Чтобы к нему не цеплялись службы, борющиеся с тунеядцами, он временно трудоустраивался то на железную дорогу, то в местное лесничество, ходил на работу вообще через день, а потом увольнялся и законно гулял два месяца, вернее до очередного рейда комиссии, наблюдающей за тунеядцами, и опять все повторялось сначала.

Вскоре после женитьбы Зёня выполнял задание, уже, видимо, надиктованное Мулей. Соответственно своей диверсионной специализации, он опять куда-то залез, что-то украл и сел на три года. В случае неудач с ограблениями задачей Мули было отбивать его от обвинений и вытаскивать из тюрьмы. Но тут что-то не получилось. А может, вина его была так велика, что три года — это был подарок, а не наказание.

Интересную сцену наблюдала его младшая племянница, когда еще только шло следствие. Муля суетилась, Зёня ездил на поиски хорошего адвоката и вроде бы нашел такого, который гарантировал оправдательный приговор.

Однажды Зёня, его мать и скачущая во дворе на скакалке племянница были дома, когда к Зёне явился этот многообещающий адвокат — немолодой солидный дядька — и намекнул, что пора дать ему денег.

— Беги к Муле и скажи, чтобы она немедленно шла домой, — сказал Зёня племяннице. — Объясни ситуацию! — крикнул вдогонку.

— Хорошо! — с этим сообразительная девчонка побежала в центр поселка, куда лету было минут пять.

Нашла Мулю, передала слова Зёни и изложила подробности ситуации.

— Скажи, что сейчас приду, — пообещала Муля.

Быстрая девчонка, чтобы ее дядюшка не нервничал в ожидании, побежала назад — передать сказанное Мулей. Зайдя в дом, она почувствовала, что Зёня из последних сил развлекает посетителя и ждет не дождется, когда придет жена. А та не шла и не шла.

— Да ты передала мои слова или нет?

— Передала! — огрызнулась девчонка. — Тетя Маруся сказала, что сейчас придет.

Опять повисло ожидание, опять этот не очень умный Зёня интересничал перед адвокатом. Наконец адвокат не выдержал и начал прощаться.

— У меня через полчаса поезд, я и так рискую не добежать до вокзала, — с этим он откланялся и ушел.

Только он скрылся за ближайшим поворотом, как во двор вошла Муля — как всегда с задорной самодовольной улыбочкой на лице. Вместо того чтобы выхватить у нее деньги и кинуться вслед за адвокатом, быстро догнать его и отдать сверток, Зёня вылетел из хаты и с руганью накинулся на Мулю. Он бил ее, бросал на землю, пинал ногами и топтал, пока сам не устал. Улучив минуту, Муля подхватилась и огородами драпанула в свой магазин.

Александра Сергеевна наблюдала эту сцену из окна и, наверное, была довольна, что эта «конская зараза» получила по заслугам. Уж очень Александра Сергеевна не хотела, чтобы ее сын сидел в тюрьме. Племянница убежала домой, будучи в уверенности, что после работы Муля получит добавки, чего видеть девочке не хотелось.

Вот так и получилось, что Зёня подлатался на три года.

Пока его не было дома, Муля вышивала крестиком, нянчилась с его младшей племянницей, засылаемой в их дом на ночевки, чтобы женщины не поубивали друг друга, и отбивалась от Александры Сергеевны. А та регулярно закатывала самозваной невестке скандалы, называла ведьмой и конской заразой, обвиняла в том, что Муля опоила ее сына кошачьими мозгами, и бросала в нее огромные портновские ножницы, вывезенные еще с Багдада. Муля уклонялась, и ножницы застревали в глиняной стене, на добрый вершок уходя в нее остриями.

Потом Зёня появился дома и опять уселся Муле на шею. Ее дело было добывать деньги и содержать эту диверсионную единицу.

В конце 50-х годов он записался в вечернюю школу и добросовестно окончил ее. Теперь у него было среднее образование. К чему он себя готовил, имея по паспорту около 30-ти лет?

Дальше он по-серьезному устроился на Кирпичный завод, начал работать электриком, и вел себя с таким достоинством, будто это была профессорская кафедра. Важно и со значением заявлялся домой на обеденный перерыв, и мать должна была в быстром темпе подать на стол первое, второе и третье — все в свежайшем виде. Иначе тарелки летели на стены или на пол. Так продолжалось два года.

А потом вдруг, Зёня выдержал вступительные экзамены и стал студентом Мелитопольского института электрификации сельского хозяйства — очного отделения! Это был тот институт, который окончил его друг и племянник Гончаров Евгений Сергеевич. Зёня даже два года проучился там... но что-то не срослось — после второго курса он приехал на летние каникулы и больше в институт не поехал.

Пришлось ему возвращаться на Кирпичный завод, на свою прежнюю должность. Видимо, она ему понравилась, потому что больше он дома не сидел, доработал до 60-ти лет и даже оформил пенсию. Правда, гонор его поостыл и на обеденные перерывы он приходил уже без фокусов.

Но почивать без совершения преступлений, которые по сути были маленькими экономическими диверсиями, ему не позволяли. Он должен был постоянно пакостить — не государству, так хотя бы ответственным людям. И вот Муля присмотрела, как можно было «взять» сельповскую кассу.

Где-то за год-полтора до этого они вдруг завели дружбу с местным участковым милиционером Григорием Афанасьевичем Лысенко и его премилой женой Любовью Ивановной, которая отрезала свою невероятной длины толстую русую косу и подарила на свадьбу автору этих строк. Подъехали Зёня с Мулей к супругам Лысенко через детей — двух маленьких мальчиков — Владимира и Николая. Последний был младшим и рос столь кривоногим, что это мешало ему учиться ходить; но потом ничего, ножки выровнялись. Так вот искусители нянькались с ними, цацкались, вверх подбрасывали, похвалы расточали, к себе зазывали-угощали, пока две семьи не стали своими в доску. Затем Зёня и Муля предложили участковому милиционеру сотрудничество — ты, мол, доставай в колхозах поросяток и корма, а мы будем держать их у себя и выкармливать до забоя. Доход делим пополам.

— Запросто! — махнул рукой простой и доверчивый Григорий Афанасьевич и согласился.

Так вот на фоне этого благолепия в 1966 или в 1967 году вдруг было обворовано Славгородское сельпо — ночью злоумышленники проникли в один из магазинов, разобрали стенку, через образованную дыру проникли в кассу и забрали выручку. Видимо, сумма была приличной, потому что дело закрутилось серьезное. Следствие длилось долго, хотя сроки теперь уже вспомнить трудно. Но как ни мяли Зёню, как ни крутили... а преступление так и осталось нераскрытым. Все знали, что это он ограбил сельповскую кассу, а доказать не смогли. Да и друг участковый всячески его покрывал — слаб человек.

Итог истории был неожиданным — еще молодого Григория Афанасьевича, отца двух детей школьного возраста, забрали в район на повышение, дали просторный кабинет — с большим столом и мягким креслом. Но едва только славгородцы, во многом заслуженно уважавшие своего бывшего участкового, собрались ехать к нему с поздравлениями и с очередными просьбами, ибо кто же ходит в милицию просто так, как узнали, что он угодил в отставку. Ну, с отставкой дело было темное... Неизвестно, чем бы она закончилась. Но тут бедный Григорий Афанасьевич взаправду и даже очень серьезно заболел. Болезнь не обещала быстрого выздоровления, увы... И он затосковал по молодости, по радостным временам, когда дети еще были малые, жена веселая, а здоровье крепкое и когда казалось, что он, познакомившись со своим соседом Зёней, поймал бога за бороду.

Известно, что печалящийся об отшумевшем благополучии человек стремится если не вернуть былое, то как-то материализовать его. И Григорий Афанасьевич, не дождавшись визитов от друзей, позвал к себе Зёню — просто повидаться да погутарить по душам.

Тот приехал, но к кровати больного подошел без ободряющей улыбки, вместо этого на его лице читалась гадливость. Ушлый негодяй шкурой почувствовал, что умирающего может потянуть на исповедь да на откровенные разговоры, в том числе и о нем, о Зёне. И решил упредить такое развитие разговора.

— Что, — сочувственно спросил Григорий Афанасьевич, — не узнаешь? Да, брат, прикрутило меня.