- Проснись и пой, царевна Будур! – Кёнинг подошёл к румынке и толкнул её ногой.

Партизанка лишь покорно перевернулась на живот. Совсем как тряпичная кукла.

Шварц присел на корточки и похлопал девушку по щеке:

- Чёрт тебя дери во все дыры, это не смешно!

Лизель так и не проснулась. Немец нахмурился и положил руку на её лоб.

Лоб румынки просто пылал, как будто это был не лоб, а плита, на которой скоро должна была оказаться сковородка с яичницей.

Шварц отдёрнул руку, сел рядом с Мареш и задумался. Убивать ли её? Выкинуть ли? Ведь она всё равно бесполезна.

Кёнинг мотнул головой. Нет, эта игрушка своё пока не отслужила, поэтому ей надо было срочно помочь. С этими мыслями немец взвалил Лизель на плечо и отнёс к себе. Осторожно занеся девушку в ванную, Шварц налил немного тёплой воды и начал аккуратно умывать румынку.

Закончив с мытьём, немец отнёс девушку на кровать и уложил её, тщательно завернув в одеяло. Мужчина сел рядом, внимательно наблюдая за Мареш и её состоянием:

«И что же мне с ней делать дальше? Лечить? Ухаживать за ней? Чёрт побери, она же убийца и враг государства! Да ещё и грязнокровка! Такие как она не заслуживают такого хорошего обращения!»

Вдруг Шварц перевёл взгляд на тот портрет, который девушка нарисовала до поимки:

«Хотя, она вполне заслуживает такое обращение. С такими-то талантами.»

Мареш слабо вздохнула, нервно помотав головой, судорожно вздохнув:

- Mamă, tată, mă doare*. – Чуть слышно пролепетала она. - Sunt bolnavă**?

Кёнинг вздрогнул, наклонившись над Лизель и осторожно положив руку на её макушку:

- Тише, тише, всё хорошо. – Чуть слышно произнёс он, осознавая, что на данный момент он никак не сможет ей помочь:

- Am visat un german teribil care ma rănit***. – Жалобно пролепетала Мареш, нервно мотнув головой и тем самым стряхнув руку немца. - De ce a făcut asta? Mi-e frică. Du-mă acasă, te rog****. – После этих слов румынка тихо и по-детски беспомощно заплакала, мелко дрожа.

Шварц встал и вышел. Он торопливо набрал небольшой тазик с холодной водой и приготовил бинты. С этими вещами Кёнинг вскоре вернулся к больной. Немец отмотал немного бинтов, оторвал их, сделал небольшую повязку, которую намочил в холодной воде, и положил на лоб Лизель, заметив, что после этого Мареш перестала метаться в бреду и что-то бормотать.

Мужчина вздохнул с облегчением, сев рядом с румынкой и внимательно глядя на неё.

Через полчаса партизанка едва приоткрыла глаза, еле слышно вздохнув. Увидев Шварца, Лизель испуганно заверещала, жалобно заплакав и закрыв лицо руками:

- Nu! Nu mă atinge! Te rog*****! – В отчаянии вскричала Марш, мотая головой и чуть слышно всхлипывая. Девушку мелко трясло от рыданий.

Шварц вздрогнул, оцепенев. Ещё никогда он не слышал, чтобы девушки так громко верещали. Кёнинг никогда не видел подобного испуга и такой реакции. Как правило от него либо отворачивались, либо раболепствовали как могли. Но никто не верещал и не плакал. Тем более, ни у кого не было такого состояния. Это напрягло немца вдвойне.

Лизель опустила голову, чуть слышно рыдая и бормоча что-то нечленораздельное. Мареш судорожно вздыхала, мелко дрожа и судорожно сжав в руках край одеяла как последнюю надежду на спасение.

Надо было что-то делать.

Комментарий к Глава 7

*Мама,папа, мне больно.

**Я заболела?

***Мне снился страшный немецкий человек, который делал мне больно.

****Почему он это делал? Мне страшно. Заберите меня домой, умоляю.

*****Не надо! Не трогайте меня! Пожалуйста!

========== Глава 8 ==========

Лизель плакала, опустив голову и бормоча что-то нечленораздельное. Судя по всему, девушка умоляла не трогать её.

Кёнинг невольно оцепенел, с искренним непониманием глядя на Мареш. Он не знал, как ей помочь. А когда Шварц чего-то не знал, то он начинал злиться:

- Заткнись! Замолчи! – Вскричал немец. – Ты вообще должна радоваться тому, что я оказал тебе такую честь, скотина!

Лизель вздрогнула, взглянув на Шварца своими зелёными заплаканными глазами и замолчав. Вдруг девушка очень громко заверещала, ещё сильнее расплакавшись и рухнув обратно. Девушка так громко рыдала, что Кёнингу показалось, что на её отчаянный вой сбежится весь город.

Мареш колотила крупная дрожь. Она жалобно кричала и плакала, подняв полный боли взгляд на потолок:

- Тише, не плачь. – Мужчина склонился над румынкой, осторожно пригладив её растрепавшиеся длинные волосы. – Я не хотел делать тебе больно. Просто ты сама напросилась и всё.

А вот подобное говорить явно не стоило, потому что Мареш взвыла ещё громче, запрокинув голову. Девушка плакала, прикрыв глаза и зарывшись пальцами в волосы, как будто собиралась вырвать их.

Вдруг Лизель прекратила выть, задохнувшись в приступе кашля. После этого девушка без сил обмякла, чуть слышно всхлипывая и кое-как свернувшись комочком под одеялом.

Шварц прикусил губу, думая. Кричать на неё и говорить о её вине было не самым разумным решением на данный момент, ведь Мареш вновь могла удариться в истерику и слёзы. А Кёнингу видеть это совсем не хотелось.

Немец долго смотрел на этот мелко трясущийся комок под одеялом и тихо вздохнул, начав чувствовать себя распоследним мудаком и мерзавцем.

Мужчина осторожно взял мелко трясущуюся девушку на руки и также осторожно прижал её к себе.

Лизель вздрогнула, оцепенев. Неожиданно для себя Мареш начала вырываться из рук Шварца, пытаясь хоть как-то его ударить:

- Мерзавец, козёл, мудак, скотина! – Задыхаясь от рыданий закричала она, стукнув Кёнинга головой. – Сволочь! Сволочь! Сволочь! Ненавижу тебя! Умри!

Подобная вспышка ярости немного напугала немца. Он чуть ослабил хватку, и Лизель незамедлительно начала колотить его кулаками:

- Ticălosule! Nenorocitule! Un animal desfrânat*!

Шварц, не выдержав, крепко прижал Лизель к себе, не давая ей пошевелиться. Он прислушивался к её чуть слышным ругательствам в его адрес, который быстро прекратились. Мареш вновь заплакала, склонив голову и мелко дрожа.

Кёнинг так и держал девушку, начав баюкать её на руках в надежде на то, что румынка успокоится и, хотя бы, заснёт.

Партизанка, покорно обмякнув, чуть прикрыла глаза, чуть слышно всхлипывая и мелко дрожа. Мареш обхватила себя руками, как бы пытаясь защититься от чего-то. Шварц, заметив это, осторожно погладил Лизель по голове, чувствуя, как девушка постепенно расслабляется у него на руках. Немец усадил её обратно на кровать и ушёл. Вскоре он вернулся со своей рубашкой, которую аккуратно накинул на плечи румынки.

Лизель с удивлением и благодарностью посмотрела на Кёнинга. Затем Мареш торопливо всунула свои руки в рукава и также торопливо застегнула пуговицы дрожащими руками.

Шварц мягко улыбнулся, про себя отметив, что в его рубашке девушка выглядит крайне умилительно. С этими мыслями он вышел из комнаты.