под его влиянием, было новым возбудительным толчком для крестоносцев. Людовик VII и знатнейшие лица королевства, собравшиеся в Этампе, еще ничего не решали. Св. Бернар воодушевлял совет князей и баронов. В то же время на собрание съехались многие посланники, предлагавшие различные планы для нового крестового похода. Между ними обращали на себя внимание послы от Рожера, короля Апулии и Сицилии, который предлагал крестоносцам суда, продовольствие и обещал отпустить с ними в Св. Землю своего сына, если поход будет предпринят морским путем. Начались рассуждения по поводу предложения короля Сицилии и относительно того, каким путем отправиться в Палестину. Морской путь представлял менее затруднений и опасностей, однако же принято было неблагоразумное решение отправиться сухим путем.

Собрание этампское оказалось под влиянием лучших внушений, когда оно назначило аббата Сугерия и графа Неверского правителями Франции на время отсутствия Людовика VII. Аббат Сен-Денисский был против крестового похода и убеждал короля, что он действительнее искупит свои заблуждения мудрым управлением своего государства, чем завоеваниями на Востоке. Сугерий, сознавая бремя и опасность назначения, которое было предложено ему, умолял короля и собрание сделать другой выбор. Но просьбы монарха и в особенности повеление папы Евгения убедили его принять управление государством. Что же касается графа Неверского, то он уклонился от сделанного ему предложения, заявив, что он дал обет поступить в монахи ордена св. Брюно. Это благочестивое побуждение было уважено.

Между тем приготовления к походу продолжались, и всякий день на призыв св. Бернара являлись новые защитники Креста. Куда же не достигало слово св. Бернара, там с кафедр читались его красноречивые письма. История упоминает об одном проповеднике фламандском, Арнульде, который присоединился к апостольской миссии св. Бернара. Арнульд посетил несколько провинций в Германии и в Восточной Франции; суровым образом жизни и странностью одежды он возбуждал любопытство и благоговение толпы. Он не знал ни романского, ни греческого языка и имел при себе переводчика, по имени Ламберта, который передавал на туземном наречии благочестивые увещания фламандского проповедника.

Примером Франции и Германии увлеклись Англия и Италия. С Альпийских возвышенностей, с берегов Роны, из Ломбардии и Пьемонта двинулись толпы под предводительством маркиза Монферратского и графа Мориеннского, дяди Людовика VII по матери. Английские крестоносцы выехали на судах из гаваней Ла-Манша и направились к берегам Испании.

Немецкие крестоносцы должны были соединиться в Регенсбурге, а французские – в Меце. Дороги к этим двум городам в продолжение нескольких месяцев были заняты пилигримами. Движение войск происходило в порядке; в обстановке этой второй священной войны было более правильности и согласования, чем прежде; ничто не внушало предчувствий несчастий, которые таились в будущем.

Нужно было много денежных средств для ведения крестового похода. Благочестивые пожертвования были очень значительны, но все-таки недостаточны для содержания большой армии. Людовик VII был принужден прибегнуть к займам и новым налогам. Петр Достопочтенный, присоединившийся к св. Бернару, чтобы воспрепятствовать преследованию иудеев, был, однако, того мнения, что можно было отнять у них богатства, нажитые ростовщичеством и даже святотатством; он посоветовал королю французскому заставить иудеев принять участие в издержках для похода, и по всему можно предполагать, что советы аббата Клонийского не остались напрасными. Духовенство, в первую очередь, также поплатилось значительным налогом; оно обогатилось во время первого крестового похода, но второй обошелся ему довольно дорого. Налогов не миновали ни ремесленники, ни земледельцы, и это возбудило ропот, не совсем благоприятный для поддержания энтузиазма к священной войне.

Между тем Людовик приготовился к благочестивому путешествию молитвами и делами милосердия. Когда настало время отъезда, он отправился в Сен-Дени за получением хоругви (oriflamme), которая всегда открывала шествие французских королей на войну. Во время этого посещения церкви в Сен-Дени, вероятно, Людовик и товарищи его по оружию неравнодушно созерцали портреты Готтфрида Бульонского, Танкреда, Раймонда Сен-Жилльского и картины сражений при Дорилее, Антиохии и Аскалоне, изображенные на стеклах хоров базилики. Папа Евгений I сам вручил Людовику VII знаки его паломничества: котомку и посох. Затем король, в сопровождении Элеоноры и большей части своего двора, собрался в путь; он плакал, прощаясь и обнимая аббата Сугерия, который также не мог удержаться от слез. Армия французская, состоявшая из ста тысяч крестоносцев, выступила из Меца, перешла через Германию и направилась к Константинополю, где должны были присоединиться к ней прочие легионы Креста. Со своей стороны и император Конрад, совершив венчание своего сына королем Римским и поручив управление страной мудрости аббата Корбейского, выступил из Регенсбурга во главе многочисленных батальонов.

Мануил Комнин, внук Алексея I, занимал в то время престол Константинопольский. С большим искусством, чем его предок, держался он той же скрытой и коварной политики в отношении к франкам. Во время первого крестового похода греческий император, встревоженный успехами мусульманского оружия, вел себя сдержанно в отношении к латинянам; но со времени побед, одержанных армией Готтфрида, столице греческой нечего было опасаться со стороны турок, и Мануил Комнин уже не так тщательно прикрывал свою ненависть к латинянам. Неприязненные чувства греческого императора усиливались еще тем распространенным тогда повсюду мнением, что западные воины замышляют овладеть Константинополем.

Едва только армия Конрада вступила во владения Мануила, как ей уже пришлось быть недовольной греками. Оба императора отправили друг к другу послов, и на коварство греков латиняне отвечали насилием. В Никополе и в Адрианополе разыгрались кровавые сцены. А в нескольких милях от Константинополя, на равнине Селиврийской, армия Конрада, раскинувшая свои палатки, чтобы отпраздновать торжественный день Успения Богородицы, была внезапно застигнута страшной бурей с ливнем. Потоки, устремившиеся с соседних гор, наводнили реку, протекающую по равнине Селиврийской, и затопили лагерь. Нахлынувшие волны уносили в своем течении людей, скот и имущество.

Император Мануил I Комнин

Мануил и Конрад, оба – наследники разрушившейся Римской империи, имели одинаковые притязания на верховную власть; церемониал свидания между ними возбудил продолжительные споры; наконец, было решено, что оба императора, верхом на лошади, приблизятся друг к другу, чтобы обменяться братским поцелуем.

Ненависть греков не переставала преследовать германцев в продолжение всего времени, пока они совершали переход через владения империи. Отставших от армии попросту зарезывали. К муке, доставляемой крестоносцам, примешивали известь. Мануил Комнин ввел в употребление фальшивую монету, которой расплачивались с ними, когда покупали у них что-нибудь, и которой не принимали от них, когда им приходилось расплачиваться с греками. И таким образом германцы шли до самой Малой Азии.