Хвост вильнул и обвился вокруг змеевой ноги.

— И хвост замечательно, — улыбнулась я.

— Это хорошо. Ты же знаешь, что я люблю этот хвостик и все, что к нему прилагается? — спросил Ар и прижался губами к моей щеке.

Порыв теплого ветра дунул в лицо. Змей прижал меня крепче.

— Конечно, знаю. Хвостик и все, что к нему прилагается, полностью разделяют твои чувства.

— Тоже любят себя? — ехидно усмехнулся этот… змей.

— Ага, — легко согласилась я. — Ну, и тебя тоже.

Последующая пара недель выдалась такой насыщенной у всех, что встретиться мы смогли только поздно вечером и в сети по видеоконференции. Тоня переехала к Володе и Грозному, так что теперь я ее видела немного реже, чем обычно, но филин оказался чудо-зятем и всегда сдавал пароли, если планировались сырники. А затеивались они часто, потому что он был большим их любителем. И, конечно, меня на этот праздник жизни прямо не приглашали, но и не выпроваживали, а значит, сами виноваты!

Полина пропадала на сменах, заменяя заболевшую сотрудницу, а белочка в принципе была вся взмыленная, разрываясь между работой и приютом, и неуловима, как человек-летучая мышь.

Так что теперь мы все сидели перед камерами и с любованием смотрели на изображения друг друга в собственных мониторах.

Я очень скучала по девчонкам и нашим девчоночьим посиделкам и вылазкам в город. Но в таком общении тоже было свое очарование: можно было сидеть в пижамке, а еще лопать вкусности и не делиться. Хотя я бы с радостью пожертвовала вкусностями, чтобы пообщаться с девчонками вживую, как раньше. Чтоб всем вместе. Книгоед.нет

— Ой, а вы видели, какой Борис Игнатьевич ходит недовольный? — спросила я.

— Ну, еще бы! Вторую неделю отстаивает честь отечественного ювелирного дела с пеной у рта, — хихикнула совушка.

— Роман, когда заходит речь о Борисе Игнатьевиче, только головой качает: старый ворон торгуется так, будто от этого зависит его жизнь, — улыбнулась зайка.

— Так они все-таки пошли на сотрудничество? — удивилась я.

— А то! — фыркнула Полина. — Сразу как перестали подозревать его в терроризме, так и пошли. Но видели бы вы глаза Ростислава Алексеевича, когда Роман ему сказал, как бы между прочим: 'Надеюсь… никто больше не подозревает, что инциденты были спланированными диверсиями иностранных конкурентов, чтобы искусственно уменьшить рыночную стоимость дела?'. Я и не подозревала в лисах совиной анатомической возможности так округлять глаза. Но, честное слово, не думал же он, что я не расскажу Роману о его подозрениях?

Мы довольно заулыбались. Севшего в лужу бывшего главу общины никому жаль не было.

Поделившись новостями, мы уже желали друг другу спокойной ночи, когда в белочкином окошке на заднем плане вдруг появился полуголый силуэт. Рельеф силуэта не уступал французским ландшафтам.

— Риммуль, я в душ, — произнес рельеф, залюбовавшись которым, я даже не сразу подняла глаза на лицо мужчины, которое оказалось знакомым.

— Подружкам привет! — сказал он и вышел из комнаты, вильнув коротким рысьим хвостом.

Римма угукнула и стала краснеть.

— Удивительно знакомая голова сверху всего остального незнакомого, — преувеличенно задумчиво произнесла Тоня

— Радость моя, а это не Игнат ли? — ласково пропела Полина.

— Белочка, а белочка, и давно безопасник у тебя душ пользует? — поинтересовалась я.

— Пару лет, — буркнула Римма и сделала абсолютно невинные глаза.

— А чего молчала? Чего не хвасталась? Как можно не похвастаться таким… набором полезных качеств подругам? — возмутилась совушка.

— Да как-то к слову не пришлось, — повинилась белочка.

Посмеявшись еще минут пять и уверившись, что безопасник точно-точно в ближайшее время не продефилирует обратно с полотенцем на бедрах и вообще, надо совесть иметь, мы пожелали друг другу спокойной ночи и вышли из видео-чата.

Я вздохнула и откинулась на спинку стула. Когда чужие ладони легли мне на плечи, улыбнулась и запрокинула голову. Змей наклонился, переместил ладони на мои щеки и поцеловал так, что голова закружилась.

— Чего улыбаешься? — поинтересовался он.

— Думаю, — ответила я.

— О чем думаешь?

— О том, что иногда не вовремя появиться в кадре бывает даже лучше, чем вовремя не появиться, — загадочно произнесла я и потянула его к себе. Потому что иногда поцелуи слаще разговоров.

***

Комната с выцветшими, отклеивающимися по краям несуразного цвета обоями пахла затхлостью, старой мебелью и жареным луком. Старым жареным луком. Игорь бросил сумку на пол, подошел к окну и распахнул его настежь. Пусть и холодно, зато свежо.

Диван почтенного возраста ворчливо скрипнул пружинами, принимая тяжесть чужого тела. Неудобный. Комната была немаленькой, вполне было, где развернуться. Два окна. Шторки, не стиранные или очень давно, или никогда. Двустворчатый шкаф с покосившейся дверцей. Стол с одним выдвижным ящиком. Табурет. Небогатый скарб. Пол, застеленный деревянными досками с облупившейся краской.

Не хоромы. Но начинать с чего-то надо.

Игорь достал из кармана смартфон. Мать просила известить, как доберется и устроится. Звонить не стал, отправил смс. Мысли с матери плавно утекли в воспоминания последних дней в отчем доме.

— Чем ты думал, идиот?! Как?! Скажи мне, как тебе такое только в голову пришло?! — орал отец. — Ты хоть примерно способен просчитывать последствия своих действий?!

— Дорогой… — мать пыталась успокоить отца, но в этот раз не вышло.

Чернобурый лис зыркнул на жену так, что она осеклась, больше голоса не подавала и вообще ушла в кухню.

— Из-за твоей тупости я потеряю место главы общины и репутацию!

Игорь слушал отца отстраненно. Ему было все равно. Он смотрел на этого человека с раздувающимися от гнева ноздрями, побагровевшим лицом и сжатыми добела кулаками и не понимал, зачем ему нужно было его одобрение. Силился вспомнить, но не мог.

Совет общины после непродолжительного разбирательства — Игорь и не думал отпираться или выдумывать оправдания — вынес наказание: год социально-полезных работ на благо общины. Чтоб в следующий раз сначала думал, а потом не делал.

Отец держал лицо ровно до того момента, как они перешагнули порог родного дома. И вот уже полчаса Игорь выслушивал одно и то же по десятому кругу и молчал. Кажется, именно это отца выводило из себя больше всего.

— Ты пустое место, Игорь! Ты ничего не добился сам! И вместо того, чтобы отплатить за все мои усилия, за то, какую почву я тебе дал под ногами, ты взял и перерыл все нахрен экскаватором!

Лис мысленно усмехнулся особенно 'удачной' отцовской метафоре.

Ростислав Алексеевич будто почувствовал, что все его старания пропадают втуне, выдохнул и гораздо тише произнес:

— Не могу даже смотреть на тебя. Думаю, тебе лучше какое-то время пожить в той квартире, которую мы с матерью тебе подарили и за которую ты нам так щедро отплатил своим идиотизмом.

Игорь кивнул, поднялся с кресла и ушел в свою комнату. Покидав нужные вещи в сумку, накинул куртку, натянул ботинки и хотел уже открыть входную дверь, но обернулся. Отец сидел в кресле спиной к нему и демонстративно не замечал отпрыска, подчеркнуто внимательно читая газету. Мать на кухне что-то резала.

Опустив сумку на пол, Игорь зашел в кухню и со спины обнял мать, прижавшись к ее щеке, почему-то мокрой, своей. Мать вздохнула, погладила его по щеке и попросила:

— Позвони мне, как устроишься.

Он ничего не ответил. Поцеловал ее в щеку и ушел. Машину, подаренную отцом на двадцатилетие, брать не стал. А через четыре часа уже стоял на вокзале другого города и изучал на сайте предложения по недвижимости на долгий срок.

Из второй сумки-переноски послышалось возмущенное мяуканье. Диван снова скрипнул, когда Игорь встал.

— Сейчас, красавица, сейчас выпущу, — проворковал лис и достал из сумки маленькую белую кошечку, которую прихватил в свое последнее посещение приюта. Без спросу, правда, но она же не дуал и даже не человек. К тому же он оставил записку в ее клетке.