Стены вернулись на свои места, сжав зал до тесной комнатушки, каморки, в которой обитал тот Хронос, что оставался вне времени. Но он отдавал ровно половину могущества той своей оболочке, которая блуждала в темпоральных вихрях.

— Прерви с ней связь! — закричал, срывая глотку, Феникс, почувствовав неладное в молчании колдуна. — Забудь, что видел, что чувствовал! Она завлекает, но мы не за этим здесь! Не принимай ее сделку, Зойт!!!

— Я слышу тебя, — в голосе мага не было и тени колебания. — Вперед! Сейчас что-то будет, держись!

И… Она ударила их в самое больное место любого смертного создания. У каждого оно свое, но есть суть, и смысл в эмоциях, чувствах, желаниях. Всего того, что потерять может только покойник, мертвец, чей дух отбродил по темным лабиринтам Бездны свой срок и снова, как белый лист, выбрасывался наружу. Осмеяла неизмеримо в своей жестокости ничтожность целей и бесполезность, до отчаяния, праздной суеты. Отделила от эмоций, прервав собственноручно посеянное отчаяние, чтобы они не постигли разом известные только ей законы мироздания. Ведь это сводило в мгновение ока с ума любого из смертных. После чего великодушно вернула память в самое начало пути внутри своего чрева. А затем отторгла. Бездна вышвырнула обоих наружу из своих глубин, вволю наигравшись, и снова опустила непроницаемый занавес, сотканный из пустоты и безмолвия тоннелей.

_____________________________________________________________

*banshee — дева, предвестница смерти с длинными распущенными волосами и красными от слез глазами. Увидеть ее — к скорой смерти, увидеть нескольких — к смерти великого человека. Плачет бэнши на языке, которого никто не понимает; в ее воплях будто сливаются воедино крики диких гусей, рыдания брошенного ребенка и волчий вой.

И в восхищении не будет нам предела

Покуда жизнь рисуется умело

Той краскою, что все зовут Судьбой…

эпиграф к мемуарам из архивов Форпата

Лагерь, разбитый неподалеку от тракта, ведущего в сторону форпатских ворот, медленно и сонно встречал теплое утро южных областей Фивланда. Палатки бродячего цирка расположились возле указателя на повороте к городу. Шпили башен виднелись за лесом, который здесь, вблизи течения Лары и Пога, мог похвастать высокими деревьями и густыми кронами.

В утреннем воздухе разносились фырканье лошадей и ругань обозников. Петухи, прокукарекавшие раннюю побудку, с чувством выполненного долга важно расхаживали меж шатров. Заргунский силач — рослый детина косая сажень в плечах, нес следом за очаровательной сильванийской акробаткой на плечах коромысло с полными ведрами. Гигант подобострастно взирал на свою белокурую спутницу, а она лишь кривила точеный эльфийский носик в ответ на расточаемые им неумелые комплименты. Она порхнула в шатер, сказав помощнику ждать снаружи. Силач с расстройства грохнул ведра наземь и угрюмо уселся на корточки, ожидая, словно верный пес.

— Опять пошла к нему? — спросил его грубый женский голос.

— Да, — угрюмо буркнул детина, щелкая костяшками пальцев.

— И что ж вы, силачи, так падки на акробаток, я не пойму? — поинтересовалась полноватая женщина с бородой, смачно сплюнув на землю и откусив еще жевательного табаку. — Вы же их, того и гляди, пальцами одной руки нечаянно переломите.

— Ты не понимаешь. Она такая… А! Что мне тебе говорить? Брейся хоть иногда и буду тебя любить! — осклабился гигант.

— Не, — протянула задумчиво дама, поглаживая густую бороду. — Силенок у тебя не хватит. Мне нужен такой мужик, что б не надорвался и два коромысла дотащить. При этом, не трепал попусту языком.

Оба рассмеялись. Они были старыми приятелями, поэтому шутки друг друга хорошо знали и понимали. Иногда это оказывалось так кстати в нужный момент — смехом прикрыть печаль и тоскливую тяжбу неразделенной любви с чувствами той, что холодна и неприступна.

— Не грусти. Считай, что она делает это не просто так, а за деньги. Всем нам пришлось потуже затянуть пояса, а тут такая удача! Ларониец с полными карманами золота да в придачу и не подозревающий, что его раненого спутника мы все давно знаем, — она подмигнула силачу и отдернула полог, громко возвестив о своем явлении фразой: «Итак, что мы имеем?!»

Красноволосый страдалец лежал на насыпанной в углу соломе, накрытой куском старой парусины. Его оголенный жилистый торс от груди до пряжки ремня на кожаных штанах был старательно перебинтован. Возле лежбища стоял табурет с громоздившимися на нем склянками снадобий и потушенной масляной лампой. Рядом, опустившись на колени, хлопотала эльфийка. По ее озаренному нежной заботой личику Клара, как звали бородатую женщину, сразу поняла, что дела силача складывались нынче очень скверно. Она была в таком возрасте, когда опыт сразу подсказывал ей, и без особых сомнений, как обстоят амурные дела. К тому же, зная того, кто исполнял роль «несчастного страдальца» в этой импровизированной пьесе, достойной, впрочем, пера какого-нибудь грошового автора в Феларе, она могла заключить, что без помощи с её стороны развязка потребует усилий не романиста-южанина, а драматурга из северных королевств.

— Как здоровье, больной? — спросила она, присоседившись и ткнув беднягу пальцем в бок. Красноволосый охнул и приоткрыл глаза. Несколько мгновений разглядывая сидевшую перед ним он будто что-то вспоминал, но потом его взгляд налился страданием и он возопил:

— Дьявол меня раздери! Клара, Больно же!

— Смотри, как заговорил! А ты, девочка, иди, погуляй пока. Нам с ним поговорить надо о том, о сем, и, в частности, как нехорошо уезжать от женщины не попрощавшись.

Эльфийка послушно встала и вышла из шатра.

— Где это тебя так отделали? — спросила Клара у полукровки, проводив акробатку взглядом.

— Да, — протянул Карнаж, — понесла тут нелегкая в тоннели…

— Неужели?! Это ты в компании того ларонийского колдуна? Только не говори, что вы с ним из тех четырех дурней, что недавно туда сунулись. О вас такие слухи тут ходят!

— Не советую верить слухам. Подай лучше воды, от ваших снадобий в горле сухо.

Феникс жадно припал к протянутой кружке.

— Значит, это правда? Не брешут люди, — заключила она, принимая назад пустой сосуд.

— Кстати, зачем ты выгнала её? — спросил «ловец удачи», немного приподнявшись на руках и осторожно разминая плечи. — Она так трогательно ухаживала за мной.

— Да потому, что знаю твои замашки! Ранним утром в седло и поминай, как звали. Для неё тут появилась неплохая партия, знаешь ли, пока тебя не было. И так наш цирк уже не тот, да если без акробатов останемся, совсем туго будет.

— Ладно-ладно, — проворчал Карнаж, — всё равно я вас сегодня же покину.

— Ох, какой резвый! — возмутилась Клара. — Едва от жопы отлегло, и сразу в путь-дорогу? Погостил бы ещё.

— Не хочу стеснять, да и дело у меня тут с колдуном. Я его телохранитель. Тем более он может заподозрить. Надо знать меру. И так несколько дней водите его за нос, будто впервые меня видите.

— С каких это пор ты в охранники подался?! — изумилась она, сплевывая в сторону.

— Сейчас не те времена, чтобы нос задирать. Ведь вы разбили лагерь у дороги, а раньше выступали на городских площадях, не так ли? — прищурился Феникс. — До Форпата всего ничего, пара миль не больше. Так чего же вы здесь прохлаждаетесь?

— Бургомистр не дозволил нашему маэстро проехать. В «нижнем» городе недавно обнаружили склад контрабандистов, и теперь очень сурово относятся к приезжим. Вот и кукуем тут, пережидаем пока все уляжется. Потом через Сильванию сразу в Фелар двинем. Скоро будут праздники сбора урожая. Поживимся на славу.

— Ну, как твои дела? — бесцеремонно спросил вошедший в шатер Зойт. — Ожил?

— Ожить то ожил, но ему бы еще полежать пару дней, — развернулась к ларонийцу Клара.

— Эге! Так вы женщина или мужчина? — вскинул брови Даэран, окончательно сбитый с толку тем, что ему довелось увидеть среди весьма странного, сборища циркачей, почему-то приютившего его с Карнажем сразу, без лишних вопросов.