В ночное небо взошла луна. В тот самый момент, когда хозяйка ночи осветила топи своим тусклым сиянием, искрясь на поверхности мутной воды, по болотам прокатился громкий булькающий вой.

— Проклятье! — путник остановился и резким движением сорвал с себя шляпу, выпустив на свободу копну густых кроваво-красных волос до плеч и чрезмерно длинные острые уши, покуда нижняя половина лица оставалась закутанной в плащ.

Конь встревожено фыркнул. Вой повторился. Путник широко распахнул золотые глаза, обшаривая каждую кочку и каждое дерево. На небольшом пригорке, позади, где громоздились остатки разваленного молнией старого дуба, возникла громоздкая туша безголовой собаки. Встав на задние лапы, тварь повторила свой призыв, и в этот раз на него послышались отклики. Из кривого среза шеи монстра вывернулось несколько щупалец. Они изгибались, обшаривали окружающийвоздух, словно принюхиваясь.

В руке путника блеснул кинжал:

— Прости меня, дружище!

Конь недоуменно посмотрело на своего хозяина. Красноволосый шумно выдохнул, зажмурился, словно не хотел видеть того, как его рука вспарывает кожу на крупе несчастного животного. Брызнувшая кровь отозвалась торжествующим ревом тварей и удаляющимся жалобным ржанием.

Путник схватил кожаные сумки с поклажей и бросился бежать, оставив снятое седло в трясине. Из-за спины вскоре донеслись звуки начавшегося пира безголовых чудищ, подстегивая ноги беглеца. Надо отдать должное, путешественник быстро бегал, даже по колено проваливаясь в болото, он не снижал взятого темпа, а, выбравшись на твердую почву, не менее ловко продирался сквозь кустарники.

— Скорее! Если хотите жить, сюда! — закричал ему постовой с наблюдательной вышки на небольшом островке.

Руки и ноги красноволосого заработали поразительно быстро и слаженно, когда из открывшегося сверху люка ему была сброшена верёвка. Он в мгновение ока оказался наверху. Привалившись спиной к балке, путник сидел и переводил дух.

— Откуда они здесь?! — наконец выпалил он.

— Этого никто не знает, — постовой пожал плечами, но насторожился от отдающего металлом голоса, заприметив к тому же совсем не по-эльфийски длинные уши, выглядывающие из красной шевелюры незнакомца. — Но адские псы просто так никогда не появляются. Очевидно, кто-то из чернокнижников изрядно набедокурил и сбежал сюда в поисках защиты за рунами барьера. Вот теперь твари и кормятся здесь. Дожидаются, значит.

— Чертовщина!

— Вам повезло, что вы уцелели. Старожилы говорят, такое уже бывало. Когда луна пойдет на убыль, псы уберутся, но до этого успеют сожрать немало народу.

Будничное спокойствие, с которым это было сказано, озадачило приезжего, хотя он был далеко не таким впечатлительным. С тех пор, как отгремели войны, и на небосклон взошла Ta’Erna в принципе можно было ожидать много «нового» на Материке. Однако большинство из нововведений во флору, фауну и монстриарии имело своё, почти здравое, алхимическое или магическое объяснение. Но адские псы не вязались как-то ни с одним, ни с другим предположением о явлении монстров эту плоскость мироздания. Их никто не мог толком обуздать или контролировать, отчего редко заносил в справочники, как бы поспешил сделать любой творец из сонма тех, кто постоянно играли в бога. Не делалось это из-за того, что, в сущности, кроме зловещего именования о безголовых псах так толком ничего и не было известно. Ну, разве то, что появлялись они из ниоткуда, без шумовых, колдовских и прочих эффектов, и преследовали тех, кто изрядно перегибал палку в игре с магией. По крайней мере, так было принято считать среди чародеев, исходя из только им понятной этики.

Ведь далеко не все знали грань разумного после становления волшебства практически вседоступным. Будто бы сами собой упразднились академии, разрушенные отчасти популярным ныне принципом «и сам с усам». Врожденный талант больше не играл определяющей роли, и состоятельные придворные могли себе позволить присоединиться к магическим таинствам, при этом ничего не смысля в них, но нанимая именитых наставников из гильдий, а также щедро приплачивая авантюристам, готовым раздобыть или попросту выкрасть ценные реагенты и древние фолианты из библиотек. Даже извлечь таковые из катакомб, всевозможных склепов или развалин какой-нибудь магической башни у черта на рогах, чей хозяин сгинул во время эпохи Сокрушения Идолов.

— А вы, стало быть, из «ловчих удачи»? Уж больно прытко вы по кочкам скакали да по верёвке без узлов взобрались, — прервал затянувшееся молчание постовой, зажигая фонарь.

— Верно, — красноволосый поднялся, — как, впрочем, добрая треть всех, кому, как по старинному ларонийскому проклятию, выпало жить в эпоху перемен.

— Ваша правда, — слабая улыбка озарила каменное лицо постового, и он принялся подавать знаки фонарём, адресованные небольшой башенке, выдающейся на отроге скале в холодном лунном свете.

Ответный сигнал не заставил себя ждать. Постовой облегчённо выдохнул и, резко повернувшись, красноречиво откинул люк. Красноволосый неожиданно шарахнулся в сторону от яркого света фонаря, закрывая лицо рукой глаза.

— Хм, видимо, вы действительно проделали большой путь, — сказал парень, окончательно убедившись, что перед ним далеко не простой эльф. — Осталось немного. Порядка двухсот ярдов* и… Да! Здешняя конюшня, конечно, не ахти, но вам могут подыскать сносного скакуна. Коли на вас шпоры, но вы пришли без лошади.

Приезжий ничего не ответил и торопливо соскользнул вниз по верёвке. Встав на землю, он снова нахлобучил шляпу с петушиными перьями. Плотнее завернувшись в плащ и перехватив за ремни сумки с поклажей, он двинулся быстрым шагом к слабо мерцавшему в горах маяку, состоящему из огоньков пылающих рун. Наслушавшись историй о, якобы, могущественном заклятии, наложенном на потайной вход с этой стороны пещер, красноволосый был немало разочарован, поняв, что оно оказалось лишь скромным сочетанием иллюзии и барьера.

Видимо, побасенка о «могущественном» заклятии была рождена доблестными борцами со злом, инквизиторами и иже с ними, из-за полного бессилия. Ведь соваться в подобную вольницу решались только выжившие из ума бродячие рыцари. Отчего неудивительно, что их число в последнее уменьшалось с той же скорость, с которой по всему Материку возникали подобные злачные местечки.

Стражи гор без проволочек впустили внутрь. Едва привыкнув к неверному свету факелов вдоль стен пещеры, приезжий столкнулся нос к носу со здоровенным детиной. Судя по смуглому цвету кожи и выпирающим нижним клыкам, тот являлся отпрыском орочей крови, столь редкой теперь и всегда изрядно разбавленной человеческой.

— Чего надо здесь? — хрипло рявкнул детина, распространив вокруг удушливый запах чеснока, несомненно съеденного недавно для сокращения возможного общения со всеми, кому вздумается явиться в столь поздний час.

— Не твое дело, зубастый. Говори правила здешние и не испытывай моё терпение, — пресек попытки дознания красноволосый, озадачив стража своим диковинным голосом.

— Та-ак, — протянул детина, поигрывая в руке увесистой дубиной. Но, ничего не найдя добавить, буркнул, что проливать сегодня кровь лучше не стоит, и дал отмашку пропустить.

В вольницах с правилами было туго, особенно для охраны. Так как непонятно было, кого они должны охранять, толи обитателей от приезжих, толи наоборот. Большинство местных сами могли за себя постоять, а поединки случались почти ежедневно. Запрещались только драки группа на группу числом более десятка участников с каждой стороны. Впрочем, основной заботой у стражей были гнездовья выверн в высоких сводах. Эти твари могли хорошо послужить при обороне расположенной среди пещерных озер цитадели, но они нуждались в прокорме, чтобы с голодухи не пожрали народ. Поэтому поиск пропитания по большей части и был основным занятием стражи, а именно: собирание тел тех, кого в потасовках насадили на клинок, или же тех, кого прикончила цинга. До старости здесь мало кто доживал.

Узкий ход вывел красноволосого к круто спускающейся вниз дороге. Внутри невероятного размера пещеры помещалась высокая, под самый свод, крепость с отвесными стенами, уходящими вверх и распускающихся там, словно цветок, лепестками башен, нависая над фортификацией. Цитадель так и называли «Каменным Цветком», а вокруг небольшого островка, среди озер тухлой воды, где та помещалась, лепились вкривь да вкось жилища тех, кого нелёгкая занесла на окраину мира: гноллы, крысолюды, полукровки всех мастей и человекоящеры. Последние в большинстве своем оказывались беглыми каторжниками с Острова Туманов. Что объясняло их нахождение в такой дали от родного острова.