Планировал ли он остаться? Конечно, нет. Может быть. Ему ничего не мешало это сделать, за исключением того, что у него не было ни единой причины быть здесь и делать тоже было нечего. Зато он смог бы съехать с квартиры. То облегчение, которое он испытал при мысли об этом, удивило его.
– Перестань постоянно думать, – сказал Грили.
Вместе с Грили они пошли погрузить пеньки в прицеп. Они работали так долго, что у Джонатана заболели руки и спина, но результат был налицо. Ему даже захотелось сделать фотографию на телефон в качестве доказательства.
В оставшийся до ужина час Грили переносил данные для своего проекта по видовому разнообразию в лэптоп, а Джонатан улегся на большой и удобный диван. В домике было две маленькие спальни, гостиная, кухонный уголок и крошечный кабинет. Все самое необходимое, без излишеств и вместе с тем удобное.
– Мы анализируем ДНК смежных видов растений, чтобы проследить эволюцию экосистем, – объяснил Грили Джонатану, который пытался изобразить интерес.
На закате они пошли гулять по длинной закругляющейся лесной тропинке. К ним присоединилась Кало, она бежала впереди них и без остановки разговаривала с собаками.
– Ее в самом деле зовут Кало? – шептал Джонатан. – Как Фриду? Она больше похожа на Сару. Или Бет.
Грили пожал плечами.
– Она беженка из неблагополучной семьи. Сомневаюсь, что при рождении ее назвали Кало.
Джонатан думал, сочтут ли беженцем и его, если он останется здесь. Беженцем от неудавшейся первой работы, отказов женщин, несостоявшейся свадьбы, полного унижения, опасной квартиры и неудачи в вопросе, который вот уже семьдесят два часа казался очень важным и жизненным.
Поздно вечером он лежал в тихом домике и пытался представить, как это – жить здесь полгода или год, участвовать в исследованиях разных команд или работать на кухне. Ему нравилось ощущение от местной жизни, ее простота. Он зажмурился и попытался представить, как он, в спортивной одежде, готовит душистые веганские рагу и рубит дрова. Жизнь в лесу в обществе лучшего друга – духовно богатого дровосека-трансвестита (Грили Великий, Грили Премудрый, Грили Единение С Природой). Он, безусловно, любил чернозем. Но он также любил людей, и толпы, и шум. Ему нравился Нью-Йорк во время дождя, под белым ковром из снега и по щиколотки в жиже. Он даже не возражал против нестерпимой летней жары, потому что всегда можно было зайти куда-нибудь и охладиться. Хотя проживание в Нью-Йорке предполагало бесконечные жалобы на все на свете. Ему нравились местные сумасшедшие и рестораны с едой навынос, где он и официанты, которые почти не говорили на английском, звали друг друга по имени. Он любил голубое небо и розовеющие закаты, отражающиеся в небоскребах. Ему нравилось, что можно точно сказать, за сколько ты пройдешь десять кварталов. Нравились уличные рынки, корейские магазинчики и то, что в эпоху «Netflix», когда можно любой фильм посмотреть дома, люди все еще ходят в кино. Ему даже нравился резкий запах на улице в день сбора мусора. Лес был прекрасен – темный и глубокий, но наелся ли Джонатан Нью-Йорком?
Тихое жужжание вывело его из задумчивости, и он понял, что телефон был в беззвучном режиме. Он взял его и проверил сообщения.
Было одно новое, с незнакомого номера. В нем было написано:
«А в чем ты силен?»
Сердце у него заколотилось, и он ответил:
«Доктор Клэр?»
«Ты сказал, что в здравомыслии ты не силен. А в чем силен?»
Его трясло, пока он набирал ответ:
«Я хорошо умею принимать ужасные решения, а потом мужественно из них выбираюсь самым неуклюжим способом».
«Хмм… Впечатляющий талант. А твой самый большой недостаток?»
«Это настолько отвратительно, что стыдно писать»
После этого долго сообщений не было.
«Прошу прощения, я была ужасной тогда»
Потом снова долго не было сообщений, но мессенджер давал понять, что она что-то пишет:
«Просто все было неожиданно».
Он думал с минуту и, глубоко вздохнув, написал:
«Ты не можешь быть ужасна, сколько ни старайся».
Последовала длиннющая пауза.
«Спокойной ночи, Джонатан».
«Спокойной ночи, доктор Вет».
Пришло новое сообщение.
«Зоуи».
Зоуи. Зоуи Клэр. Зоуи-Зоуи-Зоуи. Клэр-Клэр-Клэр.
Он читал и перечитывал ее сообщения. Через несколько секунд в него ткнулся мокрый нос, и он бережно обнял его хозяина.
– Хорошие собаки, – сказал он им. – Какие же вы хорошие собаки.
И они спокойно виляли хвостами, потому что знали, что это правда.
35
На следующее утро Джонатан пошел с собаками на длинную прогулку по лесу и вдоль озера. Все втроем они искупались, замерзли и насухо отряхнулись. Завтрак был обильный: свежеиспеченный хлеб, местные фрукты, органический йогурт и беспошлинный кофе. Затем он взял тетрадь и сделал зарисовки всех, с кем познакомился за последние сутки, сопроводив их примечаниями и вариантами диалогов. Наконец, продержавшись максимально возможное время и исчерпав границы своих физических возможностей, он набрал ее номер. Еще не было и семи утра.
– Недостаток у меня такой, что я попадаю в передряги. Например, соглашаюсь жениться на девушке, с которой мы друг другу не подходим.
– Нельзя сказать, что ты выгодно себя подаешь, – зевая, сказала она.
– Я тебя разбудил?
– Нет. Да. Но мне, в любом случае, пора вставать, – он услышал, как где-то рядом с ней пролаяла Вилма. – Иду, тиран, – сказала она Вилме. – Мне надо идти, – это уже адресовалось Джонатану.
– На самом деле?
– На самом деле.
– Хорошо, пока.
– Пока.
Он все не клал трубку.
– Ты еще здесь? – спросил он через минуту.
– Нет, – ответила она и повесила трубку.
Он думал о ней каждую минуту. Наконец в четыре он написал ей сообщение, продержавшись еще несколько часов с момента, когда исчерпал все свое терпение.
ОН: Мне жаль, что моя невеста разрушила ваши отношения.
ОНА: Мне – нет.
ОН: Ты любила Марка?
ОНА: А ты любил Джули?
Он перестал писать и позвонил ей.
– Если честно, – сказал он, когда она взяла трубку, – я вздохнул с облегчением, когда у нас все закончилось.
– У меня пациент, – сказала она.
– Ой, – сказал он.
– Но раз уж ты спрашиваешь, я была взбешена, когда у нас все закончилось.
– Это совсем не то же самое, что в отчаянии. Да ведь?
– Нет, не то же.
Джонатан закрыл глаза и представил ее выразительный рот, длинный нос, густые, волнистые темные волосы. И сделал глубокий вдох.
– Я бы от тебя к Джули не ушел.
– Я правда не могу говорить, – ответила она и положила трубку.
Рабочий день у нее был до семи. В 7:02 он снова ей написал.
«Ты теперь сама гуляешь с Вилмой вместо Марка?»
«Да»
Ответила она через минуту.
«Давай как-нибудь вместе погуляем с собаками?»
«В какой день?»
«Я сейчас за городом. Возвращаюсь завтра».
Она написала через вечность:
«Тогда на следующей неделе?»
«Да. Как насчет завтра?»
«Позвони мне»
Он был рад звонить ей каждую минуту каждого дня, до самой смерти.
– Ты сегодня какой-то решительный, – заметил Грили, склонив голову и немного прищурившись.
– Я уладил одну вещь, – сказал Джонатан. – Вернее, две.
Грили кивнул.
– Это начало. Спасибо тебе.
– За что?
– За то, что ты был моим духовным наставником. Ты был прав насчет многих вещей. По крайней мере, насчет некоторых.
– Это хорошо, – ответил Грили.
Следующую ночь Джонатан то засыпал, то просыпался, видел ее во снах, мечтал о том, чтобы она была рядом, охваченный возбуждением и тревогой одновременно. «Вдруг… вдруг… вдруг…» – думал он. Затем он перестал задаваться вопросами и просто представлял ее в самых разных ситуациях и себя, если бы она разрешила ему гладить ее волосы, держать в руках ее лицо, целовать ее – его собственную, высокую, строгую, добрую доктора Вет.
Когда пришло время собираться, Джонатану стало грустно. Ему очень понравилось здесь – среди тихого шелеста леса, среди сов, рыб, чернозема, который образовался за века органического разложения листьев и сосновых иголок. Утро было дождливым, и Джонатан почуял дождь еще до того, как начало капать. У дождя был холодный острый запах, который он никогда не ощущал в Нью-Йорке. А затем он услышал шорох, с которым капельки падали и стекали по листьям и веткам. Он представил, как они с доктором Зоуи Клэр лежат под шерстяным одеялом, прижавшись друг к другу с головы до ног.