– Эта пьяная скотина, сначала обесчестившая девушку, а затем выбросившая ее в воду, является у вас героем песен? Странные вы люди, русские…

* * *

После многодневных разговоров о перемене жизни, взвешивания всяческих доводов «за» и «против» муж как-то вечером вдруг сказал:

– Слушай, а почему бы нам, например, про Анапу не подумать? Жизнь там явно дешевле, чем в Сочи, все-таки не такое пафосное место. Вдобавок город курортный, климат целебный, подлечим свои болячки и все такое. Сколько можно в сугробах барахтаться! Хоть под старость лет погреемся.

– А в самом деле, – оживилась Наталья Алексеевна. – Я там ни разу не была, ты тоже. Давай дачный сезон завершим пораньше, купим билеты на поезд да и махнем. Хоть на целый месяц! Мы теперь люди вольные. Посмотрим на все своими глазами, в море покупаемся, а там уж поймем, наше это или нет.

Позависав на анапских интернет-форумах, сибиряки неожиданно для себя узнали много нового и интересного о далеком южном городе. Жизнь в нем, судя по рассказам местных жителей, оказалась не столь уж дорогой, цены на квартиры, к удивлению супругов, были вполне сопоставимы с новосибирскими.

Поездку наметили на сентябрь. Основная масса отдыхающих с детьми к тому времени должна схлынуть, да и билеты, возможно, хотя бы немного упадут в цене. В «высокий» сезон даже бюджетная поездка в плацкартном вагоне оказывалась довольно накладной, если подсчитать все расходы на путешествие. Поскольку южные города наполнены гостевыми домами на самые разные вкусы и кошельки, остановиться Сергачевы решили в одном из них. Наталья Алексеевна прошерстила сайты пансионатов, мини-гостиниц, изучила предложения частного сектора, выбрав несколько адресов, на которые имелись положительные отзывы отдыхающих.

Поездка по железной дороге, помимо дешевизны, имела еще несколько дополнительных плюсов. Не требовалось пересадок, прямой поезд, утром отходивший из Новосибирска, удобно прибывал в Анапу в дневное время. Не надо было скитаться с вещами по аэропортам, а, прилетев, долго добираться до города. Да и вообще оба супруга любили поезда. Раньше ездить не получалось. Пока они работали, включать в двухнедельный отпуск неспешную поездку железнодорожным транспортом не получалось. Кроме того, в последние годы у них появилась возможность отдыхать хоть и не на дорогих, но заграничных курортах, поэтому вольно-невольно приходилось пользоваться самолетом.

Порой, спеша на дачную электричку, Наталья Алексеевна мечтала, глядя на проходящие мимо скорые поезда, как они с мужем выйдут на пенсию. У них будет много времени, и они смогут не спеша катить от одного города к другому, попивая у окна чаек с печеньками.

Забавно, но когда сроки исполнились (причем как-то неожиданно), оба супруга не слишком обрадовались наступившей пенсионной свободе. Тревожила мысль, что они оказались никому не нужными, вроде как на обочине жизни. С другой стороны, здравый смысл подсказывал: перед ними распахивается новое широкое окно возможностей. Жизнь дарит на склоне лет самое важное преимущество – не зависеть ни от кого, иметь возможность организовать свою жизнь так, как нравится. Двух пенсий хватало для скромного существования, а сделанные за жизнь небольшие накопления играли роль подушки безопасности – на случай серьезной болезни или иных негаданных неприятностей.

Поездка в Анапу, занявшая трое суток, оказалось, как и ожидалось, совершенно не обременительной. В пути оба много читали, решали кроссворды, общались с попутчиками. Пассажиры плацкартного вагона – публика простая, непритязательная. В основном, в вагоне ехали пенсионеры, следовавшие к своим взрослым, выпорхнувшим из родного гнезда детям, да мамочки с детьми, отправившиеся в гости к бабушкам и дедушкам.

На одной из станций, сразу после Новосибирска, в соседний отсек сели трое ребят, ехавших на заработки в Белокаменную. Один всю дорогу жаловался друзьям, как его кинули с оплатой, когда он вкалывал где-то под Питером. Парни напоминали встревоженных воробьев: постоянно обсуждали подробности предстоящего дела, звонили по телефону какому-то Николаю, пересказывали друг другу страшные истории про работодателей.

– Не, ты прикинь! – горячился невысокий, плотного сложения темноглазый парень. – Договорились обо всем, с вокзала позвонили прорабу. А тот говорит: встретить вас не можем, добирайтесь сами. Ни фига се! Денег в обрез, куда подаваться – непонятно. Пришлось до самой Балашихи пешком топать!

Со времен Александра Блока, писавшего о том, что в вагонах первого класса пассажиры высокомерно молчали, а в зеленых плакали и пели, мало что изменилось. Купейные вагоны, где цена билетов почти равнялась стоимости полета на воздушном лайнере, везли в себе народ более состоятельный, респектабельный. Многие отправлялись в путь по рельсам из-за обычной высотобоязни. Со своими попутчиками они предпочитали не общаться и, едва усевшись на полку, тут же утыкались носами в гаджеты.

В более демократичных плацкартных всё так же, по Блоку, плакали и пели. Хныкали младенцы, измученные дорогой, носилась по коридору неугомонная пацанва, кто-то включал музыку в смартфонах. Тишина наступала разве что после обеда, когда, насытившись «дошираком» и растворимым супом из пакетиков, народ отправлялся на боковую. Правда, в скором времени вагонное пространство заполнял многообразный, разной степени интенсивности храп.

Заоконные виды, любоваться которыми предполагала Наталья Алексеевна, на деле оказались скучно однообразными. Вначале долго ехали по бесконечной Барабе с ее степной пустотой, изредка перемежаемой поселками. Мелькали в низинах мелкие, похожие на чайные блюдца озера, темнели бурые языки солончаков, сжигавшие под собой все живое. Потом потянулись березовые колки, сосновые боры.

Волшебница осень раскрасила пейзажи в меру своих возможностей, но вид разваливающихся полузаброшенных деревень, поселков, выморочных полустанков рождал в душе чувство безнадежной апатии. Невольно на память приходили лермонтовские слова о немытой России или строчки того же Блока: «Россия, нищая Россия, мне избы серые твои, твои мне песни ветровые, – как слезы первые любви!»

Подобные слова мог написать, пожалуй, только еще не старый, не остывший душой человек, подумалось Наталье Алексеевне. Серость, неприбранность, убогость Родины еще заставляют его испытывать сильные чувства. Но проходит определенное количество лет, человек все глубже понимает: изменить на этих необъятных просторах ничего нельзя в принципе. И начинает тупо отбывать отмеренный судьбой срок, все глубже погружается в семейные и служебные дрязги, пьянство, бессмысленное «кидание понтов», словно бы пытаясь доказать самому себе, что и он не тварь дрожащая, а право имеет.

В свое время большевики ценой миллионов сломанных судеб пытались изменить привычное течение жизни. На каком-то этапе казалось, что это удалось. Из общества исчезла вопиющее социальное неравенство, народ получил доступ к медицине, образованию, из подвалов и коммуналок перебрался пусть в тесные, но вполне пригодные для жилья «хрущевки». Что бы ни плели в наши дни защитники во многом абсурдного, полного нелепости и жестокости постсоветского строя, но именно при Советах страна добилась наиболее впечатляющих успехов в науке, культуре, смогла победить в тяжелейшей войне, в считанные годы восстановить разрушенное фашистами.

Но не прошло и восьмидесяти лет после революции, как все вернулось на круги своя. Люди старшего поколения, чье детство и юность пришлись на хрущевско-брежневскую эпоху, так и не смогли понять, каким образом произошла метаморфоза в обществе. Жулье, ворье, мерзавцы и прохвосты всех мастей смогли снова захватить власть и вновь принялись набивать карманы – да с такой прытью, что прежние господа только подивились бы хватке и цинизму так называемых «новых русских».

Как из-под земли выскочили откуда-то откормленные рожи с бычьими загривками. Поверхность земли, подобно язвам на теле прокаженного, усыпали особняки, коттеджи и дворцы-«шубохранилища», обнесенные высоченными заборами. Людям, не обладавшим талантом облапошивания и обдирания ближнего своего, оставалось только выживать, трудясь на новых хозяев жизни, набивая животы соевой колбасой да лапшой «доширак».