Она добралась до скалистых выступов в сумерках, засела на верхушке гигантской сосны метрах в двухстах от скрытого кустарником пролома и стала ждать. Когда темнота сгустилась до почти непроглядной, из-за утеса показалась процессия с факелами. В то же время на поверхность стали выползать тощие шатающиеся фигуры с тачками, наполненными битым камнем. Этого было достаточно, чтобы послать Сой Фон короткое сообщение: «Нелегальная шахта» — и точные координаты. В те недолгие минуты, что прошли между посланием и явлением второго отряда едва ли не полным составом, маленькая сережка в ухе Акеми вздрогнула, и девушка улыбнулась — вор, кто бы он ни был, проникший в ее домик, вернулся и на этот раз попался.
Второй отряд постигла редкостная удача. Неизвестный доброжелатель сообщил о нелегальной шахте секки-секки, да так подробно, что даже тупой лейтенант Омаэда не промахнулся бы. Что уж говорить о капитане! Всю ночь Сой Фон металась по отдаленным окраинам, вылавливая разбежавшихся в панике бандитов и собирая измученных рабов, выуженных из глубокого колодца. К утру у нее уже и результаты допросов имелись, и начальница Омницукидо сдержанно светилась от удовольствия. Для всех стало неожиданностью, что вскрылась не только незаконная добыча ценного ископаемого, но и противоправное похищение людей, обладающих реацу. Казалось бы, загони в шахту простые души, и пусть вкалывают там до полного изнеможения. Но хитрые преступники соорудили навороченную схему по привлечению рабочей силы. Недавно появившимся в этом мире, еще не опомнившимся бедолагам втирали сказочку о возможности заработать и загоняли в каменоломню, где добываемый материал блокировал их духовную энергию, а то и высасывал ее вовсе. На тех, кто не имеет реацу, не надо тратить пищу, и подлые «хозяева» ее не тратили. Зато возможность получить хоть малюсенькую дозу жизненно необходимой энергии заставляла несчастных раз за разом возвращаться в глухой колодец и махать там кайлом до посинения. Выходило, что людей подсаживали на реацу, как в Генсее подсаживают на наркотики глупую молодежь.
А реацу на «дозы» тянули из шинигами послабее, которых удавалось захватить при всяческих нештатных ситуациях. Например, патрулирует группа определенный квадрат, кто-то отбился, его цап! — и в схрон. Или подберут раненого бойца после сражения с пустыми. Или еще как выманят в какое-нибудь злачное место, где взять одинокого шинигами можно без лишней суеты и шума, все равно никто не «заметит» и в Сейретей не сообщит. И, что обиднее и противнее всего, выкачиванием реацу из ее носителей и консервированием для «подкормки» рабочих занимался отчисленный с четвертого курса студент, однажды прошедший летнюю практику в двенадцатом отряде. Его тоже взяли, и он-то и сдал дознавателям всех своих подельников, все пароли и явки в надежде выторговать себе послабление.
На собрании капитаны с интересом выслушали доклад Сой Фон. Кёраку даже перестал подпирать рукой щеку и приоткрыл рот, словно слушал захватывающий сценарий к детективному фильму. Когда нибантай-тайчо замолчала, Командор щелкнул челюстью, захлопывая рот, и несколько неуверенно проговорил:
— Э-э-э… Выношу вам благодарность! А также и вашему информатору. Вы его там отметьте как-нибудь… выходной, что ли, дайте.
— Это неизвестный доброжелатель, — с тяжким вздохом отозвалась Сой Фон, посмотрев на главнокомандующего так выразительно, что он мигом проникся и переключился на текущие вопросы.
Собрание закончилось, из толпы капитанов раздался визгливый голос Маюри, оповещавшего всех и каждого, что он никогда не разрабатывал подобной технологии, что это уникальное изобретение и что его создателя нужно срочно передать ему. Для выяснения деталей и дальнейших опытов над столь своеобразно работающим мозгом. Кёраку попытался отшутиться, но когда ученый буквально взял его за горло, молодой Командор посуровел лицом и рявкнул командирским рявом. У Куроцучи отпали все вопросы и возникли неотложные дела в отряде.
Бьякуя проводил убегающего коллегу задумчивым взглядом и опустил глаза. Он никогда не спешил уходить первым — не подобает потомственному аристократу торопиться, роняя лицо, и уж тем более толкаться у выхода. Да и спешить особо было некуда. В последние дни даже на службу он ходил неохотно — там его поджидал Ренджи. Лейтенант не спрашивал ни о чем, но каждый раз так вопросительно смотрел, что становилось неловко. Хвала ками, Абараю хотя бы доставало такта не напоминать про достопамятную попойку…
— Кучики-тайчо, — внезапное обращение застало Бьякую врасплох. Он насколько мог равнодушно поглядел на остановившуюся рядом Сой Фон, недоумевая, с чего бы ей к нему подходить. Она всегда его недолюбливала, и это было взаимно.
— Да?
— Я сегодня зайду к Акеми, вы ее предупредите, хорошо? Надо же мне поблагодарить ее, — капитан второго отряда как-то двусмысленно усмехнулась.
— Акеми в командировке, — Бьякуя едва заметно пожал плечами и собрался уходить.
Но не ушел. Споткнулся об удивление коллеги, нахмурился, наблюдая за сменой выражений на ее лице — от легкого недоверия до подозрительного прищура.
— Ну-ну, — нехорошим тоном протянула она. Резко развернулась и двинулась к выходу, оставив Бьякую в немом шоке.
Еще больше она его потрясла, вернувшись с полпути и вскинув на него откровенно презрительный взгляд.
— Ну ты и дурак, Кучики! — прошипела Сой Фон. И пока оскорбленный дайме подбирал челюсть, продолжила: — Это я тебе не как сослуживец, а как подруга твоей жены говорю! Вот о ком бы никогда не подумала, так это о тебе. Как ты можешь?..
Видимо, не найдя подходящих слов и не ожидая от Бьякуи ответа, капитан безнадежно махнула рукой и ушла, бормоча себе под нос гадости обо всем мужском роде. Бьякуя растерянно проводил ее глазами.
Его рабочий день прошел очень спокойно, если не считать того, что пришлось выделить пол-отряда на зачистку вчерашней подпольной шахты от отирающихся поблизости уголовников. Ренджи появился в кабинете буквально пару раз, взбудораженный и словно пустыми покусанный. Бодро отчитался о том, что пойманы еще четверо преступников, освобождены пятнадцать рядовых шинигами, Котецу-тайчо сбилась с ног и в бараках четвертого отряда уже не хватает мест, потому что измочаленных рабочих ночью за каким-то меносом доставили в Сейретей — и снова унесся по делам, оставив Бьякую наедине с его мыслями. Кучики механически заполнял отчеты, проверял сметы, откладывал то, что, по его мнению, не сходилось, подписывал соответствующие — и думал совершенно о другом.
Акеми уже вернулась, это следовало из слов Сой Фон. И даже успела поработать на благо Общества Душ. И где она тогда? Может быть, не хочет возвращаться в дом к неверному мужу? Решила предоставить его самому себе, не желает наблюдать за его глупыми попытками ухватить за хвост свою ушедшую юность, вернуть ускользнувшую любовь? Ее можно понять. Но, менос возьми, это же скандал! Причем такой, что не замнёшь и не скроешь.
Больше огласки, больше скандала, больше выяснения отношений с Советом клана и родней Акеми Бьякую огорчало то, что девушка на него всерьез обижена. О, причина у нее была самая веская! И, помимо собственного уныния, Бьякуя переживал еще и глубокое неудовольствие от своего поведения, от неосмотрительного пренебрежения чувствами жены.
В его душе смешались недовольство собой, боль разрушенных надежд, безвыходность ситуации, в которую он сам себя завел. Хисана вспомнила его — почти вспомнила, у нее возникли лишь смутные образы и обрывки воспоминаний, — но не приняла. Даже после того, как она признала, что была его женой, чувства ее не ожили, и теперь, анализируя и свой первый брак, и отзывы других о нем, Бьякуя начал сомневаться, а любила ли она его? Она обратилась к нему, как раньше — Бьякуя-сама, однако продолжала твердить, что ее зовут Ямагути Хосими и она верна своему мужу. Что бы ни вообразил себе капитан шестого отряда, не считаться с желаниями и чувствами этой женщины он больше не мог.
Но пойти к Акеми, повиниться и зажить как прежде, означало отнестись к княгине Кучики так, будто она — только замена, к которой прибегают, когда не получили то, что хотели. Подобное отношение станет еще одним оскорблением, а Бьякуя этого не хотел. Слишком дорожил он той легкостью, которую принесла Акеми в его жизнь, слишком ценил ее веселье, которым она заражала и его самого.
