До больницы дело не дошло, хотя курс уколов от бешенства принять пришлось. От потрясения Натка отходила еще довольно долго. Как разбирались мать и отец с хозяевами собаки, осталось неизвестным. Скорее всего, дело ограничилось извинениями. Родители старались никогда ни с кем в конфликт не вступать. Все возникавшие недоразумения постепенно рассасывались сами собой.

В жилище над рекой семья прожила лето, всю следующую зиму, а затем перебрались в специально построенный для нее новый дом. Он находился рядом со школой и открывал собой целую улицу таких же свеженьких, с иголочки, двухквартирных домов. На месте развернувшихся строек, рассказывали местные, в былые времена находился сельский базар. Всякий раз, вскапывая грядки на огороде, Натка с Маринкой мечтали найти какие-нибудь старинные монеты или хотя бы осколки глиняных горшков. Увы, либо рассказы являлись обычными байками, либо госпожа Удача просто шла мимо неведомой для школьниц дорогой.

* * *

Директор нового совхоза по натуре своей являлся не просто хозяйственником, но созидателем. Его коньком (или, по-современному, «фишкой») являлось строительство. Под руководством Алексея Михайловича старое село из зачуханной деревни с единственной кривоватой улицей превратилось в современный поселок, застроенный удобными домами. Некоторые из них имели по два этажа, что для деревни в те времена было в диковинку.

Дополнительную известность поселку принесло огромное озеро, созданное стараниями Алексея Михайловича на месте невзрачного, заросшего тиной пруда. Туда сразу же запустили рыбу, и летом к его берегам стали съезжаться рыболовы со всей округи. Много лет спустя, когда семья уже не жила в совхозе, водоем все еще был известен в народе под названием «Черновцово озеро».

…«Да, папа сумел оставить след на земле и память о себе, – подумалось Наталье Алексеевне. – Интересно, вспомнит ли кто-нибудь о нас, когда мы уйдем? Сегодня и о живых-то не всегда по м нят. Жизнь стала какая-то одноразовая: использовал – бросил, что вещь, что человека. Люди тоже превратились как бы в однор а зовые стака н чики.

Раньше, когда безусых мальчишек по поводу и без повода и с пользовали в качестве пушечного мяса, «наверху» говорилось с о т вратительным цинизмом: «Бабы новых нарожают». Современная жизнь заставила женщин поумнеть. Они не торопятся «плодить нищету». Пустеют села, в небольших депрессивных городках дож и вают свой век пенсионеры. Что дальше, что дальше?.. «Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает о т вета»…

Когда Алексей Михайлович приступил к хозяйствованию на новом месте, в селе даже отсутствовал постоянный источник электроэнергии. Электричество поступало в дома от местного «движка». Свет в лампочках мигал, дергался, а после одиннадцати часов его выключали вообще. Наряду с лампочками в домах всегда имелись в запасе обычные парафиновые свечи. Они помогали не всегда. Случалось, женщины затевали стирку в стиральных машинах, и внезапно отключался свет. Свечи в таких случаях оказывались бесполезными. Подождав часок-другой, хозяйки принимались достирывать белье вручную.

Жить на новом месте рядом со школой было значительно удобнее, но проблем все равно хватало с лихвой. Первое время водопровод в доме отсутствовал, воду по-прежнему приходилось таскать с улицы. Благо, колодец находился неподалеку. Если отец не успевал с вечера наполнить бак, утром за водой собирался весь женский батальон. Матушка набирала полные ведра, Натка – по половине ведра. Их цепляли на коромысла, и процессия возвращалась домой. Маленькая Маринка тащилась сзади с маленькими ведерками в руках (с присущими ей энергией и энтузиазмом она не могла пропустить ни одного общего домашнего мероприятия). Валюшку по малолетству за водой не брали.

Второй бедой снова оказалась баня. Тащиться с тремя детьми через несколько улиц по слякоти или морозу, не говоря уже о самом банном экстриме, для Зои Максимовны становилось настоящим испытанием. На выручку пришла соседка, жившая напротив. Во дворе у милейшей старушки тети Нюры Дремовой рядом с ее хибаркой находилась убогая банька, топившаяся по-черному. Однажды, увидев, как семейство директора совхоза плетется домой после очередной помывки, тетя Нюра сказала матери певучим, окающим вологодским говорком:

– Зоя, замучилась ты со своиАми девками-то. Вон от у меня во дворе баня стоит, вы от, как понадобится, протопите ее, натаскайте воды, да и мойтесь от себе на здоровье! Глядишь, после вас я когда помоюсь. Одной-то мне тоже тяжело управляться.

Зоя Максимовна с радостью согласилась, плохо представляя, на что идет. Помывка в бане, топившейся по-черному, стала новым испытанием для всего семейства.

Гигиеническое заведение представляло собой две малюсенькие каморки без окон. Закопченными до глянцевой черноты стенами они напоминали филиал ада. Таким образом, как выглядит преисподняя, Натка узрела наяву в свои двенадцать лет. Первая клетушка служила раздевалкой. Вторая – ее середину занимал котел с горячей водой, вмурованный в огромные булыжники, – предназначалась для мытья. Две небольшие лавочки и ведра с холодной водой жались к стене на некотором, весьма не безопасном расстоянии от раскаленных камней. Воду и булыжники нагревали простым костром из дров. Его разводили прямо под котлом. Никакой печи в бане не имелось в принципе. Нещадно валивший от дров дым быстро заполнял все помещение. Чтобы не угореть после разжигания дров, костровой должен был пулей вылетать на свежий воздух и наблюдать за процессом снаружи, изредка подбрасывая поленца.

Требовалось не меньше двух, а то и трех часов, чтобы баня прогрелась, чтобы из помещения через специальные отдушины вышел дым и угарный газ. Лишь после этого можно было приступать к мытью. Если добавить, что освещались клетушки больше чадившим, чем светившим керосиновым фонарем, можно представить, каким «удовольствием» становилась банная процедура.

Когда Натка первый раз вошла в помывочную, от страха она сразу же вылетела в раздевалку. Мать кое-как смогла ее успокоить и наскоро вымыть голову. Дальнейшее купание заменили обливанием теплой водой – на большее выдержки не хватило. Так же намучившись с мытьем двух других девчонок, Зоя Максимовна выкинула белый флаг. Баней соседки они воспользовались в первый и последний раз, предпочтя филиалу преисподней мучения в поселковом бытовом объекте.

* * *

В пятом классе у Натки сменились учителя. Вместо одной преподавательницы, молодящейся аккуратненькой Дины Александровны, появились предметники. Каждый обладал собственной изюминкой. Историк, например, имел обыкновение время от времени приходить на уроки в туфлях на босу ногу. Натка не понимала, почему он игнорировал столь значимый предмет гардероба, как носки, – может быть, проспав, не успевал их натянуть.

Эффект получался довольно комический. Пафосно изложив у доски очередную порцию дат и связанных с ними событий, потыкав указкой по картам, педагог возвращался к своему столу. Когда он садился на стул, задравшаяся почти до колена штанина демонстрировала голую волосатую ногу. Правда, никого в классе это особо не шокировало. Наивные пятиклассники, кажется, вовсе не замечали вольностей в туалете наставника. Звали его Петр Степанович. Из других характерных особенностей, присущих историку, впечатляло то, как он произносил популярное в те годы слово «КПСС». В его вариации оно звучало:

– Кэ-па-эс-эс.

Другая учительница, химичка, могла появиться в классе в валенках, весьма неделикатно попахивающих навозом. Бедолага, спеша на первый урок от своего семейства и хлева со скотинкой, наверное, тоже не успевала переобуться в более приличную обувь.

Педагогический коллектив школы однородностью не отличался. Костяк составляли несколько старожилов, в частности, директор школы, бывший фронтовик, и его жена математичка. Эта семейная пара являла собой образец лучших представителей сельской интеллигенции. Худощавый, слегка прихрамывающий Дмитрий Андреевич носил на лацкане единственного, похоже, костюма орден Красной Звезды. О своих военных подвигах педагог не распространялся, но любой понимающий человек знает: такая боевая награда вручалась за личное мужество и храбрость в бою.