Пару раз в комнату заходила девочка Аня. Оказалось, именно она читала здесь газету и ухаживала за историком. Из всех посетителей Дариор был рад только ей. Она единственная называла его попросту – «Лёша» – и обращалась на «ты». Историку нравилась её свойская непосредственность. Было в этой девушке нечто искреннее, настоящее. Как-то раз Дариор спросил её:

– Скажи: что делать, если ты потерял любимого человека и не хочешь жить дальше?

Аня очень серьёзно поглядела на историка, не засмеялась и даже не улыбнулась.

– Нужно терпеть, – убеждённо сказала она. – Нужно забыть и двигаться дальше. Близкие, которых мы потеряли, были бы опечалены, если б узнали, что мы уничтожаем себя, не в силах забыть о них.

Дариор хмуро покивал и задумался, как применить эти слова к своей ситуации.

А очень скоро больного удосужилась посетить сама femme fatale.

Анастасия Николаевна приехала как раз в тот редкий день, когда Дариор был в сознании и даже пытался вступить в непродолжительный контакт с окружающими.

Она вошла в комнату, когда Дариор с поразительной сосредоточенностью буравил взглядом потолок.

– Добрый день, Алексей Михайлович, – мягко приветствовала она, – я только что с поезда. Мне сказали, вам нездоровится. Сейчас своим внешним видом вы напомнили мне картину «Раненый» Гюстава Курбе. Столько же реализма и жизненной суровости.

Дариор ничего не ответил. Он подсознательно ощущал, что, общаясь с ней, некоторым образом предаёт Элизу, которая умерла ради него и его ребенка. Раз уж он не мог физически вернуться в прошлое, то мог сделать это хотя бы мысленно. Но это весьма непросто, когда к тебе то и дело суются разнообразные посетители со своими пустыми разговорами.

Кажется, Анастасия Николаевна обиделась. Во всяком случае, она собралась уходить, но уже в дверном проёме остановилась и вполоборота повернулась к Дариору.

– Сейчас вы напомнили мне своего отца, – задумчиво протянула она.

– Какого чёрта вам о нём известно? – совсем уж бесцеремонно вскричал Дариор. То ли душевное состояние сыграло дурную роль, то ли он слишком глубоко вошёл в роль властного, горделивого наместника.

– Вы такой же безалаберный и грубый. Такой же дикарь!

У Дариора от удивления перекосило лицо.

– Вы знали моего отца?!

– О, да, я его знала как никто другой! И никогда не забуду!

Дариор развязанным взглядом обследовал Анастасию Николаевну и снова отвернулся, лёг набок.

– Не перевелись на Руси лгуньи! – послышалось с его стороны.

Анастасия Николаевна порывисто захлопнула дверь и повернула щеколду. Её лицо пылало, глаза метали молнии, от прежнего хладнокровия не осталось и следа. Дариор, снова повернувшись, всерьёз озаботился сохранностью своей жизни – ведь в руках амазонки был двухзарядный «дерринджер».

– Видите этот пистолет? На пятнадцатилетие его подарил мне отец!

– Мой отец обычно дарил мне солдатиков.

Глаза Анастасии Николаевны гневно расширились, и она перешла на тихий, срывающийся шёпот.

– Из-за вашего отца погиб мой! Из-за него погибла моя мать! Из-за него погибли мои слуги, мои сёстры и чуть не погиб мой брат!

– Что за чушь? – раздражённо вскричал Дариор. – Вы моего отца и в лицо-то не видели!

– Видела, и не раз! Из-за его безалаберности и самоуверенности загублено столько жизней, и каких жизней!

Но Дариор уже думал о другом. Его мысли неожиданно направились в интереснейшее русло.

– Вашего отца звали Николай. Он, ваша мать, сёстры и слуги погибли? Кажется, я наконец понял, кто вы на самом деле.

Анастасия Николаевна вздохнула, кажется, жалея о своей вспышке:

– Михаил Иванович не хотел, чтобы вы знали. Но теперь, когда вам всё же стала известна правда, не ждите от меня помощи. Вы навсегда останетесь для меня сыном убийцы моего отца, – она вышла и хлопнула дверью.

Примерно через полчаса после инцидента зашёл хмурый Михаил Андреевич. Дверь закрыл на замок.

– Вы знаете? – спросил он сухо.

Дариор тряхнул сонной головой и сел в кровати, готовясь к долгому разговору.

– О том, что Анастасия Николаевна – дочь покойного самодержца? Теперь знаю.

Смоленцев раздражённо скривился, готовый к язвительным словам, но вовремя взял себя в руки. Гнев на его лице сменился глубокой задумчивостью.

– Первый раз вижу такое, – медленно проговорил полковник. – Анастасия Николаевна ещё никогда не доходила до срыва. Михаил Иванович будет недоволен. Чем вы её взяли?

– Как оказалось, она уже давно в претензии ко мне. Несёт какой-то бред: якобы мой отец повинен в смерти императора.

Полковник вздохнул и глянул исподлобья.

– Как вы себя чувствуете? Сможете выйти на улицу? Свежий воздух вам поможет.

– Вряд ли, Михаил Андреевич, но я попробую…

Через несколько минут Дариор в бобровой шубе сидел на скамейке во дворе дома, рядом с задумчивым Михаилом Андреевичем.

– Это не бред. Скорее преувеличение, – говорил полковник. – Право, сейчас не время продолжительных разговоров, но… Ладно, слушайте. Дело обстояло так. 1917 год, царь отказывается от престола. В Москве и по всей России бушует неслыханная анархия. Льётся кровь, проходят показательные казни, толпа окончательно потеряла уважение к государственным служащим и офицерам. В этой ситуации орденом было принято решение о немедленном вывозе царской семьи за пределы России. Было решено отправить государя на попечительство Георга V. Благодаря Павлу Николаевичу, тогдашнему министру иностранных дел, соглашение от британской стороны было получено, однако постоянные перемены в характере Георга, а также внезапно обострившаяся ситуация в России не позволили этим планам из теоретической стадии перейти в практическую. Государя начали тянуть – каждый в свою сторону и каждый со своими идеями. В итоге, как вам известно, императора с семьёй перевезли в Тобольск, а потом и в Екатеринбург. Ввиду серьёзности ситуации, операцию по спасению Романовых возглавил лично Великий магистр, ваш отец, собравший отборный отряд из числа офицеров и членов ордена. Однако операция потерпела неудачу.

– Почему? – рассеянно спросил Дариор.

– Из-за действий вашего отца. Уж извините, но даже я при всей любви к Мише не могу не отметить этого. Большевики, расположив государя в Екатеринбурге, полагались на скрытность и секретность, а потому не выделили в охрану Романовых достаточное количество солдат. Те силы, которыми располагал ваш отец, можно было банально повести на штурм Ипатьевского дома, где томились заключённые. Однако из-за нерешительности государя пришлось отказаться от немедленного побега. Да и Миша, осторожничал, боясь навредить государю. С другой стороны, он не спешил с выполнением миссии, так как заранее был уверен в успехе и не верил что жизнь императора в опасности. Ваш отец разработал блестящую многоходовую операцию по спасению государя и его семьи. И… более недели переписывался с государем посредством посланий, тайно спрятанных в бутылках со сливками, которые доставлялись в дом Ипатьева из Ново-Тихвинского монастыря. Но в ночь с 16 на 17 июля царскую семью расстреляли.

– А как же Анастасия Николаевна? – спросил Дариор взволнованно.

– Вот, – кивнул полковник, – среди расстрельной команды был некто Максим Правдин…

– Возможно ли подобное? – усомнился Дариор.

– О, друг мой, поверьте: бывают и не такие перевоплощения. Нутро людей напоминает глину. Помни его – и оно приобретает совершенно иную форму. То же случилось и с Правдиным. Его перевербовали на нашу сторону. Однако он был простым солдатом, и о своих планах большевики его не предупреждали. Поэтому казнь Романовых стала для него весьма неожиданным событием. Он не успел сообщить вашему отцу о готовящемся расстреле и более того, был вынужден участвовать в нём. Когда началась пальба, не все Романовы погибли. Правдин вызвался проверить тела и убедился, что девочка и мальчик живы. Пока чекисты складывали тела в грузовик, монархист оттащил раненых княжну и цесаревича в соседнюю комнату, а оттуда на повозке увёз их в лес, где и передал госпитальерам. Ваш отец опомнился от такого страшного удара слишком поздно, когда уже нельзя было не только спасти государя, но и отыскать его тело. Посему иоаннитам пришлось довольствоваться малым, а именно – спасением двух особ царской фамилии.